— Вот же оно, твоё яйцо, смотри!
— Это не яйцо, а бутон кувшинки, — сказал я, поглядев на страницу. — Заклинание распускания бутонов тоже относится к открывающим.
— Ты его применял на яйце?
— Нет, зачем?
— Даже если это просто похоже, надо попробовать.
В догадке Теда, определённо, что-то было. Я перекопировал отрывок специальным заклинанием с книги на пергамент, и мы пошли в пустующий класс, чтобы испытать эти чары на яйце. Право проверять догадку я уступил Теду, и, к нашему удивлению, она оказалась правильной.
Но удивлялись мы потом, а сначала чуть не оглохли от резких противных звуков, которые стала издавать сердцевина яйца, раскрывшегося наподобие кувшинки. Опомнившись после звукового удара по ушам, мы стали вслушиваться в быстрый визгливый скрип, чтобы отловить в нём хоть какой-то намёк на подсказку. Примерно через минуту трещалка остановилась и после небольшой паузы зазвучала снова.
Мы прослушали её несколько раз, пока не удостоверились, что повторяется одна и та же последовательность звуков. Слушать её было невыносимо, и Тед отменил заклинание расцветания. Яйцо закрылось, наступила благословенная тишина.
— И что это значит, сюзерен?
— Ты сам всё слышал.
— Ты сказал — помочь открыть, и я помог. А подсказка предназначена тебе, а не мне.
— Я должен сказать, чтобы ты помог с ней разобраться, или это и так очевидно?
Мы от души расхохотались, глядя друг на друга. Так легко и внезапно справиться с одним тупиком, чтобы сразу попасть в другой — это было смешно.
— Может, нужно открыть яйцо в конкретном месте или в конкретное время? Или при каких-нибудь обстоятельствах? — предположил он.
— Но в любом случае это нужно сделать до начала второго конкурса, если это подсказка, — продолжил я мозговой штурм.
— Не факт… — Тед покачал головой. — Может, яйцо понадобится в конкурсе, а без него ты не сможешь преодолеть какое-нибудь препятствие.
— Тогда получается, что без него я не справлюсь с конкурсом, а подсказки так не устроены. От них требуется облегчить задачу, а не быть решающим звеном.
Мы сошлись на том, что методом тыка у нас ничего не получится, и взяли время на размышление. Я снова стал рыться в библиотеке, на этот раз наугад, потому что было непонятно, где и что искать. Тед тоже старался выяснить, кто что знает о противно звучащих яйцах.
Приближалось Рождество, а с ним и Рождественский бал. Это у меня, чемпиона, были другие заботы, а у всех на слуху было только одно — кто и с кем пойдёт на бал. Младшекурсницы искали внимания старших, а кто посмелее, вроде Ромильды, те и сами напрашивались на приглашение. Младшекурсникам ничего не светило с самого начала, шанс попасть на бал был только у тех, кто выглядел повзрослее — их еще могла пригласить какая-нибудь страшненькая четверокурсница, оставшаяся без партнёра.
У слизеринцев разбирались с приглашениями тихо, чётко и без суетни, пока все не остались довольны. Уолтер Бойд, например, невестой которого была девица из старинной голландской семьи, пригласил на бал Октавию, но не для себя, а для своего младшего брата, третьекурсника Беннета. А того пригласила пятикурсница Селена Келли, с которой намеревался быть сам Уолтер. В предварительных списках гостей формальность была соблюдена, а на балу они собирались обменяться партнёрами. Не прошло и недели, как делёжка на пары у нас была закончена, и все занялись своими праздничными нарядами.
Наши девушки взяли обыкновение сбиваться в кучку и шушукаться о чём-то с горящими глазами. Мне несколько раз на дню задавали вопросы на тему, какие танцы я танцую и какие предпочитаю, в чём я собираюсь идти на бал, как я отношусь к жабо и декольте, и тому подобное. Вопросы большей частью ставили меня в тупик, кроме разве что одного. Декольте — это всегда хорошо.
Даже Нотт сумел удивить меня вопросом.
— Кстати, сюзерен, как ты относишься к духам? — спросил он совершенно некстати.
Я с подозрением уставился на него, но ответил.
— Если надо, то потерплю.
— Я имел в виду хорошие духи.
— Без разницы.
— Ясно, значит, духи ты не любишь.
— Нотт, вот не поверю, что тебя это вдруг заинтересовало, — заявил я напрямик.
— Ну да, меня подговорили, — ответил он с дипломатичной улыбочкой. — В твоих же интересах, чтобы на балу тебя ничто не раздражало. Да, и не забудь заказать новый галстук и бутоньерку вместо прошлогодних. Твой чёрный костюм еще в моде, но аксессуары надо регулярно менять.
— И ты, Нотт… — простонал я.
— Я о тебе же забочусь, сюзерен. Рекламный проспект я у Дианы возьму, и не вздумай отказываться.
Все как с ума посходили из-за этого бала. Вокруг меня творился подозрительный крутёж, в котором были замешаны самые близкие мне люди. Они не посвящали меня ни во что, оставалось только доверять им. Если не им, то кому же?
Я заказал новогоднюю бутоньерку и чёрный округлый галстук-бабочку в тон камзолу. Выбирали вместе с Тедом, который убедил меня купить ещё и тонкую шёлковую рубашку, по-слизерински серебристую с зеленоватым отливом. Когда покупки были доставлены, он заставил меня надеть весь комплект, оценивающе прищурился и одобрительно покивал. И на том оставил меня в покое.
Всеобщее предпраздничное оживление навело меня на мысль сделать кое-какие собственные приготовления. Я спросил опекуна письмом, не завалялся ли где у него артефакт, распознающий яды и любовные зелья. Драко с начала года носил фамильный малфоевский перстень с подобными свойствами, и мне такой же не помешал бы.
Через три дня Малфой-старший явился в Хогвартс и вручил мне перстень. Серебряный с аметистом, который начинал мерцать изнутри красным при поднесении к еде, в которой была отрава или любовное зелье. Заодно опекун расспросил меня, что нового в Хогвартсе и почему я вдруг спохватился о таком артефакте, но я ничем его порадовать не мог. История с мадам Помфри всё еще не подлежала разглашению, поэтому я отделался общими словами на тему предстоящего бала.
Но если к празднику я подготовился, то загадка золотого яйца стояла на мёртвой точке. Тед занимался ею даже больше, чем я, и с тем же результатом. Незадолго до каникул его очередная гипотеза потерпела фиаско и он наконец не выдержал.
— Слушай, сюзерен, я бы на твоём месте обратился к равенкловцам, а то ты с ними нянькаешься, а они у тебя бездельничают, — с досадой высказался он. — У них мозги по-другому устроены, вот пусть они и думают.
Два ума — хорошо, а четыре — лучше, поэтому я в тот же день написал письмо Диасу. Вечером мы встретились вчетвером в одной из хогвартских комнат отдыха на втором этаже. Тед ради такого дела даже постарался придержать свою неприязнь к Россету, которого недолюбливал не столько за то, что тот маглорожденный, сколько за то, что я терпеливо отвечаю Россету на все его вопросы по магическим наукам, а он этого не ценит.
Равенкловцы посмотрели на яйцо, послушали его трескотню и выспросили всё, что мы с Тедом наработали по разгадке этой задачи. Заинтересовались чрезвычайно, для них это было таким же вызовом, как для нашего Грега возможность набить кому-нибудь морду. Эрни выдал нам несколько свежих догадок, которые, впрочем, не сработали, а Россет выглядел задумчивым, словно что-то вспоминал.
— А ведь я уже слышал такое, — заявил он наконец. — У моего отца завалялся магнитофон еще со школы, старый такой, кассетный. Три года назад мама разбирала хлам и хотела выбросить его, но я упросил отдать его мне. Магнитофон еще работал, но плохо, а я доломал его, когда жал на все кнопочки, чтобы посмотреть, что получится. И он похоже трещал, если включить его не на той скорости, пока не сломался. А запчастей к нему уже не продавали — так и пришлось выбросить.
— Что значит — не на той скорости? — живо заинтересовался Тед.
— Это я про скорость, с которой считывается лента в кассете, мне так отец сказал. Воспроизводить надо с той же скоростью, с которой записываешь, а то получится искажение звука. Если воспроизводить на более высокой скорости, то звук будет таким же, — Россет указал на яйцо, — а если на более низкой, он будет хрипеть и стонать.
Я разбирался в магловской технике лучше Нотта и имел представление о скоростях воспроизведения звука.
— И как нам заставить яйцо звучать на другой скорости? — задумался я вслух. — Здесь же нет никаких кнопочек.
— Может, для этого заклинание есть? — продолжил мою мысль Эрни.
— Откуда? — ответил ему Тед. — У нас музыку заносят на кристаллы, там нет никаких скоростей. Есть заклинания записи и исполнения музыки.
— А давайте, я спрошу отца, — предложил Россет. — Я всё равно на каникулы домой уезжаю.
— Он у тебя разбирается в этих… магнитофонах?
— Он историк в школе, но если надо, он других учителей спросит. Там и физики есть.
— Магловская задачка, — проворчал Тед. — Из ваших наук в Хогвартсе преподают только математику и небесную механику, а это называется…
Он замолчал, пытаясь поймать ускользающее слово.
— Тоже механика, — подсказал Россет.
— Нет, не совсем так. — Тед отрицательно покачал головой. — Теория колебаний, вот.
— Откуда ты знаешь?!
— Книги читаю. И ваши тоже, сюзерен меня ими обеспечил. — Нотт снова замолчал, его лицо приняло задумчиво-отрешённое выражение. Россет, дёрнувшийся на слове «сюзерен», посмотрел на него, затем на меня.
— Кстати, Поттер, мой отец очень интересуется, какой тут у вас социальный строй.
— Запутанный, — лаконично ответил я. — Я с ним еще разберусь, но не сейчас. Так могу я надеяться, что ты выяснишь у своего отца про эти звуки?
— Если получится.
16
За неделю до каникул выпал снег. Было безветрено и тепло, но не настолько, чтобы он растаял. Хогвартс возвышался над озером в окружении пухлых сугробов и побелевших за ночь гор, на склонах которых темнел из-под заснеженных верхушек выносливый горный ельник. Свинцовым зеркалом поблёскивала еще не замёрзшая озёрная вода. Младшекурсники лепили во дворе снежные крепости и играли в снежки.