— Малыш, Малыш…
Выглядываю в коридор, а там у большого темного шкафа стоит Аматуни и, пьяно раскачиваясь, манит к себе пальцем Арсена:
— Подойди-ка ко мне, Малыш…
— Это вы мне, парон полковник? — посмотрел на него Арсен.
— Да, тебе, Малыш. Дамам хочется шампанского, — объяснил полковник. — Где же шампанское?..
Арсен не сводил с него изумленных глаз. Он, видно, все не мог понять, чего это понадобилось от него полковнику. Но затем, хитро улыбнувшись, он быстренько огляделся кругом, подошел к большому шкафу и открыл дверцу.
— Здесь, господин полковник, здесь все: и шампанское и мадамочки.
— Да-да, спасибо, Малыш. — И полковник преспокойно вошел в шкаф.
Арсен закрыл за ним дверь, накинул крючок и выскочил из коридора.
Я наблюдал эту сцену и давился смехом. Давно уже Арсен не откалывал таких штучек.
«Видно, водка ему в голову ударила, — подумал я. — То-то будет завтра шуму».
Но вскоре я забеспокоился. Ведь там вот-вот хватятся полковника, вспомнят, что он пошел в сторону кухни, наконец, найдут его запертым в шкафу, и скажет он, что сделал это Малыш. И тут уже мне будет не до смеху. Надо срочно что-то придумать.
Сначала я было решил попросту бросить все и смыться из кухни. Но потом понял, что этим только дам им повод поверить, будто и правда этот номер выкинул я.
Нет, Арсен сделал ужасную глупость. И ведь сколько ни говорит ему Цолак, чтобы был серьезнее, Арсен все чего-нибудь придумает.
За дверью что-то грохнуло. Сейчас Аматуни поднимет шум, и тогда мне не миновать беды… Я подбежал к шкафу, открыл дверцу и… остолбенел от удивления. Полковник не стоял, а сидел на полу, привалившись к стене, и мирно посапывал.
— Парон полковник, парон полковник! — Я стал трясти его за плечо, испуганно оглядываясь на дверь. — Вставайте, парон полковник!.. Ваши дамы зовут вас…
— Дамы? — Аматуни с трудом очнулся. — Минутку, я сейчас…
Кое-как с моей помощью он поднялся и нетвердыми шагами вышел из шкафа.
Я облегченно вздохнул, повернулся, чтобы закрыть дверь шкафа, и оцепенел от удивления: в полутьме поблескивал маленький, новенький револьвер… Настоящий браунинг.
Я быстро схватил это сокровище, засунул его за пазуху и выскочил вон.
Мрачный, туманный день. Дует холодный ветер. По раскисшей от дождя дороге движется группа всадников. Это Бахшо со своими дружками. Между ними идут отец, Цолак и Арсен со связанными руками. На лицах маузеристов довольные улыбки, в то время как пленники понурые и грустные… Я прячусь за камнем у обочины дороги и жду, пока подойдут. Вот они уже совсем близко, и я неожиданно выскакиваю на дорогу.
«Руки вверх, разбойники! — кричу им в лицо. — И молитесь богу — настал час расплаты!»
Маузеристы, конечно, громко гогочут: кто, мол, такой этот смельчак? Невооруженный мальчишка, и только. Бахшо вскидывает хлыст и орет:
«Ах ты сукин сын!..»
Но не успевает ударить, потому что я вынимаю из-за пазухи браунинг и одним выстрелом укладываю наповал Бахшо… На лицах остальных маузеристов ухмылка сменяется выражением ужаса. Они тянутся за своими маузерами. Но поздно… Бах, бах, бах! — одну за другой выпускаю я пули…
— Нет у тебя совести, что ли, Дьячок? — слышу я вдруг голос Завена. — Не мог этот свой поганый сундук потом чинить? Гляди, как напугал бедного Малыша…
Я огляделся и увидел, что… нахожусь в казарме. Ребята давно уже проснулись и вышли умываться. Завен, по-видимому, сегодня дневальный — он подметает пол. А Киракос возле койки забивает гвоздями отклепавшиеся полоски жести на своем сундуке. Он поглядел на меня, заискивающе улыбнулся и сказал:
— Ой, Гагик-джан, ты и правда испугался? А мне казалось, ты у нас храбрец.
Я действительно был испуган, но не его шумом. «Револьвер!» — подумал я.
Накануне вечером, когда мы с ребятами вернулись в казарму и я улегся на койку, мне долго не спалось. Я крепко сжимал в руке браунинг и придумывал планы мести один другого сложнее, пока не уснул.
И вот, проснувшись, я увидел, что револьвера у меня в руках нет. Неужто кто-то увидел его и забрал?..
Я чуть не закричал от этой догадки, но сдержался и стал осторожно ощупывать постель. Вдруг нога моя коснулась чего-то твердого. Вот он, у самых моих ног… Я осторожно подтащил к себе браунинг и спрятал под подушку. Потом сел на кровати, стал одеваться и быстренько засунул его за пазуху.
С перекинутыми через плечо полотенцами в комнату вошли Цолак, Арсен и другие ребята.
— Ну, Малыш, проснулся? — сказал Арсен, подошел ко мне и стал изучать мoe лицо. — Хмм… С таким лицом в город не ходи, не то все невесты на выданье на тебя накинутся, передерутся из-за ревности.
Я потрогал лицо: оно распухло и болело от прикосновения.
— Не догадались мы вечером примочку приложить. — сказал Цолак. — Ничего, скоро пройдет. Но домой ты действительно не ходи.
— Почему?
— Во-первых, мама твоя испугается, увидев тебя таким. И потом, надо выждать, посмотреть, что намерен делать этот мерзавец. Если он не позабыл о вчерашнем происшествии, то может искалечить тебя…
Я мысленно улыбнулся. Если бы они знали, как изменилась обстановка… Не я, а он теперь должен меня бояться.
Но после репетиции меня все-таки домой не отпустили. Туда пошел Цолак и, вернувшись, радостно сообщил о том, что узнал от Анаит: Бахшо пришел домой среди ночи, сел на коня и куда-то ускакал со своими дружками.
— Наверно, решил после вчерашнего своего лихачества на некоторое время скрыться, — предположил Цолак. — Боится, что Аматуни начнет против него дело.
— А вернее всего, снова отправился разбойничать, — сказал Арсен. — Не похоже, чтобы такой бандит кого-нибудь испугался.
Ребята искренне радовались, что Бахшо нет в городе, и невдомек им было, что я мечтал о встрече с ним. «Скорей бы возвращался, вот уж задам я ему! — думал я. — Только бы поскорее…»
В ДОМЕ У „ДЯДИНОЙ ЖЕНЫ“
Как раз в те дни я как-то заметил, что Цолак и ребята снова о чем-то перешептываются. Я, конечно, пристал к ним: мол, что случилось, зачем шушукаетесь? И был очень удивлен, когда Арсен, который всегда так хорошо ко мне относился и был дружен со мной, сказал довольно холодным тоном:
— Ничего особенного не случилось… И не твоего это ума дело.
Я вопросительно посмотрел на Завена, потом перевел взгляд на Варткеса, на Корюна. Все загадочно молчали. Ясно, что у них появилась какая-то тайна, в которую меня посвящать не хотели.
— Погодите-ка, уж не случилось ли чего с моим папой? — вдруг пронзила меня тревожная мысль.
— Нет же, нет… Отец твой выздоравливает, скоро выпишется, — тем же тоном ответил Арсен.
Но я ему почему-то не поверил. Наверно, что-то случилось с папой, а не то чего бы им от меня скрывать? Ведь они обычно во всем доверяли мне. Потому-то со все более возрастающим беспокойством я требовал, чтобы они сказали мне, что произошло с папой, и даже угрожал, что, если не скажут, я сам отправлюсь в больницу и все узнаю.
Видимо, эти мои угрозы всерьез обеспокоили ребят.
— Этот парень сошел с ума, он и нам и отцу своему все дело испортит! — воскликнул Завен.
Тут подошел Цолак и, узнав, в чем дело, стал успокаивать меня, говорить, что с папой ничего не случилось. Но, видя, что уговоры на меня не действуют, он вынужден был уступить:
— Ладно, я скажу тебе, в чем дело. Но только знай: это самая важная тайна из всех, что мы тебе когда-либо доверили, и держи язык за зубами.
И он объяснил, что сегодня вечером он вместе с Арсеном, Завеном, Корюном и Варткесом идут на какое-то подпольное собрание. Я был взволнован и оскорблен до глубины души. Ведь мне-то казалось, что у них не может быть никаких тайн от меня… И вот они отправляются на подпольное собрание (подумать только — под-поль-ное!) и не только не берут меня с собой, но даже пытались сохранить это в тайне от меня…
По-видимому, все мои мысли были написаны на моем лице так ясно, что Цолак понял их и стал утешать меня, уговаривать.
— Ты не горюй, Гагик-джан, — сказал он. — Там ничего интересного не будет… И кроме того, видишь, сегодня я веду туда только четверых, а Асканаза, Левона, Вардана и тебя сведу в другой раз.
Эти слова еще больнее обидели меня.
— Как же ты равняешь меня с ними? — закричал я. — Может, это они распространили столько листовок? А может, они умеют так же, как я, хранить важные тайны? Помнишь, когда Дьячок пытался заставить меня проговориться, удалось ему вытянуть из меня хотя бы словечко?.. А будь на моем месте Асканаз или Левон, еще не известно, что бы получилось… Нет, не надо меня брать куда-то там с ними. Или я пойду сегодня с Арсеном и остальными, или никогда и никуда не пойду!
Цолак слушал мою взволнованную и бессвязную речь с улыбкой, а когда я закончил, вдруг потрепал меня за волосы.
— Прости меня, Гагик, ты, пожалуй, и правда уже совсем зрелый революционер, — сказал он и повернулся к ребятам: — Как думаете, может, возьмем с собой Гагика?..
Ребята молча пожали плечами, и тогда я сердито проговорил:
— Плечами пожимаете, значит?.. И еще называетесь друзьями?.. Когда выкидываете всякие дурацкие номера, без меня не обойтись, а когда собираетесь настоящим делом заниматься, тут же обо мне забываете.
Может, именно этот довод произвел на них самое сильное впечатление, потому что тут ребята хоть и заулыбались, но тем не менее единодушно согласились, чтобы и я шел с ними.
Цолак повел нас в тот переулок, где находился дом его «тетушки». По дороге он то и дело оглядывался, проверял, не увязался ли за нами «хвост». Мы подошли к воротам. Цолак снова на знакомый манер постучал колотушкой в дверь. Вскоре послышалось шарканье шлепанцев, и затем старческий голос спросил:
— Кто там?
— Сын сестры Гегама, — ответил Цолак, хотя нас было пятеро.
Что-то лязгнуло, дверь отворилась, и мы вошли.
— Здравствуйте, матушка, — сказал Цолак.
Но старушка не отвечала, пока снова не заперла дверь на многочисленные замки, запоры и щеколды. Потом повернулась к нам и сказала: