То ли ржавчина все же сделала свое дело, то ли металл оказался с дефектом, но последний, буквально отделяющий от свободы, болт при рывке крякнул…
И вывалился прямо на голову, оцарапав острой гранью слома.
Лайнус подобрал его и принялся тупо крутить левой рукой, пока правая на автомате вхолостую мотыляла инструментом. Болт как болт, как остальные, только короче втрое. Наверное, обломившаяся часть осталась в петле, и хрен ее теперь оттуда достанешь.
И вот тут-то дошло…
Лайнус шумно и быстро втянул воздух в легкие, в голове моментально помутилось. Дрожащими руками, непонятно на что надеясь, Лайнус ощупью нашел слом и с третьей попытке приставил туда огрызок винта. Крутнул, чувствуя, как стальные грани скользят друг по другу. Но нет, не срослось. Почему-то…
И во второй раз — не срослось. Убрав в чехол мультитул, Лайнус принялся тыкать болтом в стену, зверея от каждой неудачной попытки.
Почему он не прирастает?! Почему не приваривается?! Почему не приламливается как отломился?!
Руки все тыкали и тыкали стальным огрызком в петлю, из горла рвался звериный рык, в конце концов, болт вырвался из ладони и упал на песок.
Лайнус бросился следом. Ударился о стенку, кинулся прочь, врезался в другую. Вперед, назад — везде стены! Путь есть только наверх!
Руки и ноги снова уперлись и с криком, перекрывшим боль, страх и собственный разум, Лайнус ударился спиной в крышку. И еще раз. И еще раз! И с каждым разом она приподнимается и впускает песок и свет. Свет! Надо пробиться к свету! Сильнее!
Громкий хруст и боль. Дикая боль.
Задыхаясь, Лайнус рухнул на песок. Теперь уже точно не осталось на теле ни единой точки, которая бы ни болела. И запредельная боль вырубила безумие, как предохранитель, защищающий от опасного напряжения. И теперь осталась только одна надежда на спасение.
Надежда на то, что громкий хруст означал перелом ножки болта, а не позвоночника.
Повернуться на спину заняло полчаса. Меньше, конечно, но казалось, что именно столько. Упереться руками и ногами — еще минут десять. Сорок — на то, чтобы запасти в легких жалкие остатки кислорода.
И одно, растянувшееся в вечность, мгновение рвущихся от натуги мышц, истошного крика и раскаленного песка, стремящегося обездвижить, затянуть, остановить, похоронить… Успокоить… Упокоить…
Но хрена лысого! Болт все же переломился, крышку удалось сдвинуть в сторону, и, борясь с песком, выбраться из кургана тоже удалось! Как именно выбирался — память отказывалась сообщать. Но длинные, горящие на солнце царапины на спине и груди, ясно давали понять — отчаянно выбирался. Изо всех сил.
Лайнус сел, привалившись спиной к наполовину занесенной песком стене и засмеялся, хекая, хрюкая и давясь нахлынувшим горячим, но свежим и живительным воздухом. Расплываясь в глазах, из песчаного холма торчала вставшая поперек зеленая деревянная доска, будто надгробный памятник. Над могилой, в которой нет тела.
— Я все-таки сдох! — выл Лайнус. — Слышишь, тварь, твоя взяла, ты меня убила! Не подошел я тебе, чтоб тебя сдуло!
Скажи кто, что еще два дня назад он самостоятельно рвался в Пустошь в поисках приключений, Лайнус искренне назвал бы этого человека психом. Как можно стремиться туда, где тебя ожидала и дождалась-таки смерть в десятках различных вариаций? И, останься во рту хоть капля слюны, плюнул бы, как пить дать, плюнул на раскаленный песок, но целясь в душу проклятой стерве.
— Тварь… — выдохнул Лайнус, прекратив истерить. — Вот же тварь…
Снова разговор с Пустошью… Но уже в других интонациях. Она молчала, будто блудная женщина, но при этом — с гордостью и достоинством, ясно давая понять — муж сам виноват.
Слишком высокого был о себе мнения.
— А на деле — мясо мясом. — Закончил Лайнус вслух. Прикрыл глаза, вздохнул и начал подниматься.
Несколько минут ушло на то, чтобы поймать равновесие, цепляясь за стену. Лайнус оглядел вечное песчаное море, расстилающееся до самого горизонта, отметил неровность на месте выкопанной гранатами воронки, тоскливо вздохнул и поднял ногу для шага. Первого из многих, что приведут либо к смерти, либо к цели.
Но, оказывается, чудеса все же случаются. Совсем не тогда, когда их ждешь и надеешься, а как раз наоборот — когда меньше всего ожидаешь. Случаются. И пугают до икоты.
Когда за спиной раздался страшный вой, организм в момент забыл, что у него все болит. В одну секунду Лайнус оказался за стеной зарытым в бархан. Глаза пристально осматривали…
Огромный. Черный. Пыхтящий.
Скарабей.
Да, Скарабей. Скарабей из города. Аутсайдерский. О котором за эти сутки Лайнус и думать забыл. Да что там, само их существование еще час назад казалось дурным сном.
Но нет, откинулся пандус в задней части машины, покатились затянутые в черные светонакопительные ткани аутсайдеры. И Лайнус почувствовал, как губы растягиваются в глупой ухмылке от уха до уха, вплоть до треска мягких тканей.
Первым делом аутсайдеры обшарили окружающее пространство стволами гауссовых винтовок и, обменялись серией коротких жестов. После этого один из черных подошел к стене, глядя снизу вверх.
— Лайнус бен Джар? — голос аутсайдера из-под глухого черного забрала звучал будто из трубы.
— Кха… — поперхнулся ответом Лайнус, садясь на задницу и аккуратно стекая со стены. — Как будто вы ожидали встретить другого человека.
— Извините, но на человека вы сейчас похожи меньше всего. — Шлем, конечно, остался безучастным, но внутри аутсайдер явно широко улыбнулся. — Медчасть!
На ходу забрасывая оружие за плечо, а не за спину, как остальные, подошел еще один аутсайдер, намного ниже прочих. За спиной — объемистый рюкзак, который и мешал носить винтовку как все. На левой грудной пластине аутсайдера белеет жирный крест. Щелкнув фастексом на груди, медик сбросил рюкзак на песок, вжикнул собачками молний с длинными ухватками и распахнул матерчатое нутро. Пустыне явился целый склад склянок, пузырьков, инъекторов, жгутов и прочих медицинских приспособлений, компактно и грамотно рассованных по многочисленным кармашкам.
Сначала укололи иглой анализатора, потом светили в глаза фонариком, скоблили и поливали биопластом рану на руке. В итоге медик вынес вердикт:
— Жить будет. Правда плохо и недолго. Как и все остальные, впрочем.
То ли шлем так голос исказил, то ли еще чего, но почему-то возникло стойкое ощущение, что медику совершенно не все равно, будет жить какой-то там гражданский или нет.
— К транспортировке годен. — Закончил низкорослый медик, собирая рюкзак и меняя его обратно на винтовку.
— Идем. — Старший кивнул в сторону Скарабея. Лайнус побрел внутрь. Дождавшись, пока он скроется, аутсайдеры, по одному прикрывая друг друга, последовали за ним. Последний задержался на пандусе, припал к оптике и замер. Взвизгнув, винтовка отправила к горизонту, крошечную граммовую пулю. Стрелок еще секунду вглядывался в прицел, потом опустил ствол.
— Что там? — привстал старший.
Аутсайдер ответил серией жестов, закончив ее разведенными в стороны руками.
— Как человек, но не человек? — уточнил старший.
Снова серия жестов.
— Насколько быстро двигается?
Два маха двумя сложенными пальцами.
— Попал?
Аутсайдер приложил ладонь к шлему и пожал плечами, занимая свое место в десантном отсеке.
— Кто-то еще пропал? — уточнил Лайнус.
— Нет. — Старший поскреб пальцами заднюю часть шлема. — По крайней мере, не сообщали ничего.
— Значит, нечего переживать. — Лайнус откинулся на стену и закрыл глаза, отдавая организм на растерзание препаратам. — А разнообразных тварей в Пустоши, поверьте мне, невероятное количество. И даже вы не видел их всех. И даже я.
Как странно и глупо все получилось. Только сейчас, в безопасности и спокойствии, прибитый лекарствами мозг начал удивляться — как же все получилось? Как нестройный ряд глупых случайностей привет туда, куда привел. Найденная в схроне зажигалка, с помощью которой удалось отбиться от шакала, сам ящик, выигравший дополнительную минуту, стая трусливых шакалов и буря, прогнавшая их. Гранаты и ящик от них, ставший кенотафом, памятником над могилой так и оставшегося в Пустоши Лайнуса бен Джара.
Невероятное, почти фатальное везение, ничего кроме. А вовсе не благосклонность когда-то любимой Пустоши, кто бы что ни говорил. Пустошь — лишь изменчивая ветреная женщина, которая больше никогда не заслужит любовь. Сколько сил и нервов было потрачено на нее, и вот ответная любезность — несколько вариантов смерти, один другого жутче. И только потрясающая, феноменальная удача раз за разом выцарапывала, выдирала слепого шакаленка из лап мерзкой стервы.
Хорошая ты девочка, удача. Терпеливо ждала своего часа, не обращая внимания на то, что не обращают внимания на тебя. Все сносила, включая другую женщину, и лишь помогала потихоньку, ничего взамен не требуя.
Спасибо, девочка. Лайнус бен Джар не забывает доброты.
Грузовик дернулся и замер.
— Пойдем, друг. — Проходя мимо, маленький медик хлопнул перчаткой по плечу. По левому, прокушенному плечу. Лайнус скривился от вспышки тупой боли, медик хмыкнул, положил ладонь на визор шлема, и сделал движение от лица к затылку, будто волосы приглаживая. Защелкали сочленения, шлем сложился в узкий поликарбонатовый ошейник.
— И как ты вообще выжил? — вздохнула ослепительно красивая блондинка, сдирая с пучка на затылке резинку. Плотными шторами заколыхалось каре платиновых волос.
— Сам удивлен. — Аж осип от удивления Лайнус. — Просто мне везет.
— Ага. — Хмыкнула красотка, отстегивая от костюма ошейник шлема. Снова хрустнули шарниры, ошейник сложился вдвое, превратившись в половинку окружности. — Или тебя Пустошь любит.
Кажется, реакция на эту фразу была слишком бурной и слишком явно отразилась на лице — блондинка аж отшатнулась и едва не выронила сложенный шлем.
— Если и так. — Подавив вспышку боли, Лайнус встал. — То это безответная любовь.
И, развернувшись как раньше, одним коротким движением, зашагал к выходу.