тые женщины пели так громко, что под балконом собиралась толпа слушателей, удивлявшихся тому, что в нелёгкие времена находятся люди, способные так лихо радоваться жизни.
Но на этот раз картина в доме была совершенно иная. Заплаканная и вдрызг пьяная Кристина сидела на кухне в окружении утешавших её подруг. А в комнате творилось нечто невообразимое: скатерть сдёрнута со стола, пол усеян осколками посуды, повсюду мазки белого и красного соусов в перемешку с нарезанными овощами, растерзанные букеты цветов.
— Это сделали твои собаки, — прорыдала Кристина. — Я бы их всех удавила.
Псы с виноватым видом съёжились под столом. Обычно облаивавший всех пришельцев доберман лишь нервно поскуливал в ожидании новой порции взбучки.
— Что за жердь ты привела? Только его нам не хватало.
— Веди себя прилично! Не обижай парня, тем более что он член организации…
— Тебе мало собак, теперь ты ещё члена решила завести. Катись отсюда со своим фашистом.
Иван ещё в машине снял куртку, и всеобщему обозрению предстала эмблема на чёрной рубашке.
— Мы не фашисты. Наша организация носит название «Ангелы апокалипсиса». Эмблема — знак Космоса. Мы считаем, что, возможно, какое-нибудь дикое племя чернокожих, живущих в афрканских джунглях имеет больше права на жизнь на планете, чем превращающиеся в роботов представители пятой расы, — говоря это, Иван пожирал глазами Кристину. В своём белом с глубоким вырезом маленьком платье, подчеркивающем ещё не сошедший летний загар, она выглядела сверхпикантно.
— Молодой человек, — вмешалась бойкая тридцатипятилетняя продавщица, — вы попали не в то общество. Мы просто женщины и не интересуемся философией и политикой. Лично меня члены вашей организации могли бы сагитировать только в постели. Кстати, как вы думаете, сколько мне лет?
— Не знаю. Меня женщины мало привлекают.
Моя партийная кличка «монах».
— Ну, это мы посмотрим, какой вы монах. Вот только все бутылки со спиртным побили собаки. Вы сходите пока в магазин, а мы здесь уберёмся.
— Я тоже пойду, — Люба взяла сумку и вышла в прихожую. Иван не стал надевать куртку, чтобы не потревожить раненую руку, и остался в одной рубашке, на левом рукаве которой ярким пятном выделялась загадочная эмблема. В холле Люба задержалась у почтового ящика, а когда вышла во двор, увидела, что за эти несколько минут Иван успел собрать вокруг себя целую толпу. В магазине их появление вызвало целый переполох, а когда, купив всё необходимое, они подошли к подъезду, сосед со второго этажа вытянулся по струнке и поприветствовал их выбрасыванием руки.
— Похоже, что тебя принимают не за ангела апокалипсиса, а за обыкновенного нациста, — прокомментировала Люба.
Иван криво усмехнулся. Когда они вернулись, следы погрома уже ликвидировали, и накрытый белой скатертью стол вновь приобрёл праздничный вид. Подруги Кристины усиленно ухаживали за Иваном, заставляя его опрокидывать одну рюмку за другой, но он всё не пьянел.
— Да-а, похоже, вы действительно стойкие ребята, — заметила Милентина. — А гимн у вашей организации есть?
— Да, конечно.
— Ну-ка спой нам.
Иван встал, расправил плечи и с серьёзным видом запел «Боже царя храни».
— Насколько мне известно, это гимн царской России, — улыбнулась бойкая продавщица. — Давай лучше танцевать, — предложила Кристина.
Во время танца она демонстративно положила голову на его плечо.
— Оставь это, Кристина, а то мой обет полетит к чёрту.
— А я этого и добиваюсь. Это маме повсюду мерещатся тайные агенты. Ей простительно — у неё писательская фантазия, но ты меня не проведёшь. Ты просто жулик, решивший воспользоваться арестами в универе, напугать своего преподавателя и заставить её заплатить тебе якобы за то, чтобы с твоей подачи её не упрятали за решётку. Так вот, я сама отдам тебе все деньги, какие есть у меня. И если я права, ты возьмёшь их, — с этими словами Кристина подняла над головой несколько купюр. — Ну, давай же! Тебе стоит только протянуть руку, и деньги твои.
Взгляд Ивана стал алчным. Казалось, что вот-вот он сделает рывок и выхватит из руки Кристины то, в чём он, по-видимому, остро нуждался. Но вдруг краска залила его лицо, он направился к двери, отодвинул задвижку и нос к носу столкнулся с Казбеком.
— Ты всё-таки приехал! Я же предупреждал тебя, что, если ты ещё раз появишься здесь, будешь иметь дело с русскими тиграми. Они, — обратился он к женщинам, — во время войны отрезали моему другу уши и яйца. Я поклялся отомстить.
— А моего друга поставили в бочку с соляркой. Ты знаешь, что после этого бывает? Он женился перед самой войной, но теперь уже никогда не сможет быть мужиной.
— Хватит о зверствах! — прервала его Кристина.
— Война, слава богу, закончилась.
Женщины вернулись к столу. Кристина к тому времени окончательно захмелела и затянула свою любимую:
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит,
То моё сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит.
Довела меня кручина,
Безысходная тоска,
Догорай моя лучина…
Она не успела пропеть последние слова:
«догорю с тобой и я», как Люба воскликнула:
— Нет! Нет! Лучше споём «We shall overcome — Мы преодолеем!»
— Да, интересная история. И кто же был этот Иван на самом деле?
— Люба предположила, что Иван был всё-таки агентом. В универе начались подставы. Если преподаватель оставался во время экзамена со студентом один на один, ему могли положить на стол конверт с деньгами. А вслед за этим в аудиторию врывались сотрудники милиции. Так началась показушная борьба с коррупцией. В результате и гарем султана, и всю кафедру распустили. Оставшихся семерых преподавателей прикрепили к другой кафедре. Из этих семерых пятеро, ничего не боясь, вступали со студентами в денежные отношения. У кого-то из них родственник генерал КГБ, кто-то сам осведомитель… Ни одного преподавателя высокой квалификации, не позволявшего себе ни малейших нарушений закона, в подразделении физиков не осталось.
— И чем закончился твой выход в народ?
— Настоящим приключением. Люба Раевская вскользь заметила, что в супермаркете очень сочные и сладкие арбузы, импортированные из какой-то страны в южном полушарии. Вообще в феврале арбузы я не покупаю, но после надёжной рекламы не устояла. В супермаркете висел плакат с оповещением покупателей, что очередь в кассу не может быть более трёх человек. В случае нарушения предлагалось сообщить менеджеру. Однако работала только одна касса, и в очередь выстроилось человек десять. Я выбрала небольшой, круглый как мяч, арбуз, положила его в пакет рядом с хурмой и встала в конец очереди. Передо мной была девушка с корзинкой, наполненной дешёвыми батонами. Сверху лежали три банана. Я почувствовала укол совести. Девушка с её скуластым лицом и раскосыми чёрными глазами внешне была похожа на гастарбайтершу из Киргизии. Вот, как бедные люди питаются! — подумала я. — бутербродом с тонкими ломтиками банана. Мне захотелось купить для неё настоящую еду, но я боялась задеть её самолюбие. И всё же решилась. — Девушка, — обратилась я к ней. Но договорить не успела. Рассекая очередь своим мощным торсом, к девушке подобралась сотрудница магазина. Схватив её за шкирку, она вытолкала её в проход, повалила на пол и начала пинать. Девушка кричала, плакала. — В чём дело?! — вмешалась я. — Она украла банку кофе! Спрятала за пазухой. — Я заплачу в десять раз больше, чем стоит эта банка. Только отпустите её! Сотрудница со злостью оторвала капюшон от пуховика воровки. В очереди началась дискуссия. — В Китае экономическое чудо, средняя зарплата выше, чем в России. За коррупцию — расстрел. За воровство наказывают даже грызунов. Крысу, укравшую рис со склада продуктового магазина привязали за четыре лапки верёвками и растянули. На тушку повесили табличку с надписью: «Украла рис и не призналась в содеянном, несмотря на близость смерти». — А в Италии Высший суд постановил, что кража продуктов питания, чтобы спастись от голода, не является преступлением, — заметила я. — Прецедентом стало дело безработного эмигранта. Его приговорили к 6-и месяцам тюрьмы и штрафу в 100 евро за кражу двух кусочков сыра и упаковку сосисок стоимостью 4 евро из супермаркета. Но Высший суд постановил, что это деяние не является преступлением, так как безработный пошёл на кражу из-за насущной потребности пропитания.
— И в кого ты такая сердобольная? Ты не похожа на других!
— Моё отношение к окружающему миру изменилось ещё в детстве после одного случая. Мы с отцом шли по тропинке в живописной дачной местности. Проходя мимо большого мусорного бака, я услышала душераздирающий крик. Это был крик котёнка. Я подбежала к баку. Он был заполнен мусором. А котёнок находился где-то под завалом. — Я умоляла отца спасти его. Но он взял меня за шкирку и потащил прочь. — Папочка, мне так жалко его! Беззащитный, одинокий, брошенный… — Всех не пережалеешь. Помощь другим лишает человека его собственной жизни. — Меня захлёстывали эмоции, с которыми я не могла справиться. Но отец не уступил. А я до сих пор иногда просыпаюсь по ночам от крика этого котёнка.
— Вот за это я тебя и люблю. Ты уникальная. Ты одна будоражишь моё сердце.
— Ты тоже классный. Ты даришь мне то, чего мне не хватает — романтики.
— У меня к тебе предложение.
— Предложение? Какое? — с надеждой в голосе спросила Жанна.
— Я хочу, чтобы ты поехала с нами в одну экспедицию.
— Ах, в экспедицию… А я подумала…
— Ты правильно подумала. Я понял, что хочу быть рядом с тобой с первой минуты, как увидел тебя. Я не умею признаваться в любви. Но я давно сделал бы тебе предложение, если бы не твой отец.
— Я не свяжу свою судьбу с тем, кого отец назначит мне в мужья. Это будет мой выбор. И этот выбор ты. Так что смело делай своё предложение. И я тебе помогу. О какой экспедиции идёт речь?
— Это особый разговор. Сейчас не подходящий момент. Послезавтра мы возвращаемся в Москву, а через день я отправляюсь на неделю в Архангельскую область с группой учёных, занимающихся исследованием старовозрастных лесов. Они ищут ответ на вопрос: только ли человек обладает душой? Нет никаких оснований считать, что животные и растения лишены этой привилегии.