дождя даже речи не могло быть о стрельбе! Известен случай, причем, не один,когда войско терпело поражение из-за того, что тетивы размокали так, чтоневозможно становилось стрелять…
Когда же речьзаходила о стрелах, то тут вообще академик мог говорить до вечера. О том, чтоони были самыми разными – и на рыцаря в броне, и на легковооруженного воина, ина его коня, а чтобы сразу определить, какая стрела нужна в данном случае, ихоперение окрашивали в разный цвет…
- Или кто скажет мне,- вдруг сам, хитро улыбаясь, спрашивал Владимир Всеволодович: боевые топоры унас были легче, чем обычные бытовые, или тяжелее?
- Конечно тяжелее! –даже удивляясь наивности такого вопроса, рубил с плеча Ваня, и в ответслышалось:
- А вот и нет! Боевыетопорики были небольшими и легкими, даже летописец говорит о них: «топорылегки!» Это для лесоруба нужен тяжелый топор, чтобы удар был сокрушительнойсилы, а такой тяжелый топор дает противнику возможность увернуться и поразитьтебя, скажем, копьем или саблей…
Тут беседа безперехода переходила на мечи, копья, палицы, кистени, которые во временаМономаха были грозным боевым оружием, и лишь после стали непременным атрибутомразбойников-татей.
Наконец Молчацкий невыдерживал, хлопал в ладоши, объявляя конец антракта. Репетиции возобновлялись.Но… Владимир Всеволодович опять слышал какую-нибудь историческую неточность, ивсе начиналось сначала…
Особенно взволновалсяон, когда узнал, что Молчацкий хотел, чтобы князь и дружинники во время всейпостановки появлялись на сцене в доспехах.
- Да вы понимаете,что это только в кино воины того времени везде и всюду ходят в кольчугах илатах! – горячо стал доказывать академик. - А на самом деле доспехи возили вобозах и надевали только непосредственно перед самим сражением. Бывали случаи,что неприятель благородно ожидал, когда его враг, так сказать, экипируетсяпрямо у него на виду!
- Но, ВладимирВсеволодович… ведь так же гораздо интереснее и колоритней, чем просто в портахи рубахах! – разве что не стонал, пытаясь доказать свое режиссер, но в ответслышалось непреклонное:
- Нет, нет и нет! То,что вы предлагаете, это – вопиющее нарушение исторической правды!
Спор готов был зайтив тупик, но, к счастью, у Молчацкого вовремя нашелся, как оказалось,неоспоримый аргумент.
- Ну, а если дружинатакого князя, как Борис Давидович у ворот, и сам он со своими людьми находитсяв городе? – спросил он.
- Это, в видеисключения, конечно, допустимо, - подумав, согласился, наконец, академик. – Идаже, пожалуй, так оно и должно быть на самом деле! Ведь князь Борис хитрыйвраг, а уж если он рядом, то надо все время быть настороже!
К началу второйнедели репетиций многие уже сроднились с пьесой, и, употребляя наряду ссовременными – древние слова, жили одновременно, сразу как бы в двух разныхэпохах.
За приглашенных идавших согласие приехать на генеральную репетицию известных актеров, игралМолчацкий. Он все реже подделываясь под Станиславского останавливал студентов икричал им: «Не верю!..» Благодаря его стараниям у всех все начало получаться.Кроме, казалось бы, тех, у кого не должно было быть никаких проблем – Людмилы иСтаса… Людмила старательно выполняла все, чего требовал от нее режиссер. Стастоже соблюдал все мельчайшие исторические детали, научился искусно делать свойголос старше, но, как ни старался заботливо и нежно относиться к своей любимойневесте - ничего из этого у него не получалось.
Наконец, Молчацкий,не выдержав, остановил однажды репетицию, отозвал Стаса в сторонку и сказал:
- У вас с Людмилойдве главные роли, а вы играете, простите, как… манекены! Запорем же весьспектакль! – Он помолчал и просительно посмотрел на Стаса: - Может… вернем насцену Елену?
- Нет… - даже недумая, упрямо замотал тот головой. – Об этом не может быть даже речи!
- Ну тогда постарайсяувидеть в Людмиле Гориславу! – попросил Молчацкий. - И у вас, поверь, сразу жевсе получится!
- Хорошо! – вздохнув,пообещал Стас и невольно покосился в сторону как всегда хлопотавший на кухнеЛены.
Виделись они теперь сней только во время обеда. Ужин для паломников приносила ее мама или брат.
Ваня не раз пыталсявыяснить, в чем дело, начинал горячо защищать сестру, рассказывая, как онаждала его, как отвадила всех местных ухажеров, как целых пять дней бегалавстречать поезд, прежде чем Стас дал сообщение о своем приезде…
Стас каждый разотмалчивался или уводил разговор в сторону.
И у них с Леной оставалисьтолько недолгие мгновения, когда она во время обеда передавала ему миску ссупом, которая каждый раз дрожала над столом, и неизвестно еще по чьей винебольше – ее или Стаса…
Сама Лена словнозакаменела и ни с кем не общалась. Да и к ней стали относиться с какой-топрохладцей. Даже Юля и та, процедив однажды с презрением: «Святоша!», больше неподходила к ней. Да у нее особо и не было времени подходить. Новостейстановилось все больше – Владимир Всеволодович обзванивал, приглашая все новыеколлективы, из многих городов уже сами звонили желающие приехать на юбилей, анадо же было узнать все!
Так пролетела однанеделя… замелькала вторая…
И все этопродолжалось до тех пор, пока не случился маленький казус, имевший такиебольшие последствия, что Владимир Всеволодович слег в медпункт, а студенты все,как один, отправились на поиски плиты.
2
Стас растерянно взглянул на академика иужаснулся…
Произошло это так.
Сделав в райцентрекопию плиты такой, что издалека ее невозможно было отличить от настоящей – дажевсе выщерблины были на месте, Молчацкий установил ее на прежнем месте и куда-тоушел по своим делам.
Кто-то из студентов,увидев плиту, ахнул «Мозаика нашлась!», оказавшаяся поблизости Юля моментальноразнесла эту весть по всем участку. И тут раздались такие громкие крики, что,услышав их, Владимир Всеволодович тут же выбежал из своей палатки, а завхоз,наоборот, нырнул в свою. Но если завхоз вышел с явно облегченным лицом оттого,что у него ничего не пропало, то академик, подойдя к плите, всмотрелся в нее,схватился за сердце и стал медленно оседать на землю. Хорошо, что рядом былиподдержавшие его студенты, и быстро приехала вызванная по мобильному телефонумашина скорой помощи.
Ложиться в больницунакануне юбилея Владимир Всеволодович наотрез отказался и согласился лечь, и тона денек, в медпункт. Сопровождать его вместе с врачом, на правах сынаизвестного кардиолога, поехал и Стас.
В медпункте ВладимируВсеволодовичу сделали укол, и ему сразу стало немного полегче. Сунувшегося былов палату с извинениями Молчацкого медсестра выставила вон, чтобы еще раз непотревожить больного, а сама ушла готовить капельницу. Один он оставаться незахотел, и поэтому попросил Стаса посидеть с ним.
Они поговорили о том,о сем, что не касалось волнующего и тревожного, и, наконец, Стас, вдругвспомнив, сказал:
- А, между прочим, вылежите на том же самом месте, на котором отец Тихон лежал!
- Да? - как будтодаже обрадовался Владимир Всеволодович. – То-то я смотрю, как-то легко испокойно на этой койке, и мне становится все легче и легче!
Вошедшая медсестрапоставила капельницу, попросила Стаса сообщить ей, когда будет заканчиватьсяраствор, и когда они опять остались одни, академик неожиданно сказал:
- Ну, а теперьговори, что ты там хотел мне сказать о своих учебных планах?
Стас испуганнопосмотрел на больного: ведь то, что он собирался сказать, могло расстроить егокуда больше, чем появление ни в чем не виноватого Молчацкого. И он, показываяглазами на капельницу, осторожно ответил словами самого же Владимира Всеволодовича:
- Да стоит ли сейчасоб этом сейчас? Сами видите – не время и не место для этого!
- Почему? – удивилсятот. – Долго залеживаться я здесь не собираюсь. Перед юбилеем и во время него,нам уже будет не до разговоров. Так что - самое время и самое место! Вопрос-то,как я понимаю, серьезный?
- Да… - опустивголову, прошептал Стас.
- Ну тогда не тяни,говори, пока не закончилась эта клепсидра! – кивнул он на пузырек, называя егословно водяные часы в античности.
- Хорошо…
Стараясь, сделать этокак можно осторожнее и тактичней Стас рассказал все, что уже поведал Ване сЛеной и с виноватым видом: «повинную голову и меч не сечет», выдохнул:
- Вот…
- Да, действительнонеожиданное и очень серьезное решение! – внимательно выслушав, согласился ВладимирВсеволодович и закрыл глаза.
Стас растерянновзглянул на него и ужаснулся: неужели это действительно его так огорчило, что…Он уже собирался помчаться к медсестре, но, снова посмотрев на больного, неповерил своим глазам.
Владимир Всеволодовичулыбался! И, как ни странно, глядя на него с пониманием и – сомнений не было –полным одобрением!
- Хорошее дело тызадумал! – с каким-то особенно глубоким чувством, произнес он. – Важное. Но и –трудное! Я сам в свое время мечтал об этом. И Вася… отец Тихон, - поправилсяон, погладив край койки, - тоже… Но, к сожалению, у меня таланта на это нехватило, а у него – времени… Надеюсь, ты сделаешь то, что не удалось нам. А ясо своей стороны всячески буду содействовать тебе в этом! И не улыбайся ты,словно князь, получивший желанный удел! - остановил он просиявшего Стаса. - Яже ведь не только в деле получения необходимых для этого исторических знанийпомогать тебе буду, но и критикой, причем, самой суровой!
Когдапузырек-«клепсидра» закончилась, медсестра сказала Стасу, что больному нужно