Советского Союза Сивцов с заместителем. Только они взлетели, опять туман весь аэродром закрыл. Так они и пропали. Никаких известий о них не было и до сих пор нет. Что там с ними случилось, до сих пор никто не знает.
– От немецкой зенитной артиллерии потери несли большие?
– Мы, истребители, нет. Были, конечно, но небольшие. Мы ведь в зенитный огонь не лезли, да нас туда и не посылали. Штурмовики, вот те – да, потери от зениток несли.
– Какие в вашем полку были потери от огня стрелков бомбардировщиков?
– Почти не было. Мы особо с бомбардировщиками не сцеплялись. У нас же основная задача – непосредственное сопровождение «илов». А если уж приходилось «бомберы» атаковать, то мы под огонь стрелков не лезли. Вначале метров с 300-400 обстреляешь стрелка из пулемета, он запрячется и носа не высовывает. Ну, убил ты его или он спрятался, уже точно и не скажешь. Главное, что он больше огня не вел.
Тогда уже вплотную подходишь и бьешь из пушки. Я невысокого мнения о мастерстве немецких стрелков, да и пулеметы у них были не особо сильные. Слабые были пулеметы.
– Немцы ночью бомбили? Если бомбили, то точно или нет?
– Иногда бомбили, уже под конец войны. Когда мы стояли на аэродроме Шпратау (это уже в Германии, хороший аэродром, с «бетонкой»), то немцы попытались нас бомбить. У нас уже ужин закончился, и мы готовились ехать ночевать в деревню, когда прилетели немецкие бомбардировщики для бомбежки нашего аэродрома. Зенитки открыли сильный огонь, и немцы в него лезть не стали, а сбросили бомбы в стороне. Самая близкая упала от аэродрома (от самолетной стоянки) метрах в 200, остальные еще дальше.
– Вы много летали в непосредственном сопровождении Ил-2. На ваш взгляд, это был эффективный самолет?
– Эффективный. Свои задачи он выполнял превосходно. Скажу больше, из всех ударных самолетов Красной Армии Ил-2, наверно, был самым важным. Знаешь, как на фронте говорили: «Ил, а отчего ты горбатый?» – «Оттого, что всю войну на себе вывез». И поверь, в этой шутке есть гигантская доля смысла. Это правда, «илы» действительно на себе «вывезли» войну. Если наступление идет, то на направлении главного удара «илы» работают «конвейером» – каждые 15-20 минут налет группы штурмовиков. Каждая делала по 3-4 захода. Разносили все.
Я горжусь тем, что в бою «илы» прикрывал, что воевал рядом с ними.
– На ваш взгляд, реально ли истребителю-бомбардировщику заменить штурмовик (на штурмовке) при условии сравнимости их ударной нагрузки? Ну, например, будь бы у вас такой «супер-Як» с двумя 23-мм пушками, десятком РС и 600 кг бомбовой нагрузки. Могли бы вы штурмовать истребителем, т. е. делать все то, что и Ил-2, – штурмовать колонны, передний край обороны, ближние тылы, укрепрайоны, но на истребителе.
– Ох, сильно сомневаюсь. «Ил» истребителем не заменить. Истребитель зенитному огню ничего противопоставить не может. Броня нужна обязательно.
– А нельзя противопоставить маневр и скорость?
– Если бы ты видел этот зенитный огонь, то и вопроса такого не задал бы. Слушай, «илы» штурмуют, мы намного выше их ходим, и то от зенитного огня, что по «илам» велся, и нам перепадало. Хотя и стреляли немцы не по нам, и летали мы быстро, и маневрировали. Понял, какая плотность зенитного огня была? А если бы мы на одну высоту с «илами» спустились – конец, там бы нас зенитки и посбивали.
Истребитель штурмовать может только там, где нет серьезного зенитного прикрытия.
– А если вначале атаковать зенитные батареи, выбомбить их, а потом уже уничтожать основнуюцель?
– Такое можно далеко не всегда, только при слабом зенитном прикрытии. Если система зенитного огня построена грамотно (а у немцев по-другому, кажется, и не бывало), например над укрепрайоном или районом скопления войск, когда батарей десятки и когда каждая батарея прикрывается огнем нескольких соседних, то истребителям над ними делать нечего. Зенитки собьют тебя раньше, чем ты их успеешь уничтожить.
– Как вы относились к летчикам-штурмовикам?
– Мы их уважали и ценили. Невероятной смелости ребята. Между собой мы их называли «смертниками». «Илы» летали по немецким головам, ниже нижнего. Зенитный огонь по «илам» был такой, что иначе как «пеклом» его и не назовешь. Броня спасала далеко не всегда. У летчика-штурмовика вероятность погибнуть всегда в несколько раз выше, чем у летчика-истребителя (мы это прекрасно знали), поэтому и «смертники».
– Для прикрытия отставших, подбитых над целью штурмовиков истребители прикрытия выделяли?
– Если обстановка и наша численность позволяли, тогда выделяли. Обычно пару. Если – нет, то… нет.
– Ил-2 действительно очень живучий самолет?
– Действительно, иногда прилетал не самолет, а решето. 20-мм снаряды от иловской брони рикошетировали – это внушало уважение. «Летающий танк» – лучше и не скажешь.
– Аэродромные службы работали нормально? На ваш взгляд, в достаточном ли количестве они были обеспечены соответствующей инженерной техникой?
– БАО – нормально. Поля готовили в срок и качественно, особенно под конец войны.
Насчет техники ничего не скажу, не знаю. Не мое это было дело. Мое дело прилететь – сесть – улететь.
– Вот такой вопрос: как вас кормили? В училище, в запе, на фронте?
– Кормили хорошо. В училище чуть похуже, в запе хорошо, на фронте – очень хорошо. Полная летная норма.
– Вопрос «бытовой»: сколько водки или спирту мог выпить самый «тренированный» летчик?
– Чистый спирт не давали, давали или разведенный 40 %-ный, или водку. 100 граммов за боевой вылет. Четыре вылета сделал – вечером дают тебе 400 граммов. Хоть залейся.
Выпить летчик мог много. Были и такие, кто много выпивал. Только такие долго не жили. Вечером выпил – утром ты «негожий», а надо лететь. Полетел – сбили. Не мог человек в таком состоянии взять от своего самолета все, что тот мог дать.
Потом командир полка своей волей «полную» выдачу прекратил. Сколько бы ты вылетов ни сделал, вечером не больше 150 граммов.
– На праздники и на переформировании пили больше или меньше?
– На праздники тоже не очень, особенно если ты в дежурном звене. Те же 150 граммов.
В тылу, конечно, пили побольше, но тут тоже все зависело от человека. В нашем полку летчики, в большинстве своем, пили умеренно. Я же говорю: те, кто к этому делу пристрастился и начинал пить помногу и часто (пьяницы, одним словом), долго не жили. Сбивали их. Мой «предел» был 150 граммов. Я пить не любил.
– «Ликер-шасси» пили? Ну, спирто-глицериновую смесь?
– Ты что?! Пить летчику эту гадость – унизительно! Эту дрянь пил исключительно техсостав.
– Были ли на фронте занятия по физической подготовке?
– Не было. Других дел было по горло.
– Курили на фронте много?
– Большинство курило, я – нет.
– Такой вопрос, может, не совсем тактичный, но могли ли пилоты договориться и сбить в воздухе «плохого» командира?
– Конечно могли.
– И такие случаи были?
– В нашем полку точно не было. В других?.. Был слушок… Достоверный… Очень…
Бывают такие командиры-мудаки, которые летчиков не ценят, хотя вроде и сами летчики… Есть любители на чужом горбу в рай въехать. На мой взгляд, лучше такого командира-мудака в клещи зажать и самим завалить. Раньше, чем он тебя, ради своего шкурного интереса, на смерть пошлет.
– Летали ли вы на разведку?
– Летал, и не раз.
– Фотоаппарат вам в «як» ставили?
– Ставили. В отсек за кабиной. Я не только с этим фотоаппаратом на разведку летал, я и фотоконтроль им осуществлял. «Илы» отработают, я еще немножко над целью оставался и фотографировал. Неприятное дело. Курс ровный – «мечта зенитчика». Вот эти зенитчики по тебе и лупят, мечту воплощают.
– До какой высоты видны следы гусениц танка и до какой высоты виден сам танк?
– Танк – до тысяч 2,5-3,0. В зависимости от того, какой танк – средний или тяжелый. Его следы – где-то до 1,5 тысячи.
– Опять-таки, может, не совсем тактичный вопрос – национальные трения среди летчиков полка какие-нибудь были?
– Никаких! Вообще на национальность никакого внимания не обращали. Русский ты или узбек, украинец или еврей, грузин или осетин, не имело никакого значения, все как братья. Я же сам украинец! Не уверен точно, но не сильно ошибусь, если скажу, что на 36 летчиков полка у нас было где-то 13 национальностей.
Летчики ведь нормальные люди, не лучше и не хуже других, и на земле у каждого свои симпатии и антипатии, но это все на земле оставалось. В воздухе, в бою летчики верили друг другу больше, чем самим себе. (Только замполит, сволочь, из этого правила выбивался.)
– Как «половой вопрос» решали на фронте?
– Да кто как мог. В основном с помощью дружелюбно настроенного к нам гражданского населения. Правило было одно – никакого насилия. Договаривайся как можешь. Нам, летчикам, было чуть полегче, чем остальным, – официантки, оружейницы, девчата из службы ВНОС. Договаривались.
Начальству было еще легче, можно было солдатку завести, ППЖ (аббревиатура, принятая на фронте, – походно-полевая жена. – А.Д.). Было и такое, чего там…
«Половой вопрос» вставал, когда боев нет, а когда бои идут, то есть только одно желание – выспаться.
– Сажали ли летчиков на гауптвахту?
– У нас в полку нет.
– Как наша пехота (артиллерия, танкисты и т. д.) к летчикам относилась? Любили или считали, что плохо воюете и вас даром шоколадом кормят?
– Хорошо относились. Нас любили. Мы их с душой прикрывали.
Когда меня сбили, меня танкисты с переднего края вывезли. Ко мне проявили неподдельное уважение: «Мы здесь, внизу, знаем, что, если что, вы нас обязательно прикроете!» Это ведь 1943 год был, мы уже господствовали.