— Ему нелегко, — сказал он, — видишь ли, его партнер… ему было не так просто найти кого-то. Сейчас и обычные амару-гетеросексуалы многие без пары — много наших погибло, а ведь когда проходит юношеский гормональный подъем, нам очень трудно найти партнера… Нико нашел Клода. Но Клод — не амару. Он обычный местный урку, француз… правда, до войны он получил образование, был, кажется, программистом. Но ты же знаешь, чего стоит образованность урку.
— Да уж, я бы предпочел жить в одиночестве, — вежливо заметил Каяри.
— И потом, например, его родители… конечно, мои вообще погибли в войну. Но его родители выжили, и его отец оказался амару. А мать — урку. И они живут в Алезии, не так уж далеко отсюда. В таких случаях, конечно, не вопрос, дают дом, и эти урку — жены, мужья, родственники амару — дальше спокойно живут в городе. Не рассыплется же город из-за нескольких десятков урку, которые в нем как-то интегрируются. Но… я бы сказал, положение Нико очень непростое. Меня не удивляет, что он так… повстанчески настроен.
— Он не хальту, — вдруг произнесла Лорин сдавленным голосом, — он не был с нами. И не знает. Не понимает, что это такое.
Она неожиданно встала и сбросила с плеча руку Каяри. Пошла к выходу из зала. Мужчины переглянулись.
— Беременные в самом деле сильно меняются, — сказал Клаус, — вот когда Алиса…
Каяри помотал головой.
— Нет, Клаус. Она права. Ты не знаешь, что она пережила. Кое-что мы пережили с ней вместе… знаешь, когда земля и небо вокруг — все перемешано, и все горит, и никакого выхода нет. Вообще нигде. Только огонь, огонь и огонь. Или когда ты вылезаешь из-под развалин, и видишь такое черно-серое поле, равномерно покрытое обугленными короткими чурбаками, досками… и понимаешь, что большая часть этих чурбаков — на самом деле бывшие человеческие тела. И они до горизонта. И когда три года вообще не было солнца. Вообще никогда не было.
Он говорил без всякого надрыва, спокойно, как будто рассказывал о приятно проведенном отпуске.
— Или когда ты один на один с озверевшей бандой, и у тебя шесть патронов, а их два десятка. Это Лорин так попала, но мы успели вовремя… Или когда мы два месяца пили несколько литров воды на троих. Или когда мы защищали Эрех — помнишь, когда урку осознали сам факт отделения, и пошли атаки на имата по всему миру… Ты знаешь, что у нее пол-ноги сожжено, и на левой руке нет пальцев. Это все тогда. Или когда из ее отряда, а она же командовала тогда, осталась только она, тяжело раненная, и еще один мальчик… а шестнадцать человек, шестнадцать амару полегло.
— Бог ты мой, — пробормотал Клаус, — но тебе-то еще больше досталось, нет?
— Трудно судить, кому больше. Ей тоже, как видишь, досталось сполна. Какая разница, кому больше, кому меньше… И вот приходит такой тип, просидевший всю войну в тихом месте, и начинает объяснять, какие урку на самом деле хорошие.
— Перестань, Каяри. Нико врач. И он работал врачом все это время.
— Я понимаю, — согласился Каяри, — я просто объясняю, что чувствует Лорин.
Он встал.
— Извини, Клаус, хотелось с тобой пообщаться, но она и вправду сейчас… я должен быть с ней.
Клаус проводил его взглядом. Каяри подошел к Лорин, одиноко сидевшей на краешке стула, обнял ее. Лорин не шевельнулась. Каяри положил руку ей на живот…
Клаус вздохнул и поднялся, увидев остальных друзей из чикка-хальту — Майту, Явана и Хайлли. Они по-прежнему были вместе. Клаус пожал ребятам руки.
— Ну как вам тут в Аварике?
— Тут неплохо, — ответила Хайлли, — но мы еще не осмотрелись. Мы ведь поступили в распоряжение Инти, она нас сразу погнала в инспекционную поездку по деревням. Мы только три марки осмотрели! Но мне уже надолго хватит. А всего регион Аварика охватывает двести сорок шесть урканских поселков. Включая, кстати, Лютецию!
— Что поделаешь, — пожал плечами Клаус, — нас очень мало. Даже учитывая, что урку сильно повыбило. В Европе заложены шесть новых городов, это не считая русских и славянских земель. Пришлось Европу поделить на регионы, и каждый регион подчинить одному из городов.
— Это все как-то не очень хорошо выглядит, — заметил Ван, — хотя у нас в Лаккамири немногим лучше, но там всегда было мало людей…
Майта притащил несколько бокалов и старательно разливал фаноа.
— Почему же не хорошо? — спросил Клаус.
— Да жутко — такое количество урку! Причем все земли здесь зараженные, это не Сибирь.
— Ну не все. Мы расчистили довольно много полей для урку, они уже в состоянии кормить себя сами. Разводят какой-то скот.
— А ну как они опять начнут нападать на Аварик? Пусть у них нет хива и лан-полей — их слишком много! Они нас запрут в городе, мы и носа не высунем.
— А зачем нам высовывать нос? — спросил Майта, — у нас-то в городе есть все необходимое для жизни. И никакой радиации под лан-полем. Мы в принципе можем годами отсюда не вылезать. Мы если отсюда выходим — так чисто в гуманитарных целях. Помочь урку, поддержать, лечить, кормить… наладить их социальную жизнь.
— Ну и потом, — добавил Клаус, — это как раз ваша задача. Вы же теперь относитесь к гарнизону Аварика, будете сопровождать наших специалистов, обеспечивать защиту и прикрытие.
— Я сама учиться хочу, — недовольно сказала Хайлли, — я же собиралась быть астрофизиком. А Ван — электронщиком.
— Одно другому не мешает, — рассудительно ответил Майта, — военные дежурства — это общественные работы, каждый должен приносить какую-то конкретную пользу городу. А учиться… я вот филологией занимаюсь, как и собирался. Всему свое время, все успеем.
— Да, — кивнул Клаус, — теперь у нас сколько угодно времени.
— Давайте же выпьем за это! — провозгласил Майта, раздавая бокалы.
— За что — за это?
— Ну за это!
— За ваши будущие успехи! За ваше будущее! То есть за наше, — уточнил Клаус.
Ребята чокнулись и выпили.
— А ты чем занимаешься, Клаус? — полюбопытствовала Хайлли.
— Я, как обычно, занимаюсь агентурно-дипломатической деятельностью, — ухмыльнулся тот, — так уж привык. Считай, двенадцать лет уже… Содержание работы, конечно, сильно изменилось. Сначала я ездил по виллам миллиардеров, по экзотическим островам, бывал в Вашингтоне, Париже, Лондоне… Потом, в начале войны я уже стал в Белый дом ходить как на работу. Был связующим звеном между мировым координационным советом маллку и Западным блоком. А дальше — чем дольше шла война, тем мельче рыба мне попадалась. Сейчас же я обеспечиваю контакт с Временным Европейским Правительством в Берне.
— Это что — урканская власть? — поинтересовалась Хайлли.
— Да, ведь некоторые урканские правительства в мире сохранились. Правда, они теперь смешные. Капиталы, заводы, банки — ничего этого у них теперь нет. Бернское правительство и вовсе забавные люди: они толком ничего не контролируют, урку в Европе живут в полной анархии, каждая деревня установила свои законы, а на дорогах банды… да и территория-то вся заражена, и города разрушены. Не осталось ничего от Европы. Но тем не менее, они там создали правительство. И даже армию какую-то, и вроде налоги собирают. Я стараюсь через них централизованно организовать помощь урку, снабжение, очистку территорий от радиации. Что еще важно — мы просеиваем всех урку через медосмотры, чтобы найти новых амару, и постоянно находим. До войны, к сожалению, не так много амару удалось вытащить. Вот этим всем я занимаюсь. Смешно, что Европейское Правительство считает меня то ли президентом, то ли каким-то королем местным. Словом, я тут как бы главный амару в Европе с их точки зрения. Я ее не опровергаю, мы решили, что это будет полезно. Таким образом, в глазах урку я имею высочайший статус.
— Ой, простите, ваше величество, — Хайлли сделала книксен. Мужчины засмеялись.
— Но у них там на самом деле, — вздохнул Ван, — очень плохо все в деревнях. Куда хуже, чем в нашей Марке в Лаккамири. Беспредел. Питания не хватает, работать никто не хочет, полиция местная хватает кого попало, избивает — но бандиты как раз гуляют на свободе и делают с остальными что хотят. Девушек насилуют поголовно, детей тоже… И много рабства. Причем рабство для них еще прогрессивно — рабы хотя бы какие-то работы выполняют, семью хозяина кормят…
— Возможно, они на этой формации и остановятся, — предположил Клаус, — но так плохо все только сейчас, потому что после войны, все разрушено, живут многие еще в землянках, радиация, еды мало… Со временем и они получше будут жить, и мы сможем помогать. В общем, как в Лаккамири у них будет, я надеюсь.
— Илас! — крикнул от двери хозяин праздника Коллана, — приглашаю всех в зал на церемонию.
Клаус встал неподалеку от двери, высматривая в толпе Алису. Где-то она задержалась. Келла стояла в группе детишек, которую привел в зал молодой учитель Тайя.
Алису он так и не увидел, зато в дверь зала, оживленно беседуя, прошли Анквилла и его дочь Панка — летный комбинезон она сменила на невзрачный зеленый иси. Летчица подошла к Коллане, своему брату и заговорила с ним. Анквилла помахал Клаусу. Тот протолкался к деду сквозь толпу.
— Отойдем, — негромко сказал Анквилла. Вздохнув, Клаус вышел за ним в коридор. Он давно привык к непредсказуемости в общении со своим родственником.
— Что-то случилось? — поинтересовался Клаус. Анквилла чуть пожал плечами.
— Это как сказать. Я просто хотел сообщить тебе новость. Я только что вернулся из Берна.
— И что? Они согласны на открытие нашего центра?
— Да, но об этом я тебе информацию уже скинул. Я о другом. В Берне я встретил Пьера Барта.
Клаус слегка присвистнул.
— Все это время он провел среди урку.
— А что его дочь, Аханкара?
— Погибла в Египте. Работала в Эхнатоне врачом. Была убита урку при эвакуации раненых.
Клаус мрачно кивнул.
— Барт, оказывается, пережидал бури на Канарских островах. Ты знаешь, они практически не затронуты.
— Разумное решение.
— А теперь он явился в Европу. Именно с целью вернуться в сообщество амару. Собственно, он уже полгода жил в Алезии. Принял имя на ару. Интегрировался. В Берне он был по служебным делам.