— А вот зачем я тебя позвала! — воскликнула она.
На столике с ножками, как вопросительные знаки, лежал пакетик. Августа Яковлевна развернула его и протянула Тоне:
— Угощайся, пожалуйста, дорогая!
В пакетике были конфеты в цветных блестящих обертках. Тоня уже знала, что отказываться нехорошо. Она взяла красную бомбочку.
— Еще, еще, девочка…
Тоня взяла темно-синюю и спросила:
— А кто этот чертик?
— Где? — не сразу поняла Августа. — Ах, вот этот? — Она указала на бронзовую фигурку на невысоком шкафу. — Это, милая, фавн.
— Кто?
— Мифологическое существо. Ну, как бы тебе объяснить… Он играет на свирели.
— А где он играет?
— В лесу, дорогая. Но это выдумка. Понимаешь мифология. Ну, сказка.
— Почему он с рожками и копытцами? — продолжала Тоня, не отрывая взгляда от странного зеленого человека с дудкой, на козлиных ногах.
— Так придумали. Давно. На самом деле его, конечно, никогда не было.
— Чертей тоже не бывает, — сказала Тоня.
— Конечно же. И бог с ними. Кушай конфеты.
Развернув конфету, девочка увидела картину Беклина.
— Это смерть? — спросила она. — А зачем он ей играет на скрипке?
— Это символ, милая. Он больной. Видишь, какой худой. Вот смерть и пришла за ним.
— Я бы ее скрипкой по голове, — сказала Тоня.
— И правильно поступила бы.
Тоня продолжала с любопытством обозревать разношерстную коллекцию Августы Яковлевны. Взгляд ее равнодушно скользнул по репродукции с шедевра Дега и застыл на висящей над кроватью внушительного размера литографии, изображающей белотелую Леду и плывущего к ней Лебедя.
— Эта тетенька загорает? — спросила Тоня.
— Да… вполне возможно.
— А гусь дрессированный?
— Это Лебедь, детка, ее друг, — пояснила Августа и торопливо добавила: — Ты, пожалуйста, ешь конфеты.
— Он говорящий?
— Это тоже мифология, то есть выдумка.
— А почему у вас все выдумка?
Августа Яковлевна немного задумалась.
— Ты, пожалуй, верно сказала. Сама я тоже уже выдумка.
— Нет, вы настоящая.
— Ты находишь?!
Похоже было, что Августа Яковлевна обрадовалась. Она обратила Тонино внимание на открытку, приколотую к стене возле шкафчика.
— Ты, конечно, знаешь, кто это?
— Конечно, знаю. Это Гагарин.
— Замечательный молодой человек. Когда я была девочкой, немного старше тебя, Блерио — французский герой — перелетел через Ла-Манш. Его носили на руках. А теперь люди у нас летают к звездам. Разве я могла думать, что доживу до этого? До чего же доживешь ты, дорогая? Я читала во французской газете, что на завтраке у английской королевы Гагарин поразил всех умением держаться… Это английских-то аристократов! Впрочем, что ему короли?
Как обычно, Августа увлеклась и не подумала о том, что Тоне неизвестно, ни что такое Ла-Манш, ни кто такие аристократы. Но такова уж была Августа Яковлевна.
— А разве королевы еще есть? — спросила Тоня.
— Есть. Немного.
— А я думала, они только в сказках. А зачем есть королевы?
Августа Яковлевна снова задумалась:
— Действительно, зачем?
— Я пойду, — сказала Тоня, покончив с первой конфетой.
— А?.. Подожди, Жульетта. Да… Я хотела тебе подарить книжки, которые читала еще моя племянница… «Алису в стране чудес»… и про собачку Бума… Но где они у меня?.. Ну, хорошо — найду позже.
Тоня еще раз посмотрела на фавна, на Леду с Лебедем и пошла к выходу. В коридоре свет не горел, и Тоня вдруг стукнулась плечом обо что-то железное.
— Ой! — вскрикнула она.
— Что такое? — встревожилась Августа. — Осторожнее! Ты наткнулась на кровать. Нужно обходить левее. Боже мой, ну когда же кто-нибудь поможет мне избавиться от этого чудовища!
Привычное восклицание, конечно, ничего не значило. И если даже и было услышано еще кем-либо в квартире, не могло быть воспринято как призыв к действию. Но в дальнейшем эти брошенные Августой слова привели к неожиданным последствиям.
Глава 13ТОЛИК
Тоня захлопнула дверь и потянула за ручку, чтобы убедиться, что дверь заперлась надежно. В это время за спиной что-то щелкнуло. Она обернулась. Это щелкнул замок в соседней квартире. В дверях ее стоял знакомый мальчик в очках и смотрел на Тоню.
— Здравствуй, девочка, — сказал он.
— Здравствуй, Толик.
— Ты знаешь, как меня зовут?
— Знаю.
— А я не знаю, как тебя.
— Меня зовут Жульетта…
— Ого! Ты опять идешь играть?
— Да.
— А я не хожу без мамы. Она ушла к портнихе.
— Ты один играешь?
— Нет. Одному неинтересно. Иди к нам. Будем играть вместе.
Тоня задумалась.
— Ну, иди, — повторил мальчик.
— Ладно.
Толик отступил в сторону и, пропустив Тоню, затворил дверь.
— Снимай пальто. Это моя вешалка, — и он сам повесил ее пальтишко на низенькую вешалку, которая была прибита рядом с другой — для взрослых.
У Толика была своя комната. Тоня никогда раньше не могла подумать, что у такого маленького мальчика может быть своя комната. Кажется, она была больше, чем Тонина — на троих, с Петром Васильевичем и Аней. В комнате стояли кровать, шкаф, полка с толстыми книгами. На стенах висели картинки. Комната была нарядной, веселой.
— Ты тут живешь один? — спросила Тоня.
— Раньше мы жили с Иришей.
— С какой Иришей?
— Это была моя няня. Но теперь мне няня уже не нужна.
— У нас тоже была нянечка, — сказала Тоня. — И не одна.
— И у тебя?
— У нас всех.
Толик не очень хорошо ее понял, но переспрашивать не стал.
— У вас чисто, — сказала Тоня.
— Это все мама. Она мне надоела своим пылесосом.
— А книги это чьи?
— Мои.
— Такие толстые?
— Ничего особенного. Это Майн Рид, собрание сочинений. А тут — Гаргантюа. Я год не ходил в школу и все прочитал. А теперь мне читать нечего. Папа своих книг не дает. Он говорит, что жалеет, что так рано меня научили читать. Что у меня не будет детства… Но я все равно беру у него книги, только он не знает… Сейчас я читаю про графа Калиостро. Это был знаменитый авантюрист, ну, жулик… Она у меня вот тут замурована.
Хотя говорил он по-взрослому, но полез под шкаф, как обыкновенный мальчишка, и вытащил оттуда толстую книгу.
— Вот, только ты — ни слова!
И спрятал книгу назад.
Потом Толик повел ее к окну.
На окне лежал большой кусок полированной фанеры. А на фанере выстроились солдатики из цветного пластилина. Их было сотни. Каждый ростом чуть выше наперстка, но все в высоких шапках и даже с тоненькими киверами. У каждого солдатика ружье. Тут были маленькие пушечки на красных пластилиновых колесиках. Командиры сидели на конях с саблями над головой, и шапки у них были с хвостами.
— Ой! — вырвалось у Тони. Она была поражена.
— Это сражение под Тарутином, — пояснил Толик. — В войне тысяча восемьсот двенадцатого года. Вот здесь Наполеон среди своих верных маршалов. — Толик показал на темную фигурку в треугольной шляпе в конце фанерного листа. — А это фельдмаршал князь Кутузов. Рядом Барклай де Толли. Видишь, высокий!
— А зачем перед ними барабанчик? Они будут барабанить?
— Нет. На барабанах писали приказы. Вот сейчас начинается бой.
Толик тоненько запел трубой. Тоня во все глаза смотрела на фанерный лист, и вдруг ей показалось, что по нему, как по полю, забегали солдатики с ружьями. Командиры, размахивая саблями, заскакали на своих конях. Пушечки стали стрелять. Это было недолго. Наверное, не больше минуты. Потом все снова замерло, и солдатики сделались пластилиновыми.
— Кто победит? — спросила Тоня.
— Конечно, Кутузов, как в истории. Ты разве не читала «Наполеона» Тарле?
— Нет, — смущенно помотала головой Тоня.
— Я потом утащу у папы и дам тебе. Очень интересная книга.
— А кто это все вылепил? — спросила Тоня.
— Я. Смотри!
Толик вынул из коробочки, которая стояла тут же на окне, кусочки красного и синего пластилина, немного помял их в своих тоненьких пальцах и очень быстро стал что-то лепить. Еще минута — и перед Тоней на скачущем красном коне сидел синий всадник в треуголке.
— Как хорошо! — всплеснула руками Тоня.
Она еще раз оглядела комнату и увидела, что в углу, прислоненная к стене, стоит странная большая скрипка на тоненькой короткой ножке.
— Это твоя скрипка? — спросила она.
— Это виолончель.
— Ты на ней умеешь играть?
— Умею. Меня учат, и мама заставляет играть каждый день.
Тоня подошла к виолончели и потрогала струны. Они негромко загудели.
— У меня еще неполная, — сказал Толик.
— Можешь немножко поиграть? — осторожно попросила Тоня.
Толик подумал:
— Ну, ладно. Садись вот туда.
Тоня устроилась на диванчике. А Толик пошел к шкафу и вынул оттуда длинную палочку, которой играют.
— Смычок, — пояснил он. Потом поставил стул посредине комнаты, принес виолончель, поудобней уселся на стуле и сказал: — Пьеса. Сочинение Корелли.
Виолончель будто запела. Песня была красивая и задумчивая. Тоня слушала и сама придумывала к ней слова. Ей почему-то виделся лес, возле которого в прошлом году жили они с детским домом. В лесу было тихо, и деревья пели свою песню про то, что им тут хорошо расти и жить вместе с птицами.
Толик играл, не глядя ни на виолончель, ни на Тоню, а куда-то в пол, будто там лежали ноты. Но вдруг он поднял глаза и, близоруко взглянув через очки, увидел, что Тоня сидит не шелохнувшись и слушает его внимательно, как на концерте. И тогда он опять наклонил голову и заиграл еще старательнее.
Толик кончил. Тоня похлопала в ладоши и сказала:
— Ты как артист в телевизоре.
Он был польщен. Бледные щеки его зарозовели.
— Хочешь, еще поиграю? — предложил он.
Тоня кивнула и уселась поуверенней.
Но сидеть ей пришлось недолго. Толик заиграл танец. Танец был такой легкий и красивый, что Тоня не выдержала, поднялась с диванчика и стала раскачиваться в такт веселой музыке, потом кончиками пальцев взялась за свое платье и начала пританцовывать, Теперь Толик уже не смотрел на пол, а во все глаза глядел на Тоню и улыбался. Оказывается, он умел улыбаться! Тоня закружилась по комнате. Она чуть подпевала, помогая виолончели. Толик смеялся и сиял, наблюдая, как она кланялась вправо и влево и подпрыгивала в ритм музыке. Им было очень хорошо. Они радовались счастливым звукам и солнечному зайчику на картине и тому, что были вдвоем и никто на свете им сейчас не мешал.