как Бог подаст!
Звон в кузнице сталсовсем тонким. Наконец, совсем прекратился, во двор терема еще более быстрымшагом вернулся кузнец. Он подбежал к князю Мстиславу и протянул два обручальныхкольца.
- Вот, княже, готовы!Только они еще горячие!
- Ну, князю Илье кэтому не привыкать! - кивая поочередно на князя Илью и Гориславу, усмехнулсяМстислав. - А Горислава – пусть привыкает!
Князь Илья посмотрелна счастливую Гориславу, на глядевшего на него сурово, но уже без гнева, князяВладимира, на князя Мстислава, на кольца в его руке…
И тут все вдругвпервые увидели, какая красивая у него улыбка.
Последний раз он такулыбался за минуту до того, как пришла весть, после которой долгие годы емуказалось, что счастливая жизнь закончилось для него навсегда.
А оказывается – всееще только начиналось!
7
- Ну а теперь иди,твой выход! – подтолкнул академик Стаса…
Стас стоял рядом сВладимиром Всеволодовичем, ожидая своего первого выхода на сцену.
Трудно было узнать вукрашенном декорациями месте вчера еще перекопанную яму и тем более, когда-тобывший на этом месте пруд.
Рядом с плитой стоялидва высоких, широкоплечих воина. Настоящие русские богатыри! Под искусственнымикольчугами у них были бронежилеты. За спинами, прикрытыми плащами, как шепнулСтасу Ваня – автоматы.
Вчера вечером здесьпрошла генеральная репетиция, на которую, как ни старались провести ее тайно,собрались жители не только всей Покровки, но и даже окрестных сел.
Известнейшие илюбимые всей страной актеры вблизи оказались самыми обыкновенными и простымилюдьми. И удивительно добрыми. Они подсказывали не только тихо словами, но ипри помощи глаз, так что у всех самодеятельных артистов все получалось почти спервого раза.
Стас, Лена, Ваня,Даниил и даже Молчацкий – наутро ходили по селу героями.
Жители Покровкисмотрели на него теперь совсем по-другому. Как всегда все знавшая Юля сказала,что уже даже пошли разговоры, мол не такой уж, видать, это и плохой человек,коли смог сыграть так, что слезу из них выжал, и сговорились сообща забрать всесвои заявления против него. А приехавший из Москвы главный режиссер оченьизвестного театра, тот и вовсе пригласил Молчацкого в свою труппу.
Но самым главным былото, сказал Владимир Всеволодович. Его мнения, зная, насколько придирчив ихакадемик к любым нарушениям исторической действительности, студенты ожидали,как приговора. Но оно неожиданно оказалось очень даже мягким и даже… лестным.
- Ну что ж, весьма…весьма! – помолчав, сказал, после всего увиденного, Владимир Всеволодович. –Если не правдоподобно, то вполне подобно правде. Конечно, образ князя Ильи –вымышленный и собирательный. Такого князя история не знает. Впрочем, как иБориса Давидовича. Хотя и тех, и других немало было в древней Руси. Думается,автор специально придумал для князя-изгоя имя, которое ассоциируется у нас сбогатырем Ильей Муромцем. Для чего? – словно на лекции спросил он, и сам жеответил: - чтобы подчеркнуть, что он тоже совершил подвиг – и, познав свойгрех, покаявшись и победив свое непомерное честолюбие, что вообще отличалобольшинство князей, явился так сказать – духовным богатырем!
Утром, после литургиии началом праздника отец Михаил обручил Стаса с Леной.
И теперь, передначалом спектакля Стас больше всего боялся того, что Владимир Всеволодович,заметив на его руке обручальное кольцо, заставит немедленно снять его, чтобы ненарушать исторической правды.
Но академик сразусогласился с этим и даже сказал:
- А что, в этом,кажется, даже что-то есть! Какая-то связь времен. Тем более что по пьесе выведь тоже обручены! Пусть это будет небольшая, но прочная ниточка, соединяющаято давнее время с нашим. Ниточка любви. Я думаю, отец Тихон был бы очень радэтому!
- Был бы? –недоуменно взглянул на него Стас.
- Ах, да-да! –виновато улыбнулся Владимир Всеволодович. – Правильно, учи старого академика,что не только история не признает сослагательного наклонения! Конечно же, онтоже все видит, слышит и радуется вместе с нами!
И кивнул на площадку,где все было готово к началу спектакля. На зрителей, уже начавших настойчивохлопать, требуя выхода актеров.
- Да и как тут нерадоваться? Будто пришли в себя, как это бывало не раз после набега, неважнокого именно: скифов, сарматов, печенегов, половцев, золотоордынцев, тевтонцев,ляхов, галлов с двенадцатью, как говорили тогда, языками… А, да мало ли их всехбыло?.. – Владимир Всеволодович вытер платком проступившие на глазах слезы: -Главное, что хоть здесь, хоть на три часа - снова жизнь по закону и совести,чистота нравов, честные купцы, чистые глаза, живая вера, покаяние, все то, чемтак сильны и славны были наши великие предки… Чем жива и будет жить еще нашаРусь! И вообще, тебе не кажется, что есть что-то символичное в том, у нас былаукрадена, а потом возвращена именно мозаика райских кущей?
Он увидел подбежавшуюк Стасу Лену и улыбнулся ей:
- Ладно, успеем ещепоговорить обо всем этом!
И подтолкнул Стаса:
- Ну а теперь иди,твой выход!
- Ни пуха, ни пера! –пробегая мимо, пожелал кое-как добравшийся до третьего курса студент, игравшийроль одного из воинов князя Бориса. Но всегда добрый, вежливый, необычайноинтеллигентный Владимир Всеволодович вдруг так свирепо посмотрел на него, чтотот невольно попятился и едва не уронил тяжелый, хоть и бутафорский меч…
А ВладимирВсеволодович опять улыбнулся и затем – Стасу, Лене, Ване, месту, где когда-тостоял княжеский терем, а теперь была сцена; столпившимся вокруг нее толпамзрителей и – благо преподавательского опыта охватывать большие аудитории у негобыло более чем достаточно, - району, области, из которых приехало множествонарода, и, наконец, всей России, пожелал:
- С Богом!
Евгений СанинПРИЛОЖЕНИЕ
ДАНЬ МОНОМАХА
Историческаядрама
КонецXI века. Гридница княжеского терема, покоторой из угла в угол задумчиво ходит переяславльский князь Мономах. Ночь.Горящие свечи. Слева в полутьме – пустой трон. Справа, в освещенном углу –сидящий за столиком летописец.
Летописец пишет, словно бы сам диктуя себе.
Летописец:
- Шаги…безмолвные шаги…
Не спитсякнязю Мономаху.
Враги… кругомодни враги…
И трон отцапохож на плаху!
Князья –отныне не друзья
И более того,не братья.
Вчера друзья,теперь князья,
Забывшие теплообъятья.
По вотчиннымсвоим углам
Сидят,медведями в берлогах.
Но те хотьспят. А эти – срам! –
Как тати набольших дорогах!
Всё б им –мехов, шелков, монет,
Да чтоб казнане оскудела.
И никомузаботы нет
До общего,святого дела!..
Того гляди,покатит с плеч
Глава Руси,закрывши веки,
И преломитсярусский меч
Под саблейполовца навеки.
Огонь свечирванулся ввысь
От ледяногодухновенья…
Мономах:
- Кто здесь:друг?.. недруг?.. отзовись!
Голос воеводы Ратибора:
- Я, Ратибор…
Мономах:
- Входи без промедленья!
Ратибор входит, молча снимает с себя шлем, креститсяна большую, в золоченом окладе, икону, кладет на лавку ножны с мечом и выпиваетполный ковш воды.
Мономах:
- Ну, чтомолчишь – опять набег?
Ратибор:
- Да нет,покуда без набега.
Но скоробудет – выпал снег.
Мономах
(с горькой усмешкой):
- Так и живем:от снега и до снега!Летописец
(поднимая голову):
- То было время двух невзгод:
Междоусобицбеспрестанных
И, как итог,за годом год
Набеговполовцев поганых.
КнязьВсеволод, внушавший страх,
Устав отжизненной дороги,
У Мономаха наруках
Ушел в небесныечертоги.
Просили людисына: «Стань
Великимкнязем нам без права!»
Но онпослушно отдал дань
И честьзакону Ярослава.
А тот гласил,что главный стол
Постаршинству да переходит
К тем, ктолетами обошел
Того, кто ихда не обходит!
И старшимстал – брат Святополк.
Но правил онтак неумело,
Что всюдурыскал, аки волк,
Степняк, ищадобычу смело.
Горели села иполя,
Плыл дым… Ипокрывалась прахом
Святаярусская земля,
Объятая огнеми страхом.
Плач уводимыхжен в полон
Сменил былыепеснопенья.
Над Русьювстал великий стон –
И где… откудаждать спасенья?..
Мономахнеожиданно с силой ударяет кулаком по скамье так, что летописец роняет перо, авоевода смотрит на него с удивлением.
Мономах:
- Доколе это будем мы терпеть!
А, Ратибор?
Ратибор:
- И я о том,доколе?
Мономах
(словно неслыша его):
- Того нельзя, и этого не сметь,
Русь – словно градом выбитоеполе!
Ратибор:
-Да, только вместо града, княже,смерть!
Но все, как говорится, в Божьейволе!
Мономах:
- Ты Бога всуе не зови!
И страха из меня не выжать.
Когда в слезах всё и в крови,
Нам поначалу нужно выжить.
А уж потом…
Ратибор
(вопросительно, поторапливаякнязя):
- Потом?..
Мономах
(глядя в темное, покрытое слюдой окно, мечтательно):
- Потом -
Собрать всю Русь, да и всей силой
Пойдем на Степь!
Ратибор:
- Пойму струдом…
В Степь? Сами?! Господи, помилуй…
Мономах:
- Дивлюсь тебе я, Ратибор,
Как бой – с тобою не сравняться:
Смел, быстр, а только разговор,
Так сразу начинаешь мяться…