рение своего влияния, оставляя себе только некоторые раритетные книги и артефакты.
Члены Визенгамота были возмущены до глубины души - большинство из них были людьми известными и состоятельными, которым было что терять, никому из них не хотелось быть убитым только потому, что кому-то не понравился размер его банковского счёта. Фадж полетел с министерского кресла и вернулся в камеру предварительного заключения, суд над ним намечался в ближайшие дни. Дамблдор и Грюм были объявлены государственными преступниками и теперь находились в розыске. Временно исполняющим обязанности Министра Магии был назначен Руфус Скримджер, оставивший пост главы аврората своему заместителю Кингсли Брустверу. Как и предсказывал Малфой, споров по поводу Скримджера ни у кого не возникло. Его кандидатура устраивала всех, поэтому его назначение полноправным Министром Магии было только вопросом времени.
Я всё еще помнил про Невилла и не преминул поинтересоваться у опекуна, как обстоит дело с похоронами Августы Лонгботтом. Оказалось, Визенгамот учел ситуацию в семье Лонгботтомов и еще вчера отдал распоряжение Министерству позаботиться о похоронах. То немногое, что делалось в Министерстве по социальной защите, проходило через штат Министра Магии, поэтому оттуда выделили нескольких сотрудников, сопроводивших тело бабушки Невилла сначала в Мунго, где его подготовили для погребения, а затем в поместье Лонгботтомов. Из Августы сделали национальную героиню, её торжественные похороны должны были состояться завтра в полдень на лондонском кладбище для волшебников. Из-за этого следующее заседание Визенгамота было назначено только на послезавтра.
Видимо, Роули вчера хорошо встряхнул Министерство, если все там забегали как тараканы, выполняя его распоряжения. Августа была посмертно представлена к награде орденом Мерлина 3-й степени, а Невиллу назначили приличную пенсию до его совершеннолетия. Интересно, кстати, что в 80-х никто в Министерстве не озаботился ни наградами для героев Первой Магической, ни пенсиями для их детей - тогда все радовались за себя, а до жертв войны никому не было дела, иначе Дамблдор не смог бы беспрепятственно умыкнуть ребёнка. Я сказал опекуну, что такие подробности прошлого наверняка пригодятся Рите при подаче сегодняшних событий в прессе, и он немедленно отослал ей сову.
Никто из наших не был хорошим знакомым Невилла, поэтому на похороны его бабушки отправились только мы с опекуном. С утра я побывал в Хогвартсе, где снова помогал Крокеру, а ближе к полудню вернулся в особняк Малфоев, откуда Люциус аппарировал со мной на кладбище.
Из-за газетного ажиотажа там собралась целая толпа желающих проводить Августу в последний путь. Министерские сотрудники, члены Визенгамота, несколько старинных приятельниц Августы, от Хогвартса - мадам Хуч как декан Гриффиндора, просто зеваки и конечно же, пресса и охрана. Из молодёжи почти никого не было - сам Невилл, я, несколько малознакомых учеников, пришедших сюда с родителями. Среди них была и наша однокурсница-хаффлпаффка, про которую говорили Джастин и Тед. Родители Невилла почему-то отсутствовали.
Приходившие прощались с покойницей, подходя к украшенному цветами и лентами гробу, у которого стоял Невилл в траурном камзоле, серый и осунувшийся от горя.
- Лонгботтом, - кивнул ему я.
- Поттер, - в его ответном взгляде что-то ожило.
- Если что нужно, обращайся, - почти дословно повторил я содержание своей записки.
Он ответил рассеянным кивком, и я отошёл от гроба. Здесь было не время и не место для разговоров, сзади подходили ещё люди.
Ровно в полдень прощание закончилось. Скримджер произнёс короткую проникновенную речь, и тело Августы опустили в могильную яму. Под рыдания подружек покойницы гроб засыпали землёй, установили памятник и украсили могилу венками. Народ стал понемногу расходиться, заплаканные старушки увели Невилла, а мы с Малфоем вернулись домой.
В последующие дни я не вылезал из Хогвартса. Крокеру был нужен помощник, да и мне было не лишним кое-чему поучиться у него. Мы убрали разбитые артефакты, восстановили всё, что еще можно было восстановить, вскрыли директорский стол, но не обнаружили там ничего компрометирующего. Воспоминание о суде над Краучем-младшим, вылившееся из опрокинутого думосброса, оказалось поддельным - в подлинных воспоминаниях никогда не бывает вида со стороны. Как сказал Крокер, оно было частично подправлено, частично скомпоновано из воспоминаний двоих наблюдателей. Почему оно стояло на столе в свободном доступе для каждого, можно было только догадываться.
В одном из шкафов мы обнаружили ещё около двух десятков колбочек с такими же поддельными воспоминаниями. Все они были отправлены в Отдел Тайн.
Я поинтересовался у Крокера, как уничтожить хоркрукс в Фоуксе, по возможности сохранив самого феникса. Тот сразу ответа не дал, но обещал разобраться.
Расследования Визенгамота продолжались. Пресса муссировала горячую тему, британцы пребывали в затяжном шоке. Вся эта невежественная, бесхребетная толпа простонародья, готовая поверить в любую сплетню и трусливо прячущаяся за спину ребёнка, некогда обучалась в Хогвартсе и была продуктом идеологической обработки Дамблдора, в последние сорок лет бывшего духовным наставником магической Британии. Теперь она осталась без вожжей и никак не могла переварить, что её кумир с грохотом слетел с изрядно уже расшатанного пьедестала.
Сон разума порождает чудовищ, как отметил один из великих сумасшедших. И если судить по порождениям колективного разума британских обывателей, тот давным-давно уже спал мёртвым сном. Если вообще когда-нибудь просыпался.
Сбежавших Дамблдора и Грюма разыскивал аврорат. К маглам для розыска не обратились, до такого могла додуматься только дурная голова Фаджа. Разыскивали в своём привычном стиле - развесили везде листовки с колдографиями преступников и стали ждать сигналов от сознательной общественности.
Общественность безмолвствовала.
Малфой был занят не меньше, чем я, хоть и не был членом Визенгамота. Целыми днями он пропадал в Министерстве, используя для влияния на ситуацию все доступные средства и возможности. О своих достижениях он мне не сообщал, но мы с ним регулярно обсуждали, какие акценты будут наилучшими в той или иной статье Риты Скитер. С нашей поддержкой и с нашими сведениями Рита поднялась на вершину журналистской славы. Её считали всезнающей и вездесущей. На неё ссылались. Её цитировали. Её боялись.
В особняке Малфоев по-прежнему было очень людно. Кто-то появлялся, кто-то исчезал, но тем не менее у нас ежедневно проживало более двух десятков гостей. Вернулся Винс, а за ним и Милли, после трёхдневного шатания по родне объявились Тед с Дианой, прихватив с собой Юнону, младшую сестрёнку Дианы. После того как с Патилами договорились о помолвке Падмы и Грега, они были всей семьёй приглашены к Малфоям для знакомства с будущей роднёй.
Нарцисса, давно собиравшаяся подучить Драко забытому за годы Хогвартса французскому, наняла в особняк на лето француженку-учительницу, которая должна была обучать всех желающих. Кроме Драко, уроки посещали Тед и Диана, её сестра Юнона, собиравшаяся на следующий год в Шармбатон, Ромильда с Рейнбертом, Падма с Парвати, Эрни и Дирк. Младший Россет оказался подкован во французском, у них в семье старались не забывать свои корни. Я тоже с удовольствием присоединился бы к урокам, если бы в это время не был занят в Хогвартсе.
Россет-старший работал над учебником по магловедению. Он оказался маглорожденным сквибом, благодаря чему и продержался так долго после аварии. Обычное дело, когда в родне и предках маглорожденного колдуна имелось один или несколько сквибов - как говорил Эйвери-старший, волшебная кровь сначала должна загустеть и только потом проявиться. Другое дело, что такие сквибы никому не интересны и идут у колдунов наравне с маглами. Но если взаимный интерес всё-таки состоялся, они имеют преимущество перед маглами, потому что могут видеть недоступное восприятию маглов, хоть и не могут колдовать, и способны применять кое-какие волшебные возможности. Отец Дирка, например, мог самостоятельно пользоваться каминной связью, тогда как у магла это не получилось бы.
Драко, похоже, подостыл к квиддичу. За год он достаточно самоутвердился в этой игре, побывав ответственным за квиддичные тренировки болгар и завязав дружбу с самим Виктором Крумом. Он по-прежнему любил известность, но повзрослел и осознал, что слава не обязательно должна быть квиддичной. Он по-прежнему любил погонять на квиддичном поле, но у него появились и другие интересы. Читать он по-прежнему ненавидел, зато не пренебрегал никакими разговорами на важные для него темы.
Я сам видел, как он с горящими глазами выслушивает рассказ Россета-старшего о дипломатическом гении Талейрана.
Дневная жизнь в особняке проходила мимо меня, я возвращался туда только к ужину. К сожалению, потому что времяпровождение у Малфоев было как никогда разнобразным и увлекательным. Прежде я не придавал этому значения, потому что самым значимым для меня всегда было то, что диктовала необходимость, но с тех пор я изменился и стал жалеть о пропущенных маленьких радостях жизни. И о радостях побольше, например, об общении с Ромильдой.
Понятно, что из-за её возраста между нами не было ничего, что могло бы считаться компрометирующим. Это я еще не о самом интимном, а обо всяких обжимашках и поцелуйчиках в уединённых местах. Ромильда в свои тринадцать с половиной еще не нуждалась ни в чём таком, ей было достаточно немного тепла и особенного внимания, как подтверждения того, что она моя избранница. А что до меня... мне начинало казаться, что три с половиной года до её совершеннолетия - это Мордред знает как долго.
Не скажу, что я не мог бы жить без неё - мог бы и жил бы - но она была важной частью моей жизни, делавшей её полноценнее.
Наша помолвка была назначена на двадцатое августа - воскресенье, один из дней астрологически благоприятного периода. Ромильда еще не была моей невестой, но я уже сейчас относился к ней, как к своей супруге - то есть, женщине, с которой мне всю жизнь предстояло пройти в одной упряжке. В этом была наша разница с современными маглами, слишком мало зависевшими друг от друга. Пока они перебирали мальчиками-девочками, мы учились быть верными своему единственному выбору. Пока они надеялись, что "если что, то разведёмся", мы учились сживаться и притираться друг к другу. Мы - друзья и родные, союзники и любимые - были друг у друга на всю жизнь.