Привычных комплексов и ограничений не стало, они исчезли, как туман под солнцем. Ни один не боялся признаться в том, что ему хочется того или иного. И ни один не осуждал другого. Не мог, потому что чувствовал все, что чувствует этот другой, и понимал его, как самого себя. Большинство того, что казалось людям важным раньше, потеряло значение. Единственное, что было совершенно невозможно, невозможно в принципе – это насилие. Навязывание другому того, чего он не хотел.
Довольно скалящегося Кержака утащили куда-то две круглоглазые сестренки-близняшки с Тиума. Никита исчез вместе с Лави, Николай что-то нежно нашептывал на ухо совершенно счастливой Равле. Возле них почему-то крутилась прядущая ушами перевозбужденная Миримель. Алексей Игоревич тоже ушел с какой-то молодой женщиной. Ник пыхал сигарой и что-то рассказывал доброму десятку сгрудившихся вокруг него девушек. Они то и дело взрывались хохотом и махали руками на бывшего красного комиссара. Тот довольно скалился и снова сплетал эмообраз, от которого все вокруг покатывались со смеху.
Люди пили, веселились, любили друг друга. Понятие стыда исчезло для них в этот день. Слияние, первый день после Посвящения. У каждого аарн этот день оставался в памяти как самое восхитительное переживание в жизни. Острота чувств была слишком велика, люди и гварды часто вопили что-то восторженное, пели, прыгали, носились по астропорту, и все встречные с радостью улыбались им, принимая как должное самые дикие выходки. В день Слияния новичкам позволялось все. Праздник продолжался, и мир вокруг ласково улыбался своим глупым еще, но любимым детям.
Взяв из окна доставки кружку со свежайшим пивом, Вальгер в который раз удивленно покачал головой. Казалось бы, давно пора привыкнуть, уже вторую неделю он живет в этой квартире на территории детского дома, но привыкнуть никак не может. Надо же, даже свежее пиво через линию доставки заказать можно! Откуда оно только берется? И совершенно бесплатно к тому же. Это удивляло больше всего остального.
Вся территория детского дома номер четырнадцать сейчас представляла собой нечто маловероятное. Вместо обычных для таких мест стандартного вида прямоугольных зданий здесь выстроили десятки сказочных теремков и полуоткрытых бунгало. Мягко светящиеся ночью фигурные башенки заставляли останавливаться рядом с ними в восхищении. Даже повидавший многое сержант часто стоял ночами рядом с ними, курил сигарету за сигаретой и любовался нечеловеческой, хрупкой, эфирной красотой. Впрочем, хрупкими башенки казались только на первый взгляд. Сколько раз Тартик со своими подпевалами пытались отломать хоть маленький кусочек мерцающего загадочными блестками материала башенок. Куда там! Их, похоже, невозможно было повредить даже алмазными резцами.
А столовая? Сержант поежился при воспоминании. Внутри столовая чаще всего походила на сказочный лес, на толстых ветвях деревьев которого и стояли столики. Над ними прыгали по лианам десятки ярких, пушистых зверьков, выпрашивающих у детей кусочки чего-нибудь вкусного. Столики иногда поднимались в воздух вместе с визжащими от восторга детьми и устраивали напоминающие безумную карусель гонки между ветвями. Каким-то образом столики не сталкивались, проходя порой в каком-то полуметре друг от друга. А потом мягко и незаметно опускались на свое место.
Джунгли в столовой менялись каждый божий день, порой даже становясь не джунглями, а чем-то, вообще ни на что не похожим. Иногда казалось, что столики стоят на каменных пиках, застывших посреди пустыни. Иногда – на маленьких островках в бесконечном океане. Никогда нельзя было заранее сказать, чего именно ждать. Первое время Вальгер тихо ругался, обнаружив вместо столовой что-то совсем уж непотребное, но потом попривык и перестал обращать внимание.
Допив пиво, сержант встал и бросил в рот очищающую дыхание пастилку с мятным вкусом. Хотелось еще, но времени не было, через четверть часа начиналось его дежурство. Вечером. Пожевав пастилку, Вальгер с отвращением выплюнул ее в урну. Неприятная штука, но дышать на детей пивным запахом не хотелось.
Он быстро собрался, прикрепил на пояс биокомп, с которым еще не научился толком обращаться, но уже успел понять крайнюю полезность этой небольшой вещицы. Любая запрошенная мысленно информация передавалась каким-то образом прямо в мозг. Сперва это тоже пугало, но только сперва. Впрочем, скоро он, похоже, вообще разучится удивляться. Слишком много невероятного вывалил на него за последние дни дварх-майор Фаннасанх. Такого, что расскажи кому-нибудь из прежних сослуживцев – просто не поверят, подумают, что у рассказчика крыша съехала.
Выйдя из своего небольшого бунгало возле самой ограды детдома, Вальгер быстро пошел по направлению к учебным корпусам. Он двигался по неширокой дорожке через парк, если это нечто можно было назвать парком. Сказочным лесом разве что. В воздухе плавали разноцветные ворсистые шары, белые и синие стволы деревьев переплетались между собой, изменчивые, не менее многоцветные лианы медленно скручивались над головой во что-то незнакомое и загадочное. Цветы в рост человека шевелили лепестками и одуряюще пахли. Яркие насекомые вились над ними. Казалось, тихая ласковая музыка звучит в этом сказочном лесу.
Вдруг из чащи чего-то, напоминающего высокие папоротники, вышел огромный саблезубый зверь. Он, мурлыкая, подошел к сержанту и потерся о его ногу, требуя ласки. Вальгер вздрогнул, нервно глянул на клыки длиной в локоть, и почесал животное за ухом. Мурлыканье стало оглушающим. Однажды сержанту довелось видеть, как эта зверюга жрала сырое мясо, и впечатление это зрелище произвело незабываемое. Но при том огромная кошка была невероятно ласкова, охотно катала на себе детей и требовала от любого встречного внимания. Как это могло совмещаться, Вальгер не понимал, но смирился с фактом существования опасного хищника на территории детдома. Тем более, что дети обожали своего Масюшу, как они прозвали саблезубую кошку.
Зверюга не отставала от сержанта до самого учебного корпуса, после чего лениво зевнула и исчезла в зарослях. Вальгер облегченно вздохнул и мысленно обратился к биокомпу детдома за разрешением войти. Разноцветная дымка, скрывающая комплекс связанных мостиками башенок, раздвинулась, и сержант встал на выдвинувшийся из стены язык биотранспортера.
– Добро пожаловать, господин старший воспитатель! – раздался в учительской, куда перенес Вальгера транспортер, вежливый и безличный голос биокомпа учительской. – Барлик просил меня напомнить вам, что вашей группе сегодня предстоит экскурсия в палеонтологический музей столицы. После обеда, в три часа пополудни. В шесть вечера общее собрание воспитателей старших групп.
– Благодарю, – кивнул сержант. – Я помню. Еще что-нибудь?
– Пока нет.
Вальгер кивнул и открыл в воздухе голоэкран собственного биокомпа, чтобы просмотреть сделанные вчера вечером наметки на сегодняшний день. Экскурсия. Опять Тартик с компанией начнут чудить. Этот малец оказался куда более твердым орешком, чем предполагал сержант. Внешне безукоризненно вежливый, аккуратный двенадцатилетний парнишка. Отличник, что удивительно. И не придерешься, не к чему просто. Только вот постоянно блуждающая на его губах гаденькая, насмешливая ухмылочка настораживала. И не зря.
Тартик испытывал радость только тогда, когда ему удавалось кого-нибудь унизить, поставить в неудобное положение. Прирожденный лидер, за которым многие шли бездумно и охотно. И вскоре, как и сам Тартик, начинали издеваться над самыми беззащитными и безответными. Причем делали это исподтишка, подло и жестоко. Сам лидер крепко сбитой компании чаще всего оказывался чистеньким, наблюдая за происходящим издали все с той же гаденькой ухмылочкой на губах. После прихода в детдом Барлика он временно прекратил науськивать своих подельников на слабых. Тартик все-таки был мальчишкой, и ему не меньше, чем остальным, были интересны происходящие вокруг чудеса.
Но ненадолго, прошло каких-то десять дней и, немного привыкнув к новому облику детского дома, юный наглец вернулся к привычным развлечениям. Вальгеру уже доводилось видеть тихо плачущих где-нибудь в уголке Ленни и Саркиса, самых слабых и болезненных мальчишек их группы. И где-то неподалеку обязательно стоял, наслаждаясь их отчаянием, Тартик. Откровенно говоря, сержант просто терялся, не зная, что ему делать с мальчишкой. С курсантами было куда как проще, там, в случае чего, он мог серьезно наказать провинившегося. Но здесь так действовать нельзя – если наказать Тартика, то в глазах подельников он станет героем, и его авторитет поднимется на недосягаемую высоту.
Единственный, кого немного уважал мальчишка, был Барлик, на дварх-майора он издали поглядывал с тщательно скрываемым восхищением, особенно, когда тот начал обучать мальчишек боевым искусствам. Но стоило директору подойти ближе, и на губах Тартика снова появлялась знакомая насмешливая ухмылка все повидавшего циника. Вальгер нутром ощущал, что где-то в глубине души наглого мальчишки еще осталось что-то хорошее. Но с каждым днем этого хорошего становилось все меньше, и вскоре дороги назад уже не будет. В мире появится еще один законченный мерзавец. Надо как-то достучаться до души Тартика, пока еще не поздно. Но как?! Увы, Вальгер этого понять не мог.
Прозвенел зуммер, и сержант встал. Дети уже проснулись, умылись под надзором двух ночных воспитателей, и нужно идти забирать группу в столовую, а потом на уроки. Он быстро прошел в закрутившуюся в стене воронку гиперперехода и оказался в спальном корпусе.
С недавнего времени дети не спали в одной большой спальне. Теперь они жили в уютных, снабженных всем, чем только можно, небольших комнатах по двое. В комнатах были голоинфоры, биокомпы с неограниченным доступом к инфосети, масса игрушек. И инфокниги, множество инфокниг.
Чтобы приучить детей к чтению, Барлик поступал очень умно, он начинал рассказывать интересную историю, не заканчивал и отдавал детям книгу. И даже самые ленивые стремились дочитать так заинтересовавшую их сказку или легенду. Похоже, еще немного, и чтение станет самым распространенным развлечением детей в этом детдоме. О чем речь, если даже Тартика теперь часто видели сидящим на скамейке в парке с книгой в руках.