1986 год. Ветер перемен и криминальной свободы, которая доходила до урагана. Мой дальновидный отец за свои 20 лет службы оценил социальный вакуум армии, загнал меня от тюрьмы и сумы в Голицинское пограничное училище.
Длинное название училища вспомнил с трудом: сейчас это – Голицынский пограничный институт ФСБ России (в/ч 2567) со всеми вытекающими благами и привилегиями «полугражданского» заведения. В 80-ых годах прошлого века это была жесткая кузница для пополнения кадров партийного аппарата пограничных войск.
Переход из состояния юношеского романтизма в солдатскую жизнь проходил резко, без прелюдий и предварительных ласк, под пинки сержантов, ежедневные кроссы, недосыпания и недоедания. Порой казалось, что это не твоя жизнь, а тяжелый сон, который вот-вот должен кончиться.
Под именем Главного Наркома Обороны СССР вдалбливали в наши лысые головы безграничную любовь к Отчизне. Ворошилов был нормальным мужиком, обильно любил Сталина, за что его именем десятками и сотнями назывались города и села, а мальчишки гордились значками «Ворошиловский стрелок». Досталось гордиться Ворошиловым и нам – курсантам Голицынского пограничного училища.
Можно было дописать, доделать, приукрасить, но тем не менее это только механически перенес буквы с желтых листов блокнота в документ Windows. Самый легкий и быстро написанный рассказ…
30 июня, понедельник
Вот ты поступил в училище. Отбор не слабый – 10 человек на одно место. Впереди Полевой Учебный Центр (ПУЦ) в Ярославской области, где будем проходить курс молодого бойца (КМБ). Твое юридическое и социальное состояние странное: ты еще не курсант, так как не принял присягу, но уже и не гражданский, так как надел сапоги и взял в руки оружие. Не люди, а полуфабрикаты.
С полевого учебного центра, по словам старших товарищей курсантов, отсеивается около десяти процентов поступивших. Причем по собственному желанию, так как нагрузки на ПУЦе такие, что ежики мерзнут. Зубры пугают нас испытанием огнем и водой, солнцем и дождем, а также жесткими физическими нагрузками в духе подготовки спартанцев. Посмотрим.
1 июля, вторник
Отмучились последние шесть часов в училище и с тяжелым предчувствием собрались на ПУЦ. На построении объявили, что в Ярославской области будет переход в тридцать километров. Радости полные карманы.
Рюкзак оказался удивительно тяжелым. Когда я прошел с ним от училища до станции Голицино, подумал, что преодолеть с такой нагрузкой тридцать километров просто нереально.
Дорога. Одна электричка в Москву, вторая в Ростов. Я лихорадочно уничтожал консервы, чтобы не тащить их на себе. Обжорство сыграло подленько – началась беготня в туалет. Поспать не смог. Мысли о переходе тревожили и не давали даже задремать.
Приехали в ночной Ростов. Город встретил нас лохматыми комарами размером с ладонь. Комары такие, что прокусывали каску с первого захода. Мы их сытно подкормили.
Подогнали ЗИЛы, в которых мы как следует потряслись на деревянных лавочках. Слышно было, как кости гремят. Шоферы-срочники как будто издевались над молодыми курсантами, перетряхивая их как гречку в сите. Машины остановились. Населенный пункт Вощажниково. Вместе с торможением ЗИЛов остановилось сердце.
Зачитали приказ о прорыве противника, и мы с легкой грустью пошли его уничтожать со средней скоростью на марше пять километров в час. Большое путешествие начинается с маленького шага. Пока вышли на заданную скорость в колонне, батальон долго топтался и толкался в темноте.
Первые пять километров, привал 10 минут. Разговаривали, даже шутили. Комары отстали – тоже спать хотят или напились нашей крови.
Очередные пять километров – наступило тяжелое забытье. Рюкзак на спине превратился в железобетонную плиту. Плечи начали выезжать из тела, под разными углами. Добили и эти пять километров. На привале разговаривали меньше. Пошли. Начало вставать солнце.
Опять появились долбанные комары. Растер правую ногу.
Прошли пятнадцать километров… Состояние как в коме. Шли, натыкались на впередиидущего или просто сходили с дороги. Комбату стало скучно, или он нас решил взбодрить – начались «налеты» авиации противника. Мы на них реагировали падая на землю, как мешки с картошкой. В один из «налетов» упал на курсанта Мясникова, тот тихо заматерился. Успокаивая, прошептал ему на ухо, что прикрываю его от вражеских пуль. Шутка не была оценена, и я получил пинок сапогом.
Слегка отстал из-за проблем с желудком. Долбанные консервы. Во рту стоял запах трех банок кильки. Батальон растянулся где-то на один километр. В хвосте колонны ехала машина и собирала тех, кто уже «пришел». Меня пригласили в машину для «выдохнувшихся», отказался и побежал догонять основные силы. После двадцати пяти километров это превышало все человеческие и лошадиные возможности. Пот лился в сапоги.
Последние три километра шли в противогазах. Отцы-командиры тщательно задымили местность, ни фига не видно. Натыкались друг на друга и падали, как пьяные. Со стороны – дискотека инопланетян.
Наконец-то батальон измучившихся курсантов с запотевшими противогазами на серых лицах зашел в ПУЦ. Нам не верилось, что вся эта кошмарная ночь закончилась. Расположились в больших полевых палатках с двухъярусными кроватями.
Когда сбросил вещмешок с натертых плеч, мне показалось, что большего счастья в жизни нет. Хотелось порхать, как бабочке весной.
Построили, повели в столовую. Возле столовой, где есть асфальт, заставили идти строевым. Стуча истертыми ногами, размышлял, кто там такой садист ротный, который из-за своего веса или болезни ехал в машине, или, может, комбат никак не нарезвится. ПУЦие деликатесы, такие как каша-кирзовка и прозрачный чай, никак не подкрепили.
Легли в девять утра, я мгновенно отключился, как в пропасть провалился. Вот это сон, как у медведя зимой. Подняли в 14:30, все постанывали, кажется, был слышан хруст костей и скрип перегруженных мышц.
Обед, баланда какая-то, но все проглотили. Походка у вновь испеченных курсантов была смешная, как у поломанных роботов. Любимые отцы-командиры сжалились и строевым маршировать не заставляли.
Уборка спальных помещений. Смешно: это просто большая холодная походная палатка, что там и где убирать. Спина не гнулась, но все равно убирались. Протирали душки кроватей и по десятому кругу хлопали дверцами прикроватных тумбочек. Представление, а не уборка.
Теперь на нас напали сержанты, злющие, как собаки. Это за то, что мы поступили с гражданки, а они с армии, где уже отслужили, кто полтора года, а кто и все два. Наш сержант отделения, Домошенко, отслужил два года и особенно злобствовал со своими «маменькими сынками». Вредный, не хуже комаров. Изображая уборку, двигались, как тараканы под дихлофосом. Домучились до отбоя.
2 июля, среда
КМБ – это как на корабле: тошнит, а плыть надо.
Крик «подъем» долбанул по мозгам, сразу не понял, где нахожусь. Сержанты рычали и заставляли быстрей залетать во влажное противное ХБ. Я чуть не упал со второго яруса. Старая панцирная кровать, провалилась под задницей, когда пытался спрыгнуть вниз. Акробат.
Вышли на построение в тапочках, но заставили надеть сапоги и отправили на пробежку – пять километров. Я подумал, что это шутка. Но в пограничных войсках не шутят, тем более не 1 апреля. Это был невыносимый бег: ноги ватные, пальцы не гнутся, лопнувшие мозоли болели, как будто на них налили водку. Нервы на пределе, но терпим.
Водные процедуры на улице, под навесами, где под многочисленными краниками со слабыми струями мы смывали очередную порцию пота. Легкая очередь. Вспышки гнева, если кто-то решил ополоснуться без очереди. Сержанты идут без очереди. Домошенко как специально занял мой краник и долго фыркал, как выдра. Еле успел почистить зубы.
На построении объявили, что сегодня шесть часов инженерной подготовки и два часа физической. На инженерной подготовке рассматривали технику и знакомились с ПУТЦом. После прогулки лафа кончилась – повели к траншеям и заставили выкидывать из окопов камни и поваленные деревья.
Слепни как кони, все пытались откусывать по куску мяса от полуживых курсантов. Я зазевался, и меня полноценно поимел слепень. От его укуса чесался два часа, разорвав ранку до размеров пятака. Откуда они такие большие берутся?..
Кульминация – физическая подготовка и опять бег… Бег с особыми приятными моментами – жара и немыслимые полчища слепней, которые норовили получить кусок счастья от худощавых тел курсантов.
Блин, крутим землю ногами. Ноги не слушаются и живут своей жизнью.
Чистка оружия. Вяло терли АК, РПК, ПК. Я же гладил свой РПГ (ручной противотанковый гранатомет). Хоть в чистке он особо не нуждался. Труба и есть труба, но тяжелее автомата почти в два раза. Курсант Бондарев заснул и уронил автомат, испугался и взвизгнул, как кролик, пойманный совой. Все дико смеялись.
Я явно перегрелся: пекла голова и лицо как раскаленная сковородка, еле дождался отбоя.
3 июля, четверг
Мы называем это жизнью,
А это просто список занятий…
С утра зачем-то заиграло радио за полчаса до подъема. Весь лагерь проснулся и, недоумевая, смотрели друг на друга. Комбат осмотрел наши ноги и сжалился – бег в кедах. Бежать значительно легче, чем в сапогах, но ноги упорно не хотели двигаться.
Курсант Хотюн, простой как вешалка, во время ожидания построения на завтрак не выдержал и спросил, зачем так много бегать, мы же учимся на политработников. Сержанты посмеялись и сказали, что фланги у пограничных застав длинные и техника не всегда пройдет, а до сработки на государственной границе надо добраться – кровь из попы. Политработник ты или дятел.
Жутко хочется спать. Сегодня по плану военно-инженерная подготовка и ППР (партийно-политическая работа). Несмотря на жару, знакомиться с военной техникой было интересно. Если бы не эти долбанные кровососущие. Солнце пекло, и мы растекались, как жирные утки в духовке.