номер… Та-а-ак… Ага, пошли гудки, держите трубку.
Я взял у Суслова трубку, приложил мембрану к уху. Гудки все шли. Наконец что-то щелкнуло, и на том конце провода по-английски (хотя ответь мне на другом языке, я бы искренне удивился) сказали:
– Да, это дом мистера и миссис Леннон.
– Синтия, добрый день, это Егор Мэлтсэфф, из Москвы звоню.
– О, Егор! Из Москвы! Здравствуйте, мне Джон о вас рассказывал…
– Надеюсь, только хорошее, – улыбнулся я, как будто моя собеседница могла видеть выражение моего лица. – Синтия, а Джона нет поблизости?
– Ох, он сейчас на студии, на Эбби-роуд, они там даже ночевали, я его уже два дня почти не видела.
– Черт… Синтия, а как туда позвонить? У меня был телефон, но я его, похоже, в лондонской квартире оставил.
– Записывайте, мистер Мэлтсэфф…
– Секундочку, – сказал я и по-русски обратился уже к Суслову. – Михаил Андреевич, карандашика не найдется? Спасибо, – и снова по-английски. – Говорите, Синтия.
До «битлов» я все же дозвонился. К трубке по моей просьбе пригласили Леннона, который, судя по голосу, искренне обрадовался моему звонку.
– Что? Выступить в России? В Москве? 1 июня? Отличная идея, Егор! Я только «за», да и парни, уверен, не станут возражать, они тоже давно хотели посмотреть, как живут в вашей стране, спеть для русских.
– Вот и случай подвернется, прилетайте сразу на недельку, отдохнете, расслабитесь, – говорил я, косясь на Суслова, который вполне мог владеть английским. – Тут вам обещают целую культурную программу по высшему разряду. Насчет билетов на самолет, как меня заверили, проблем не будет, их вам оформят через советское консульство. А в Москве забронируют места в лучшей гостинице. Запиши, кстати, телефон человека, через которого придется держать связь, его зовут Леонид Федулов.
– Да, но нам еще нужно поставить в известность Брайана.
– Эпстайна? Думаешь, он может наложить вето на поездку?
– Вряд ли он пойдет на это, думаю, он даже попросит еще один билет на него.
– Михаил Андреевич, а можно будет билеты на пятерых – четырех музыкантов и их продюсера?
– Решим вопрос.
– Джон, мне сейчас сказали, что этот вопрос решаем… Ага… Хорошо, будем на связи. Пока!
Я положил трубку, и мы обменялись с Сусловым взглядами. Молчание длилось несколько секунд, после чего тот наконец произнес:
– Ну что, товарищ Мальцев, все нормально?
– Да, товарищ Суслов, вроде со всеми удалось уладить. Ничего, что я им пообещал культурную программу от вашего лица?
– Какую именно? – насторожился Суслов.
– Мы этот вопрос не уточняли, зато у вас будет время все продумать.
– Хм, хорошо, обмозгуем… Теперь, если вас не затруднит, посидите в приемной, а я созвонюсь с Екатериной Алексеевной, мы обсудим вопрос участия вышеперечисленных исполнителей в рамках фестиваля. Я распоряжусь, чтобы Вера Алексеевна сделала вам еще чаю.
– А один вопрос можно?
– Задавайте.
– Вам не кажется, Михаил Андреевич, что название фестиваля, скажем так, несколько неактуально?
– Что вы имеете в виду?
– То, что я и говорил на собрании. У нас немало ветеранов войны нуждаются, например, в улучшении жилищных условий, а на фоне недавнего землетрясения в Ташкенте можно было бы помочь и оставшимися без крова. Думаю, люди с удовольствием приняли бы помощь.
– Хм, над этим нужно помозговать…
– И еще одно предложение вдогонку разрешите озвучить?
– Да вы просто фонтанируете идеями, Егор Дмитриевич! Ну что там у вас еще?
– У меня вариант проведения концерта как бы в двух отделениях. Сами видите, что, с одной стороны, подбираются музыканты более старшего поколения с похожим репертуаром, и молодые, исполняющие более современный репертуар. Не логично ли будет их развести вместо того, чтобы выступать вперемешку?
– А что, в вашем предложении есть зерно. И выглядит оно вполне логично, я бы мог и сам до этого додуматься. Это мы сейчас тоже с товарищем Фурцевой решим. А вы все же идите чайку попейте, пока я общаюсь по телефону.
Минут через тридцать, когда этот самый чай у меня разве что из ушей не тек, и я думал, о чем так долго можно говорить с министром культуры, меня снова пригласили в кабинет к Суслову.
– Все нормально, мы поговорили с Екатериной Алексеевной. Вопрос по новым исполнителям решили. Она при мне созвонилась со своим же заместителем, товарищем Баскаковым, который непосредственно взаимодействует с артистами. Генеральная репетиция состоится 31 мая в ДК «Красный Октябрь» в полдень. Ну это вы вроде бы должны знать. Будет у вас еще возможность созвониться с вашим английским другом?
– Надеюсь, что да.
– Вот тогда как выясните, точно ли они готовы лететь – тогда через консульство закажем билеты и обеспечим гостиницу. В экстренном порядке мы допечатаем афиши с изменениями. Только на всякий случай появление этих… «The Beatles» упомянем как возможное. Кстати, а с участниками вашей группы все нормально, разместят?
– Да, в гостинице «Москва», на парней выделили трехместный номер, и на девушку – одноместный. Не люкс, но вроде бы приличный, судя по отзывам дежурной, когда я туда дозвонился.
– Замечательно! По концерту в двух отделениях она тоже со мной согласилась. Чтобы не томить ожиданием немолодых артистов, решили, что пусть они выступят в первом отделении, а вам, молодым, придется закрывать фестиваль. Ну а что касается названия фестиваля и цели акции… Мы и этот вопрос обсудили с Екатериной Алексеевной, и пришли к выводу, что если исполнителей можно варьировать, то цель акции уже обозначена.
– Жаль, – вздохнул я.
– Но согласитесь, что помощь африканским детям – тоже благородная цель… Что ж, не смею вас больше задерживать, Егор Дмитриевич. Всего хорошего. Если возникнут какие-то вопросы – звоните или мне в приемную, или сразу товарищу Фурцевой.
«Ффух, прокатило, – думал я, покидая здание на Старой площади. – Причем прокатило не в самом плохом варианте. Жаль, что с идеей акции не выгорело… А тут я еще ухмыляюсь портрету Шелепину. На фоне легенды о нашем родстве Суслов мог это воспринять в каком угодно ключе».
Весь погруженный в свои мысли, я на автомате поймал такси и так же, в мыслях о грядущем фестивале и недавней встрече с Сусловым, доехал до дома. Поздоровался с парой бабушек у подъезда, одолел первый лестничный пролет… и увидел сидящую на подоконнике Светлану Фурцеву.
В первый момент я ее даже не узнал. Куда делась та жизнерадостная, пышущая здоровьем молодая женщина? Теперь это была ее бледная и исхудавшая тень, причем бледная в буквальном смысле слова. Темные круги под глазами делали ее похожей на Наталью Варлей в образе панночки, которая в гробу летала перед охреневшим Хомой.
– Привет! – сказал я, не зная, что еще можно произнести в этой ситуации.
– Привет, – тихо ответила она. – У тебя нет сигаретки или папиросы?
– Ты же знаешь, у меня режим, с вредными привычками строго.
– А я вот не могу бросить… Никотин меня хоть немного успокаивает. Час назад последнюю выкурила.
А окурки, получается, прямо в эту вот открытую форточку и бросает, на головы сидящим у подъезда бабулькам. Или их ветром сносит? Вполне вероятно, ветерок сегодня серьезный, иначе упади им «бычок» за шиворот, старушки мигом бы всех на уши подняли. А вообще странно, что человек столько времени сидит в подъезде, и никто и ухом не повел. Я за пять лет в этом мире уже привык, что советские люди обязательно поинтересуются у праздно торчащего в подъезде неизвестного, к кому он, кого ждет, а уж бабушки – те и вовсе всю душу вытрясут, и лишь выяснив, сколько раз в день человек сексом занимается, спокойно пойдут дальше. Тем более у нас 5-этажный дом, без лифта, все движение по лестнице.
– А что стряслось, почему такой… вид?
– Что, плохо выгляжу?
– Да не то чтобы плохо… Но сильно отличаешься от той Светланы Фурцевой, которую я видел год назад.
– Что ж вы меня все по девичьей фамилии склоняете, – грустно усмехнулась она. – Я ведь уже несколько лет как Козлова. Так и норовите напомнить, кто моя мать.
Я на мгновение растерялся. Действительно, я и сам как-то привык проводить непосредственную параллель между Фурцевой-старшей и ее дочерью.
– Ладно, больше не буду… А здесь-то что делаешь? Ждешь кого?
Ответ на этот вопрос я знал заранее, поэтому не особенно удивился, услышав:
– Ага, жду. Тебя. Меня тут бабки за твою поклонницу приняли, я не стала отнекиваться. В какой-то мере да, поклонница. А они мне, мол, шляются тут, все стены в подъезде исписали.
Она выжала из себя страдальческую ухмылку. Насчет стен бабки были правы, но это было преимущественно до моего отъезда в Англию. Потом фанаты поутихли. Странно, что сейчас и в самом деле их не наблюдается, все ж таки многие через газеты и ТВ узнали, что я вернулся, чтобы выступить на фестивале.
– Так ты что, просто поговорить хотела или…
Я запнулся, не зная, как выразить свою мысль.
– Извини, домой не приглашаю, ребенок маленький. Да и жена… может неправильно понять. Если хочешь, давай посидим где-нибудь в кафе, что ли…
– Господи, какое кафе?! – простонала Светлана, глядя на меня повлажневшими глазами. – Я ж к тебе пришла! Ты понимаешь, что я не могу без тебя жить?!! Вот, смотри.
Она закатала рукава платья, показывая бело-розовые шрамы на запястьях. Вот же ведь, Фурцева-старшая не раз вскрывала себе вены – если верить некоторым историкам – начиная примерно года с 60-го, и дочка идет проторенной дорожкой.
– Это из-за тебя! – в ее голосе уже ощущались нотки истерики. – Неужели ты еще тогда, год назад не понял, что мне нужен только ты?! Да я пить начала из-за тебя! Я вены из-за тебя резала!
– Свет, давай мы успокоимся и поговорим, как взрослые люди.
Я обнял ее за вздрагивающие плечи. Ох, как же я ненавижу успокаивать плачущих баб!
– Ну все, прекращай плакать, у тебя же тушь потечет… Хотя какая тушь, ты же без косметики. Нельзя так себя запускать женщине в самом расцвете лет. Ладно, где у тебя носовой платок? В сумочке? Щас…