Второй случай имеет такую предысторию. В начале 80-х я учился на месячных курсах начальников заводских лабораторий в Москве вместе со своими коллегами с других заводов. Мы сдружились и как-то собрались вечером пойти на концерт. А накануне в командировку в Москву приехала жена нашего коллеги Анатолия из Стаханова, созвонилась с ним, и Толя и ее пригласил на концерт. В Москве стояла духота даже вечером, и Яша Островский из Челябинска скис, побледнел, стал пить таблетки и отказался идти, ссылаясь на сердце. Мы предложили вызвать «Скорую», но он отказался, убедив нас, что отлежится. Встретили жену Толи у метро, познакомились, вместе поехали, и тут она поинтересовалась, почему нет Яши, с которым она была знакома раньше. Толя сказал, что у того сердечный приступ, и жена с укором посмотрела на него: «Почему же ты мне сразу не сказал? Я бы поставила его на ноги». После концерта, когда жена Анатолия уехала в свою гостиницу, я поинтересовался, не врач ли она? «Нет, — сообщил Толя, — инженер». «Тогда как бы она вылечила Яшку?» — удивился я. Анатолий немного смутился: «Она знахарь». А надо сказать, что в те годы даже не столько на знахарей, сколько на тех, кто в них верит, смотрели как на сумасшедших, и Толя, видимо, понял, о чем я подумал, и замял разговор.
Спустя пару лет я был в командировке, и мне потребовалось съездить в Стаханов. Мы тепло встретились с Анатолием, но в тот день и он, и я были заняты, а наутро надо было ехать дальше. Толя предложил мне забрать вечером вещи из гостиницы, переночевать у него и не стесняться, поскольку его жена и сын были где-то на юге. Вечером я пошел к нему с вещами, купив по дороге бутылку водки, но когда на кухне выставил ее, то он раздосадовался: «Забыл тебе сказать, что не надо водки». Я решил, что он заболел, но Толя рассмеялся и повел меня в зал. Там стоял сервант, полки которого были забиты и советской водкой всех сортов в экспортном исполнении, и диковинным заморским питьем в вычурных бутылках. А поскольку нам по нашим с ним должностям взятки давать было просто не за что, то я, естественно, удивился: «Откуда?» И уже за ужином Анатолий рассказал свою историю.
Студентами, купив вина, чтобы не пить на улице «из горла», они шли в барак послевоенной постройки, и в одной из его комнатушек жившая там бабушка давала им стаканы и место за столом. Они оставляли хозяйке пустые бутылки, которые стоили тогда 12 копеек за штуку, а хлеб стоил от 14 до 22 копеек за килограмм. Бабушка эта считалась колдуньей и знахаркой, но они, ребята передовые, над этим, само собой, посмеивались. Здесь же Толя познакомился с внучкой, зашедшей навестить бабушку, тоже студенткой и тоже передовой, начал с ней встречаться. Они полюбили друг друга, поженились, и Толя из общежития переехал жить к теще. На Новый год, по-моему, уже после рождения ребенка, молодая жена сшила себе платье с большим декольте, после бала, разгоряченная, вышла на улицу в расстегнутом пальто, а на другое утро проснулась с температурой, слабостью и не смогла поехать на занятия. Толя уехал в институт сам, но через пару лекций, обеспокоенный, вернулся. Жена лежала в горячке и почти бессознательном состоянии, термометр показал выше 41 °C. Испуганный Анатолий позвонил на работу теще и вызвал «неотложку». Первым приехал врач, он диагностировал мастит в острой форме, сказал, что нужна срочная операция, и послал Анатолия к водителю за носилками. Но тут зашла теща и отменила все врачебные назначения, сказав, что уже послала за бабушкой. Толя возмутился дремучей дурости тещи — дочь чуть ли не при смерти, а она отказывается от врачей, надеясь на какую-то знахарку! Но теща выдержала напор зятя, приехала бабушка, посмотрела на внучку, пошла на кухню, налила в стакан воды и добавила в него ложку соли, размешивая и что-то нашептывая вернулась к кровати, набрала из стакана в рот воды и прыснула ею на внучку. Та, как сказал Толя, сразу обмякла и затихла, Толя положил ей руку на лоб — температуры не было! Бабушка сняла с головы платок, обмотала больную грудь внучки и села рядом, продолжая что-то шептать. Я тогда не думал, что буду писать об этом, не думал, что вообще буду писать, поэтому не вспомню, как именно бабушка лечила жену Толи, но та через несколько дней была уже здорова. «Но даже это, — сетовал Анатолий, — не сделало нас умнее! Бабушка умоляла мою жену принять от нее искусство лечения, она чувствовала во внучке силу, которой не обладала ее дочь, моя теща, — говорил Анатолий, — но мы были идиотами: жена и слушать не хотела об обучении «мракобесию». А знахари, — объяснял он, — если не могут передать свое умение кому-либо, то умирают очень тяжело, и бабушка тоже умирала очень тяжело».
Прошли годы после ее смерти, и жена Толи вдруг увидела у себя силу лечить людей — она вдруг поняла, что может остановить кровотечение, что, положив руку на голову больного, снимает боль, что простым внушением снимает сердечные приступы. Она бросилась учиться, но у кого?! Толя показал мне десятки книг, изданных в прошлые века на тему знахарства, которые они разыскивали и покупали, но это книги, а не учитель. Тем не менее о способностях жены Анатолия люди быстро узнали, и все сердечники в районе стали ходить к ней или вызывать ее на дом, причем и по ночам. Она никому не отказывала, но у пациентов встал естественный вопрос: как ее отблагодарить? О том, чтобы что-то ей дать, и речи не шло — ее бабушка, имея огромную силу, за лечение ничего не брала, как же ей, еще мало что умеющей, что-то брать? И тогда пациенты додумались до следующего: учитывая, что она вообще не пьет, они стали разыскивать самые дорогие сорта спиртного и дарить его Анатолию, мужу знахаря. А поскольку и Толя не жаден к выпивке, то я и увидел эту коллекцию гонораров, составившую бы честь бару любого ресторана.
И, наконец, еще рассказ, в достоверности которого не приходится сомневаться. Читатель газеты, медик по профессии, летом 2003 года был в отпуске на Украине с женой и 16-летней дочерью. У жены было хроническое заболевание щитовидной железы, вынудившее ее перейти на гормоны, это и подвигло медика поддаться на уговоры родственников и посетить с семьей знахаря. Знахарь был женщиной примерно 40–50 лет и, видимо, самоучкой, поскольку и обстановка, и рассказы о ее молитвах и паломничествах по монастырям свидетельствовали о том, что она сама не понимает, почему умеет то, что умеет, и сама ищет, кого за это благодарить. Знахарь ставила диагноз и назначала лечение в основном травами и диетой, но в острых случаях рекомендовала пользоваться и лекарствами, скажем, но-шпой. При постановке диагноза знахарь не касалась стоящего рядом пациента и не смотрела на него, ее взгляд был сосредоточен на пламени горящей свечи. Знахарь диагностировала у самого медика камни в почках и печени, чего он никогда не ощущал, у дочери загиб матки, у жены ряд заболеваний, но о главной болезни — о щитовидке — знахарь ничего не сказала. Тогда жена сообщила ей об этом, но знахарь отрезала: «Щитовидка у вас здорова!» Такая явная ошибка в диагнозе энтузиазма вызвать не могла, но все же поразило следующее. У дочери была тетрадь со стихами, дочь переживала кризис несчастной любви и последние стихи стала писать с мистическим, сатанинским уклоном. И здесь дочь попала в обстановку мистики — все стены в иконах, толстая горящая свеча на столе — и предложила знахарю посмотреть свои стихи. Та, не беря тетрадь в руки и не раскрывая ее, ответила: «В ней есть и светлые стихи, ты их перепиши в другую тетрадь, а эту тетрадь сожги!» Таким образом, на момент посещения знахаря, то, что она поняла характер стихов, не глядя на них, оказалось единственным положительным впечатлением. За лечение знахарь не брала ничего, все заходящие (а приезжают к знахарю семьями), вне зависимости от их количества, клали на стол две гривны (примерно 11 рублей, или 37 центов) «на свечи». Это все.
Медик с семьей вернулся в Москву, дочь в школе прошла медобследование, и у нее определили загиб матки. Жена по поводу щитовидки находилась на постоянном учете и раз в квартал сдавала анализы и обследовалась. И основные, и повторные анализы, к недоумению лечащего жену уже много лет врача, показали отсутствие заболевания щитовидной железы! Рассказавший мне это медик подчеркивал: «Она не касалась нас, она даже не смотрела в нашу сторону. Как она могла поставить столь точный диагноз?!» Точный диагноз — это минимум, ведь не исключено, что знахарь воздействовала на коменданта пациентки и заставила его восстановить функцию щитовидной железы.
Вот я описал трех знахарей, не знаю, как вам, но мне этого достаточно: сколько бы ни было в этой области алчных шарлатанов, но настоящие знахари — это настоящие врачи, ставшие, к сожалению, очень редкими. О таких людях говорят, что они со сверхъестественными свойствами, но это не так, напомню — они с реликтовыми свойствами. Наши животные предки когда-то все умели это, а мы, люди, в основной массе целительные способности потеряли. Это недопустимо, мы обворовываем самих себя, общество обязано выявить всех знахарей, обеспечить их работу, выявить всех, способных к знахарству, убедить их обучиться у практикующих знахарей (придется убеждать, поскольку знахарство — это не Джуна с Кашпировским, это акт самопожертвования), обществу надо сделать все, чтобы знахарство сохранить. Поскольку даже если уже и поздно, то всегда остается какой-то шанс, что способность обмениваться информацией комендантов напрямую удастся восстановить если и не у всех людей, то хотя бы у значительной их части.
Я уже писал об этом, когда обсуждал строение коменданта человека, но еще раз напомню: акт самопожертвования знахаря, акт его отказа от вознаграждения связан не столько с его моральными устоями, сколько со страхом знахаря потерять свою силу. Гипотеза, повторю, тут такова.
И личность, и комендант — это структурированные объемы эфира, и они способны создать «конденсаторы» напряженности поля, а эта напряженность характеризует «физическую» силу компьютера, силу личности и коменданта. Эта сила позволяет входить в личности и комендантов других существ, позволяет обмениваться информацией. Но личность и комендант — это субстанции одного и того же организма, силу они могут наращивать только в борьбе (только испытывая противодействие), а бороться они могут только друг с другом. Комендант — это бесконтрольная машина с программой обеспечить жизнедеятельность тела. Для обеспечения тела нужна пища? Дух требует — давай ее много, давай еще, чем больше пищи, тем лучше обеспечено тело. Нужна одежда, нужен дом, нужны вещи? Давай их много-много, чем больше барахла, тем лучше обеспечено тело. Ограничивать алчность коменданта может только личность, если она этого не делает, то нет борьбы, и тогда и комендант, и она слабы. Но если личность давит алчность коменданта, то тогда борьба идет, в структурированном эфире личности и коменданта создаются новые и новые «пластины конденсаторов», и силы личности и коменданта растут. И знахарь, отпусти свою алчность, мог бы, в принципе, получать и много денег, и богатые подарки, но между его личностью и комендантом стихнет борьба, они ослабеют, и знахарь потеряет силу лечить. Поэтому не может быть исключения — если знахарь от своего лечения обогащается, то это не знахарь, а шарлатан.