И когда, наконец, Адель в великолепном темно-синем платье с серебряными вставками вышла на сцену, открывая вторую часть концертной программы, стадион буквально взорвался воплями восторженных зрителей.
– Я… искала тебя… годами долгими…, – начала Адель под рев обезумевшей толпы.
Затем исполнила «Не отпускай», в которой мне когда-то пришлось заменить слова «мама Америка» на «снова истерика». После чего, вполне собой довольная, послала толпе воздушный поцелуй и покинула сцену.
– Молодец, ты просто порвала зал… вернее, стадион, – похвалил я сияющую Ольгу, чем вызвал у ее стоявшей рядом мамы еще более широкую улыбку.
– Егор, спасибо вам огромное! – прижав руки к груди, выдохнула Нина Константиновна. – Если бы не вы…
Казалось, она сейчас расплачется от переполнявших ее эмоций. Понятно, такой аудитории у ее дочери еще никогда не было, а тут еще на соцстраны трансляция идет.
– Ваша дочь – настоящий талант, ей спасибо скажите, – успокоил я маму Ольги-Адель.
Тем временем уже «Апогей» выдал первые аккорды песни «Hard Day's Night». Весьма в тему, народ как раз отмечал на стадионе вечер трудного дня. Как-никак многие заявились на фестиваль после работы или учебы, учитывая, что 1 июня у студентов еще отнюдь не каникулы. Следом народ – в основном из тех, кто затер до дыр пластинки «Апогея» – принялся подпевать песням «Can't Buy Me Love» и «Back In The U.S.S.R.» А меня все это время не покидало чувство, что на сцене работает кавер-группа, исполняющая битловский репертуар.
– Дорогие друзья, – объявила выступавшая в качестве ведущей еще вполне молоденькая Анна Шатилова. – Дорогие друзья, а теперь на эту сцену поднимется коллектив, чьи песни больше известны в Англии, чем в Советском Союзе. Однако вы их тоже наверняка слышали… Нет-нет, это не «The Beatles», они обязательно выступят, но чуть позже. Это ансамбль, – тут она скользнула взглядом в свой листочек, – «Sickle & hammer».
Дальше под вопли публики последовало небольшое представление меня любимого как автора популярных в стране песен «Шумят хлеба», «Нежность», «С чего начинается Родина» и так далее. Ну и про футбольную ипостась Шатилова упомянула. Только после окончания этого ликбеза я, мысленно крестясь, пропускаю музыкантов вперед, напутствуя их шлепком по спине – Диану скорее погладил – а сам поднимаюсь последним. Энергетической волны с трибун достаточно, чтобы живо вспомнить происходившее прошлой осенью на «Уэмбли».
«Си энд Эйч!» – скандировали зрители, и я не удержался, чтобы не вызвать у публики новый всплеск эмоций, помахав всем рукой. В том числе занимавшим места в VIP-ложе Шелепину с семейством, и Фурцевой с дочерью, которых я неплохо видел со сцены. Там же пристроился Суслов, вон бровастый Брежнев, рядышком вроде Косыгин, еще кто-то наверняка из больших дядек, чьи лица мне были не очень хорошо знакомы. До последнего ведь держали в тайне, приедут или нет члены советского правительства на концерт, более-менее были уверены только в появлении английского посла в СССР. Опять же, все как на «Уэмбли», только в зеркальном отражении. Разве что королевы у нас нет.
За нашими спинами на тросиках медленно опускаются огромные, перекрещенные серп и молот. Без лампочек, но и так нормально.
Ну что, вдарим роком по русскому бездорожью?! И мы вдарили… «I surrender!» подпевал, казалось, весь стадион. Затем под то ли спички, то ли зажигалки, как на «Уэмбли», внимал психоделической «Stairway to Heaven». Большинство наверняка не понимали слов, но тут можно и одной музыкой насладиться. Ну и на закуску (как мы тогда думали) «All you need is love» с духовиками Утесова, и вновь стадион подпевает, еще мощнее, чем на «I surrender!». Раскланиваемся, благодарю зрителей, собираемся освобождать сцену для хэдлайнеров шоу, и Шатилова уже на низком старте со своей папочкой, но заведенный стадион нас не отпускает, требует продолжения. Мы бы и рады, но регламент…
Но тут меня в очередной раз торкнула моя наглая самоуверенность, видно, по наследству все-таки от Лозового досталась. И я говорю в микрофон:
– Спасибо всем огромное еще раз за поддержку! Там, за кулисами, своего выхода ждут парни из «The Beatles». Но я думаю, они не обидятся, если мы задержимся на пару минут, чтобы исполнить вам еще одну, недавно написанную песню. Она называется «Zombie». Что значит это слово – со временем узнаете, но уверен, вам песня придется по вкусу.
Стадион, судя по единому воплю, был не против, и я кивнул Диане, приглашая ее к центральному микрофону. Эту позаимствованную у «The Cranberries» вещь мы репетировали аккурат накануне моего отлета в Москву, и на прощание я дал участникам своего коллектива задание довести ее исполнение до совершенства. Ну а пела, понятно, Диана, чье гортанное тремоло в припеве на слове «zombie» меня приятно удивило. Сделала по моей просьбе все так же, как и было в оригинале у Долорес О'Риордан. Помню, закрыв глаза, я вообще не нашел никаких отличий. Нда, повезло мне с моими музыкантами. Басист поет не дуром, и лидер-гитаристка не отстает. Может, нам замутить что-нибудь типа «Bohemian Rhapsody» с многоголосьем? То-то поклонники удивятся очередному нашему закидону.
А между тем Диана закончила с первым куплетом про бомбы и прочую хрень, и перешла к куплету, рассказывая о засевших в головах зомби. В груди малость поджало – а ну как не вытянет со своим тремоло, налажает… Но нет, молодцом девочка! Народ вдохновился, и последний припев уже подпевал весь стадион: «zo-о-mbie, zo-о-mbie, zo-о-mbie, е-е-е…»
Сыграв заключительный аккорд, решительно прощаюсь со зрителями и даю своим команду валить со сцены. А то и в самом деле перед «битлами» неудобно, заставили хэдлайнеров ждать. Хотя Джон вон показывает большой палец, видно, песня ему тоже понравилась.
– Егор Дмитриевич, вы что же делаете?! – заламывая руки, встретил меня Туманов. – Вы же весь график нам рушите, у нас все же было расписано минута в минуту…
– Да что ж вы так переживаете, Иосиф Михайлович, сами видели, как народ нас отпускать не хотел, уж одна песня погоды не сделает.
– Не сделает… Эта песня, между прочим, не была утверждена комиссией, кто знает, о чем вы там на английском пели!
– За мир, против войны, если в общих чертах, – успокоил я ответственного товарища.
Не объяснять же ему, что песня призывает забыть о событиях 1916-го года, когда в Дублине произошло кровавое «Пасхальное восстание», ставшее для Великобритании ударом в спину на фоне войны с Германией. Композиция предлагала порвать с политизированным прошлым, а боевики ИРА как раз и фигурируют как «зомби».
Чувствую, у компетентных органов ко мне еще появятся вопросы по поводу песни, не утвержденной худсоветом. Как же, прозвучала в прямом эфире не только на весь Союз, но и на страны социалистического содружества. Да еще в присутствии первых лиц партии. Хочется верить, что мое имя уже кое-что значит, и этот «косяк» не вызовет цунами репрессий в адрес и меня, и моих ребят.
– Hello, Moscow! – крикнул в микрофон Джон, и стадион отозвался ревом сотни тысяч глоток. – Thanks to our great friend Egor Maltseff that invited us here…
В общем, Леннон выразил мне благодарность за приглашение на этот фестиваль, после чего на стадионе начало твориться форменное безумие. Если мы как следует завели народ, то «битлы» просто-напросто снимали сливки. VIP-ложа – за исключением британского посла – синхронно морщилась, но выжимала из себя дипломатические улыбки.
Невольно подумалось, что, сколько у «битлов» песен ни воруй, а все равно популярности хоть отбавляй. Талант всегда пробьется к свету, а уж в гениальности этой четверки (как минимум Джона и Пола) сомневаться не приходилось.
«The Beatles» нас переплюнули. Они помимо четырех заявленных песен раздухарились еще на три с последнего альбома, просто-таки наплевав на договоренность с приглашающей стороной. На Туманова, метавшегося за сценой, больно было смотреть, он только что не рвал на голове остатки волос. Ох и не завидую я Михаилу Иосифовичу, ох не завидую! Хорошо хоть не сталинские времена, к стенке не поставят. Хотя само проведение такого мероприятия при Вожде было бы под большим вопросом.
Ну все, вроде бы финиш. Застоявшиеся в стойлах пионеры выскочили на поле, демонстрируя прощальную хореографическую композицию. С трибуны, конечно, смотреть удобнее, но я и отсюда видел, что детишки выстраиваются в буквы, и на поле появляются слова «Мир», «Дружба», «СССР», «Африка»… А в финале в небо взмыли сотни белых голубей, как символ мира. Где уж они отыскали-то столько… Может, обычных покрасили?
Сразу разбежаться нам не дали. Дождались в подтрибунном помещении визита товарищей Шелепина, Суслова и Фурцевой. Остальные «небожители», видимо, не снизошли до визита к артистам, либо их просто не пригласили. Зато была охрана в количестве двух человек и переводчик, который переводил для англичан слова Шелепина.
– Спасибо всем, было очень здорово, – сказал Александр Николаевич. – Особенную благодарность хочу высказать нашим зарубежным гостям, которые согласились на перелет и выступление перед советской публикой. Завтра, насколько я знаю, вас ждет еще и культурная программа, надеюсь, вы покинете столицу Советского Союза с самыми теплыми воспоминаниями.
Вскоре представительная делегация покинула помещение, а вот Фурцева все же задержалась и попросила меня отойти в сторону.
– Товарищ Мальцев, это что за самоуправство?! – громко прошептала она.
– Вы о чем, Екатерина Алексеевна? – с самым невинным видом поинтересовался я.
– О чем?! Да о том, что вы спели неутвержденную комиссией песню!
– Ах, об этом… Ну спели, так что с того, народ требовал от нас еще песен, мы и исполнили свежую вещь. «The Beatles» вон больше нашего вне программы пели. Разве кому-то от этого плохо?
– Как бы вам, Егор Дмитриевич, не стало плохо. Я это дело так просто не оставлю.
И после этого помчалась догонять ушедших вперед Шелепина со свитой.
А у меня на душе тут же начали поскребывать кошки. Может, стоило ей напомнить о поведении дочери, не красящем советскую женщину? Или это прозвучало бы низко… Ну да, с Фурцевой-младшей мы никаких договоров относительно неразглашения ее попытки суицида не заключал