Мать покачала головой.
– Больше не могу в этом участвовать. Ваши отец и брат и так на меня разозлятся за то, что я вам не помешала.
– Они разозлятся на меня, мам, – успокоила её Лия. – Тебе они и слова не скажут.
И ведь это правда, думала Мэгги, хоть и чувствовала обиду за маму – из-за того, что её считали беспомощной в подобных вопросах.
– Сегодня вечером я схожу к мистеру и миссис Пост. Не хочу портить вам встречу своими переживаниями, но, Лия, приглашать незнакомого мужчину к себе домой, для такого занятия, да ещё с девочками… – Она замолчала и взглянула на Мэгги. – А если начнутся новые неприятности? – спросила она тихо.
– Нет, – Мэгги старалась говорить ласково и уверенно. – Я знаю, что делаю, правда. Мы все знаем. У нас есть дар, как у твоей бабушки. Может, он есть и у тебя. Мы учимся им пользоваться. Это хорошо, мам. Так думает даже Кельвин, а он ведь даже не верит в духов. Спроси его.
– Да, Маргарита, не сомневаюсь, что он меня, как всегда, успокоит, – сказала мама. – Не стану спорить. Но и участвовать не просите. – Она сжала руки Мэгги и отступила. – Я не могу.
Мать ушла в шесть. Кельвин проводил её до дома Постов. Вернувшись после недолгой прогулки, он прислонился к косяку двери на кухню и улыбнулся.
– Итак, – сказал он. – А чем мне заняться на вашем вечере?
– Желательно не путаться под ногами, – сказала Лия, но Мэгги внимательно посмотрела на него.
– Хочешь помочь? – спросила она. Он пожал плечами.
– Для этого я здесь.
– Может, он останется наверху, Лия? В спальне матери. Мы притворимся, что в доме больше никого, но, когда будет тихо, он постучит по полу или что-нибудь бросит в дымоход. Будет жутко. Правда? Ради атмосферы, перед началом?
Ей нравилась простота идеи. Это напоминало Хайдсвилл.
– И мы можем ему доверять? – не таясь, спросила Лия.
– Думаю, да. Кельвин, ведь для тебя это просто научный эксперимент?
– В точку. – Он всё ещё улыбался. – И для меня честь в нём поучаствовать.
Эндрю Макилрайт оказался элегантным мужчиной с глубокими и умными глазами. Моложе, чем ожидала Мэгги, с ровным пробором, хотя на концах волосы слегка завивались. Говорил так, словно учился в хорошем колледже и ездил в Европу, хотя им сказал, что по большей части не выбирался из штата Нью-Йорк. Газету он, по его словам, унаследовал, но теперь хотел её развить и просвещать публику. И ещё заявил, что он аболиционист, хотя и стыдится, что так поздно примкнул к движению.
Они собрались в гостиной. Лия налила ему вина.
– Я не знал, нужно ли что-нибудь принести, чтобы помочь вам, – сказал он. – Но у меня есть вот что. – Он достал семейный дагеротип в маленьком футляре – снимок четырёх детей, родителей и пожилой дамы с серьёзными выражениями лиц. – Это семья моего брата. Из Бостона. Но больше я ничего не скажу.
Мэгги взяла снимок и рассмотрела. Кейт подошла сзади и тоже пригляделась. Мистер Макилрайт наблюдал за ними. Мэгги такие снимки всегда казались странными – было в застывших лицах что-то смутно пугающее.
Перед его приездом они уже притушили лампы, и потому он не заметил ни неустойчивую фотографию на пианино, ни босые ноги Кейт под юбкой. Он не знал, что наверху затаился Кельвин.
На столе уже поджидал маленький колокольчик для вызова слуг. Пока они рассаживались, Лия объясняла:
– Колокольчик зазвенит, только если войдёт неизвестный дух. Дух, который нам не нужен. Когда начнём, мы всё это объясним: если явится знакомый нам дух, он должен отвечать только стуком.
Это была идея Кейт. Лия одобрила её на месте. Колокольчик слишком громкий, портит настрой, но, беззвучно стоя на столе, он одним своим видом создаёт напряжённое ожидание.
– А в конце сеанса, – продолжала Лия, – каждый должен обязательно попрощаться, чтобы дверь в мир духов закрылась.
Мистер Макилрайт кивнул. Мэгги поймала себя на том, что пытается расшифровать малейшие изменения в его выражении, каждое подёргивание мышц.
Дагеротип положили посреди стола. Свечи затушили – и они начали.
Лия зачитала инструкции низким ровным голосом, как на репетиции. Они держались за руки, но Мэгги сидела между Кейт и Лией, чтобы при необходимости высвободить ладонь и взять карандаш с бумагой. Или чтобы Лия высвободила руку и постучала по столу или что-нибудь сдвинула – фотографию, свечу. Когда старшая сестра закончила с введением, Мэгги немного выждала и начала:
– Дух, ты здесь? Пожалуйста, стукни один раз, если да.
И снова подождала.
Наконец из-под стола, где сидела Кейт, – хотя мистер Макилрайт ни за что бы это не определил, – раздалось сперва шуршание, а затем один отчётливый стук.
Мистер Макилрайт шумно вдохнул.
– Дух, мы приветствуем тебя, – сказала Мэгги. – Ты знаешь кого-то из нашего круга?
Стук.
– На столе лежит снимок. Можешь поведать нам, сколько на нём людей?
Пауза, затем семь медленных ударов.
Мэгги размышляла. Она не чувствовала реакции мистера Макилрайта. Он не двигался с места.
– Ты можешь нам сказать… все люди на снимке ещё живы?
То, что он сам принёс снимок, и служило ответом, и она решила, что Кейт об этом догадается.
Два стука, и тут заговорил мистер Макилрайт.
– Можешь нам сказать, сколько именно человек на снимке ещё живы? – спросил он. Лия сжала руку Мэгги. Всё-таки гостям не разрешалось разговаривать, пока их не попросят.
Молчание затянулось, и Мэгги никак не могла сообразить, как бы помочь Кейт – той оставалось просто угадывать; пауза длилась уже слишком долго, и Мэгги хотела сменить тему, когда он вдруг тихо сказал:
– Правильно. Они все мертвы.
Стук.
Этот сеанс шёл дольше предыдущих. Они отвечали на его вопросы – в основном неправильно, но после каждого правильного ответа ошибки тут же забывались.
Настроение металось от мрачного к игривому и обратно. Мэгги корябала послания, которые невозможно было прочитать, пока не зажгут свечу. Короткие урывки: «дорогой брат», «здесь дети», «дети играют», «дорогой брат», «всё хорошо», «будь собой». Наверху по полу прошёл Кельвин, открыл и закрыл дверь на лестнице. Упала фотография. Они засиделись допоздна, хоть Кейт уже давно полагалось спать. Словно заигрались и никак не могли остановиться.
Было слышно, как вернулась мать: постояла у их дверей и молча поднялась к себе в спальню.
Они медленно вырисовывали историю – вся семья в течение нескольких месяцев подхватила друг от друга холеру, умерла в течение года, – но так и не определились, с каким именно духом общаются, поэтому казалось, что явились все сразу. Когда они закончили, Кейт прошептала:
– Прощайте.
– Прощайте, прощайте, прощайте, – все переглянулись и рассмеялись, словно очнулись после одного и того же странного сна.
– Дамы, – произнёс мистер Макилрайт, наконец собираясь на выход. – У вас выдающиеся таланты. Я был бы весьма благодарен, если бы вы позволили поспособствовать вам и ознакомить с вашей деятельностью широкую публику.
Они уже стояли в коридоре, ближе к двери. Лия, сцепив перед собой руки, не могла перестать улыбаться. Кейт словно потрескивала от возбуждения, как только что разожжённый костёр, и каждый раз, когда Мэгги до неё дотрагивалась, казалось, что на неё перекидывается пламя. Он был так обаятелен. Так обходителен – и так восхищён ими.
– Мы были бы рады, – сказала Лия. – Мы люди скромного происхождения, мистер Макилрайт, всего лишь дочери кузнеца, но мне с самого начала казалось, что мир должен знать об этих талантах.
– Совершенно с вами согласен.
Мэгги открыла перед ним дверь и отступила. Она видела, что он всё ещё усиленно думает.
– Гостиная для вашей работы, разумеется, самое подходящее место, – сказал он. – Но в отдельных случаях не помешали бы и более масштабные выступления.
– Если появится возможность… – начала Лия. Он уже вышел и теперь смотрел на них из ночи, пока его дожидался кучер.
– Более того, – сказал мистер Макилрайт и осёкся. – Но нет. Не хочу навязываться.
– Что вы, просим.
– Более того, я уже знаю небольшой круг людей, которых это заинтересует. Кое-кто из них придёт завтра вечером ко мне на званый ужин. И я подумал…
– Да? – спросила Лия.
– Что ж, – он обвёл их всех взглядом. – Что ж, я подумал, не могли бы и вы присоединиться к нам?
Лица с дагеротипа отпечатались в памяти. Мэгги глотнула вина, налитого Лией, отчего по телу растеклось мягкое тепло и разрумянились щёки. Она пыталась их забыть: отправить этих четырёх мрачных мёртвых детей в подвалы памяти и запереть на ключ. Выпила даже Кейт, а потом попробовала сыграть на пианино, а Лия и Кельвин танцевали, пока не начали хохотать так громко, что спустилась пожаловаться мать. Но ей объяснили, что произошло, а Кельвин, как всегда, сумел её убедить, что всё будет хорошо, и тогда выпила и она. В постель все отправились уже сильно за полночь.
Кейт мгновенно заснула, но в память Мэгги из-за темноты снова вернулись те дети. «Простите, – думала она. – Простите, что мы вас использовали». А потом прошептала это вслух – на всякий случай.
Мэгги засыпала. Перед тем как провалиться в сон, она вроде бы услышала слова Кельвина: «мозг, электричество, медицина», – а затем тихий звон колокольчика в гостиной.
Глава 21
На следующий день пошёл дождь, и мистер Макилрайт прислал за ними экипаж. Дождь был холодный и внезапный, косой – скорее зимний, чем весенний, того и гляди перейдёт в град. Из-под колёс брызгала грязь, и, хотя выехали они только в пять, серое небо опустилось низко и всё больше темнело. Улицы опустели.
В экипаже они молчали, дрожали и волновались. Кельвин поехал с ними, чему Мэгги только порадовалась. Лия не сомневалась, он начнёт подшучивать и позорить их, но Кельвин поклялся помалкивать (вчера-то он помог им, правильно?) и заодно успокоил мать, которая теперь знала, что они едут не одни.
Мистер Макилрайт жил к востоку от реки, далеко от города, в особняке, который отстоял от всех дорог. Густые вязы обступал