Отрабатывали отделение в наступлении. Слепни просто глумились над нами. Я их штук 100 шлепнул. Разворачивались и сворачивались в ходе атаки за техникой. Стертая нога мучала и неприятно пульсировала. Пытался скакать, как раненый кузнечик, на одной ноге.
Далее наш взвод превратился в головную пограничную заставу, и мы петляли куда-то в лес. Дороги были как с другой планеты – заросшие и какие-то страшные, перекрытые бревнами и деревьями. Посередине леса одна из БМП увязла по самую башню. Два часа мы пытались ее вытащить. Техника бесспорно грозная, но если застрянет – капец, вес под двадцать тонн. Все извалялись в грязи, как поросята.
Приступили к обеду в поле. Обед как в ресторане «Седьмое небо» – две картошки, банка рыбы на троих. Вода кончилась, не рассчитал на день. Теперь буду еще и от жары страдать.
После «плотного» обеда пошли в атаку. На всех напало какое-то звериное чувство. И мы с криками побежали на невидимого врага, стреляя холостыми в воздух. Холостые патроны с белыми пластмассовми пулями разбивались о специальный пламегаситель. Автоматы плевались белой стружкой.
Из-за неудачных действий повторно отправили атаковать. Я бежал босиком, так как мозоль распухла и стала как слива во всех отношения: и по размеру, и по цвету.
Заморосил дождь совсем не в тему. Залез в танк и решал тактическую летучку. Усталость захлестнула меня и мешала думать.
Опять шикарный ужин. Меню не менялось: сайра на троих и по картошке.
Наступила ночь, неожиданно накрыв нас плотным одеялом.
Кульминационная часть программы – рытье окопов. Я откопал полторы лопатки, когда полил дождь. Невероятная гадость со стороны природы. За три минуты я был мокрый и босиком в воде. Сапоги снял, так мозоли болели до искр в глазах. Плащ-палатка не помогала. Дождь разошелся – все стояли и не двигались в недорытых окопах, так как шевелиться было противно. Мокрая одежда неприятно прилипала и холодила тело.
Изредка взводные стреляли в воздух осветительной ракетой. Пока ракета висела в воздухе, видел двадцать пять неподвижных столбиков, которые были моими братьями по оружию, стоящими по колено в воде и мокрыми, как рыба.
Резко похолодало. Начал замерзать. Дождь стал холодным. Сообразил, что надо надеть сапоги, так как стоять в луже холодной воды босяком не дело.
Во время рытья окопов нас постоянно атаковали враги. На атаки мы реагировали слабо, постреливали в воздух.
Началась газовая атака противника. Противогазы одели все, так как можно было задохнуться от имитационной вони, от которой щипали глаза и текли сопли. Шашек с имитационном газом взводные не жалели, поэтому стояли «слониками» около часа. Взводные заставляли рыть окопы в противогазах, светя фонариком в лица. Но как только офицер отходил к другому, мы тут же переставали копать и замирали как статуи.
Окоп не углублялся ни на сантиметр. На дне окопа вода. Руки стер о саперную лопатку, древко которой было мокрым и скользким.
Пошел к костру надеть сапоги и неожиданно провалился в чей-то окоп. Полный воды и грязни. Упал капитально, так что хлебнул мутной воды. Царевна-лягушка.
Оценка рытья окопов. Подойдя ко мне, майор Калашников, посветил фонариком в мою «ямку», сказал, что вырыл неглубоко, поставил два и заставил зарыть окоп. Жизнь – непонятная штука. Особенно в армии.
Нам осталось «спать» один час. Костер был маленький. Мы облепили его, как мухи конфетку, и дрожали, как больные лихорадкой. Согреться удалось не всем, не то чтобы поспать.
Нас построили, и поступила команда «В атаку». Трава была по пояс и выше. После дождя вязкая и жесткая, не хотела нас пускать на уничтожение противника. Мы, мокрые, неспавшие, голодные и злые, атаковали тактического противника.
Позавтракали. Картошки повара наварили много, но консервы кончились. Желудки слиплись, как у голодных волков в лютую зиму.
Загрузились в БМП и двадцать минут ехали непонятно куда. Все спали. Как можно спать в таком грохоте непонятно. Я постоянно бился каской о броню техники. Курсант Максимчук разбил нос. Небоевое ранение.
Высадили, и опять в атаку. Я бежал, орал и стрелял в воздух из СПШ – сигнального пистолета, обозначая выстрелы с гранатомета. Со своими мозолями значительно отстал от атакующей шеренги. Все происходящее выглядело какой-то нескончаемой игрой в войну. Но игра была настолько напряженной и правдоподобной, что казалось, появится настоящий противник и вступит с нами в бой.
Построили и объявили о совершении пешего марша. У меня нога распухла, готов был идти без сапог, но меня посадили в БМП и отправили на стрельбище.
Пока ждал колону, пребывал в состоянии наркомана, так как жутко хотелось спать. Как там ребятам на марше?..
Последний этап тактических учений – боевая стрельба. Наше отделение посадили на БТР и увезли на стрельбы. Мне сунули две гранаты к РПГ и прицел, ничего не уточнили – стреляй, куда хочешь.
Во время высадки на ходу с БТРа Паша Колыванов взялся за горячую, как утюг, выхлопную трубу. Рука у Колыванова моментально стала как воздушный шарик.
Воздух в кустах остыл, кусал за шею, забирался в рукава. Мы шатались от усталости и не обращали внимания на холод.
Дико хромая, вышел на рубеж открытия огня. Пульнул в силуэт танка из ДСП. РПГ ухнул, пригладив траву за мной. Учебная граната пролетела рядом с мишенью. Пройдя пятьдесятть метров, приготовился ко второму выстрелу. Прицел запотел от росы и тумана. Протереть нечем, так как сами все мокрые. С колена не выстрелишь – высокая трава. Бахнул стоя. Мимо… Залет жуткий, так как отделение, в случае двух промахов гранатометчика, получает двойку по боевым стрельбам. Но все были такие усталые, что мне даже никто ничего не сказал.
Вот и все. Поели, помылись и в 10.00 легли спать.
Пробуждение в 14.00 было ужасно. Я минут пять не мог понять, где я, что я. Вспомнил, ужаснулся и пришел в себя.
До нас дошла неприятная новость – на обратном пути комбат решил сделать пеший переход на тридцать километров. Это уже не шутки. Не дойду, нога болит. Я пошел к прапорщику. Тот сделал мне пластическую операцию с помощью канцелярских ножниц: разодрал гнойник и наложил повязку с мазью. Освободил от перехода. Жить стало легче, но слегка стыдно перед сослуживцами.
Подвели итоги за ПУЦ. Комбат бодрился, бросал отрывистые фразы и решительно рубил воздух ребром ладони. Все спали, стоял храп. Офицеры особо не сопротивлялись, так как сами ушатались за учения.
29 июля, среда
Подьем в 4.00. Еще жаворонки спят.
Ужасное недосыпание. Собрались, поели. Прощальных деликатесов не преподнесли. Липкие, похожие на мочалку макароны.
Построили, вывели из строя тех, кто не мог идти. Я хромая, выполз с чистой совестью, так как нога пульсировала не хуже вулкана. Батальон пошел в долбанное Вощажниково.
Наша «спецгруппа» инвалидов осталась наводить порядок в кубриках. Мы около трех часов выгребали мусор из палаток, не понимая, откуда он взялся – каждый день проводилась уборка помещений.
Часа два ждали отъезда. Наконец-то влезли в машины. Хотелось смеяться и плакать одновременно, курорт под названием «ПУЦ» и курс молодого бойца, остались позади.
Месяц жуткого напряжения пролетел как один день. Один плохой, тяжелый день.
В Вощажниково подобрали полуживых братьев по оружию и поехали на электричку.
Шесть часов на электричке. Спали везде. Гражданские сочувственно нас рассматривали. Но мы в сочувствии не нуждались, мы просто спали, сморщенные снаружи, но закаленные внутри. Мальчишки, которые стали солдатами…
В конце дневника я нашел так называемый «Список желаний», возникших на ПУЦе. Обратите внимание на их приземленность и простоту.
Список желаний:
– Поставить дома будильник на три часа ночи, проснуться, подумать о ПУЦе и заснуть снова;
– Принять ванную с шалунью;
– Устроить вечеринку в честь ПУЦа – накупить колбасы и мороженого;
– Ловить у бабушки в Украине рыбу в тишине и покое;
– Постоянно есть фрукты и овощи.
Том 3. Колхозники
Хочу выразить огромную благодарность всем выпускникам 3 батальона 1990 года ВВПОРКУ КГБ СССР им. К.Е. Ворошилова, принявшим участие в подготовке материалов для книги «Колхозники».
«Многие думают, что пограничников четыре года учат в Голицыно смотреть в бинокль и ходить рядом с собакой. Однако это не так, надо еще уметь разговаривать».
Командир 2 взвода ст. лейтенант Бобер Ю.Н.
Вступление
Столько лет прошло, а помню все до мелких деталей, иногда мне даже снится, что я опять курсант Высшего пограничного военно-политического ордена Октябрьской Революции Краснознамённого училища КГБ СССР имени К. Е. Ворошилова. Помню наши утренние зарядки, заплывы в нарядах, стрельбу и строевые. Помню нудные занятия по партийно-политической работе, где мы изучали труды трех бородачей: Ленина, Маркса и Энгельса. Помню слова преподавателя партийно-политической работы: «Быстро бегать и хорошо стрелять можно научить и обезьяну. У нас партийный отряд. И в нем служат самые преданные идеалам партии». И мы должны были нести эти идеалы в Пограничные войска от Калининграда до Владивостока.
Нас перемалывала армейская жизнь своими беспощадными жерновами, мы грубели как кора деревьев, становились крепкими и выносливыми. Прошел первый год в военном училище, получены первые уроки жизни, приобретены первые друзья, познана радость побед и горечь поражений. Начинался второй курс.
Осень
После месячного летнего отпуска захожу в роту – пахнет сапогами и ружейной смазкой. Смотрю на это словно не с того конца телескопа: жизнь сузилась до размеров кружка, включавшего теперь только простые атрибуты военного быта.
В спальном помещении домашние запахи: от плова до апельсинов. Почти каждый привез из дома что-то вкусненькое про запас. Делимся впечатлениями: смешки, подколы, настроение приподнятое. «Долгоиграющие» продукты (шоколад, консервы, конфеты) несем в каптерку, где нам разрешают держать личные чемоданы и сумки. Курсант Олег Боев положил в свой большой дипломат копченую курицу и забыл о ее существовании. Через неделю в каптерке стояла вонь как на скотомогильнике, все пропиталось парами мертвой пернатой птицы. Мы требовали крови, а точнее, чтобы Боев съел вонючую курицу.