Она несколько раз моргнула, чувствуя навалившуюся слабость. Так хотелось есть, что она не сразу прониклась его словами.
– Мы утешаем людей. Дарим покой и… и радость.
– Надувательство это всё.
Во рту было сухо.
– Каждый сам решает, во что верить.
– По-моему, вера – это не выбор.
– Ваши взгляды – это ваше дело.
– Именно что.
Вернулся посыльный с пачкой писем, администратор взял их и бросил на стойку.
– Пожалуйста, – сказал он.
В столовой только и разговоров было, что об облегчении, о том, что дождь принёс прохладу.
Лию и Кейт она нашла за обычным столиком в дальнем углу, под окном.
– Кельвин? – спросила Мэгги, садясь и положив письма. Кейт тут же начала их перебирать.
Лия покачала головой.
– Он здоров?
– Скверная ночь.
– Ох.
– Но, может, ещё спустится.
Мэгги кивнула. Не спустится.
Лия смотрела на газету. Каждый день ей приносили в номер несколько изданий, и она постоянно прочёсывала страницы в поисках упоминания сестёр Фокс.
Сейчас у неё была «Пост». Лия хмурилась, глядя на одну и ту же страницу.
– Что-нибудь о нас? – спросила Мэгги.
– Ничего такого, на что тебе стоит тратить время.
– Что там?
– Какой-то отчаявшийся выскочка хочет привлечь к себе внимание.
Мэгги выхватила у неё газету и успела прочесть пару строчек раньше, чем Лия забрала её обратно.
…хотя некоторые подозревают их в мошенничестве, я начинаю подозревать их кое в чём гораздо хуже: что их «развлечение» не мошенничество, а колдовство…
– Что такое? – Кейт взяла кофейник. В последнее время она стала пить кофе, хотя Мэгги знала, как она ненавидит его вкус.
– Оказывается, мы посланницы дьявола, сеющие раздор среди богобоязненных масс, – сказала Лия. – И всё такое прочее.
– Ого.
– Дай дочитать, – сказала Мэгги, когда Лия сама потянулась за кофе.
«Пост». Её же читают бог знает сколько тысяч человек.
– Дай дочитать, – повторила она твёрже.
– Как пожелаешь, – Лия бросила газету в её сторону. – Я бы на твоём месте не тратила время.
Мэгги склонилась над страницей.
Коварные девочки практикуют то, что ваш покорный слуга может назвать лишь оскорблением приличий и нравственности нашей нации: в лучшем случае это суеверия и небылицы, а в худшем – оскорбление самого Бога. Наша страна есть страна просвещения и разума, и после своей Декларации независимости от Великобритании мы постарались оставить позади тёмные главы человеческой истории…
– Лия, это же ужас какой-то.
– Ну так и не читай.
…наблюдать за практикой так называемого спиритуализма среди аболиционистов, агитаторов и вегетарианцев Рочестера и не задуматься, этим ли людям следует доверить политическое будущее нашей страны – тем, кто обращается за нравственными поучениями к духам и не прочь позволить женщинам разыгрывать на публике спектакли без задней мысли о приличиях. Я и сам видел этих девочек – как они ежевечерне распивают спиртное и любезничают с холостыми мужчинами в злачной обстановке нью-йоркского отеля. Издавна известно, что женщины обладают особой чуткостью, коя привлекает немало добродетелей, но в то же время раскрывает женщин ухищрениям дьявола…
– Лия…
– Мэгги, у нас этим утром своих забот полон рот. Не до того, чтобы переживать из-за безвкусных рассуждений какого-то надутого писаки.
…в городке Хайдсвилле девочки Кэтрин и Маргарита Фокс, всего лишь дети, с лёгкостью обвинили соседа в убийстве коробейника, а в последнее время до моего сведения дошло, что Маргарита виновна в гнусном преступлении против невинного ребёнка в Рочестере…
Она оттолкнула газету так, словно та загорелась, и почувствовала, как к щекам прилила кровь. Лия следила за ней.
– Ты всё прочитала? – спросила Мэгги.
– Сколько выдержала.
– Он знает. Знает о Ханне Крейн, о том, что случилось. Тут есть всё. Он думает… дьявол, Лия, он думает…
Он что, разговаривал с Джеймсом Крейном? Мэгги вдруг осенило – ведь мистер Крейн где-то в Нью-Йорке, правильно? Так сказала Эми. Мэгги об этом и не вспоминала, город же такой большой, но он ведь должен был видеть то первое объявление в газете? Он знает, что Мэгги теперь тоже здесь?
Лия взяла газету, перечитала статью. Какое-то время молчала, нахмурив лоб.
– Проигнорируем, – наконец сказала она тихо. – История о Ханне Крейн – это только слух, Мэгги.
– Но это не слух.
– Больше об этом никто не знает.
– Он считает нас ведьмами.
– И пускай. Людям нравится то, что мы делаем, и они заплатят, что бы там ни говорило какое-то пустое место. Даже смею предположить, что этим утром многие читают статью и думают, как бы прийти к нам на сеанс. У дурной славы есть свои достоинства.
На глаза Мэгги навернулись слёзы. Она повернулась к Кейт.
– А ты не против?
Кейт как будто и не слушала.
– Не против. Многие говорят о нас только хорошее.
– Мэгги, ты когда-нибудь могла себе представить, что станешь темой светских сплетен? – Лия уже теряла терпение. – Нынче многие девушки только и мечтают о славе. Помнишь, как на тебя никто не обращал никакого внимания? Тебе как больше нравится?
Перезвон чайных чашек и бормотание голосов за спиной затихли. Мэгги слышала только кровь в ушах. Аппетит пропал.
– Ты расстроилась, – сказала Лия.
– Ещё бы.
– Что ж, – Лия отпила кофе. Официанты начали разносить фрукты, хлеб и масло. – Иногда за интересную жизнь расплачиваются слезами, сестричка.
Была суббота, к утреннему сеансу готовиться не требовалось. Мэгги заставила себя проглотить пару ломтиков хлеба с холодным мясом. Потом поднялась к себе и сидела на кровати, оглушённая слабостью. В комнате полный бардак – она устала от одного его вида. Мэгги старалась поддерживать порядок, в отличие от Кейт, но всё без толку. Красивый узорный веер, который ей подарили, валялся на полу рядом с шёлковым шарфом и стопкой книжек – тоже подаренных. Все письма в пачке были для Лии, кроме одного, и его она сейчас держала в руке. Она узнала почерк Эми.
Мэгги аккуратно вскрыла конверт и прочитала – раз, другой. Через несколько недель Эми приедет в город с друзьями из Рочестера, в том числе Уиллом Гарретом и Элизабет, и остановится у некоего Филиппа Салливана из Нью-йоркского общества борьбы с рабством, чтобы обсудить новый альянс. Она писала, ему принадлежит красивый старинный особняк на окраине, где он желал бы принять и их – сестёр Фокс. Мистер Салливан был бы рад, если бы они переночевали у него, и готов прислать экипаж.
«Мы часто тебя вспоминаем, – говорилось в письме, – и все наши друзья хотят послушать о том, что вы поделываете в городе. Ваш пример сподвиг многих попробовать поговорить с духами – и я слышала, с успехом».
Какое-то время назад отец писал о том же Лие – что в Аркадии пошла повальная мода на «общение с духами». Они пытались расшифровать его интонацию. Это упрёк или похвала? Затем и мать прислала письмо с новостями о том же, но она говорила, как это чудесно и как гордится дочерями, которые всё это начали.
«Надо сразу написать ответ», – подумала Мэгги, но потом села без сил и ничего не делала.
«Желаю всего наилучшего тебе, Кэти, Лие и Кельвину, – говорилось в письме. – Я часто о вас вспоминаю».
Кельвин.
Она встала и пошла к нему, тихо постучалась. Ничего не услышала, но всё же повернула ручку и толкнула – и дверь открылась.
В кровати его не было. Он сидел на подоконнике – таком широком, что туда умещались подушки и одеяла. Он был более-менее одет. Колени прижимал к груди, а лбом прислонился к окну.
– Кельвин?
Он вздрогнул, потом рассмеялся.
– Мэгги. Напугала.
– Прости. – Она вошла и закрыла за собой дверь.
– У тебя всё хорошо?
– Ты не спустился на завтрак.
– Знаю.
– Могу чего-нибудь тебе принести. Там ещё остались хлеб и фрукты…
– Аппетита нет, – он попытался изобразить извиняющееся выражение.
– Надо есть.
– Мне все так говорят.
Когда человек меняется за неделю и даже месяцы, но ты видишь его каждый день, то замечаешь это не всегда.
Его глаза запали. Губы потеряли цвет, а кожа стала такой бледной, что Мэгги видела синие венки на висках.
Она подошла и села на кровать.
– Я могу чем-нибудь тебе помочь?
– Вряд ли.
– Я имею в виду…
– Я знаю, что ты имеешь в виду.
Мэгги посмотрела мимо него – на мягкое серое утро за окном.
– Сегодня прохладнее, – сказала она.
– Видимо.
– Что будешь делать?
– Делать?
– Сегодня вечером только один сеанс. Может, зайдёшь, если почувствуешь себя сильнее?
– Не могу, – ответил он. – Не сегодня. Если б я мог. Пытаюсь встать – и падаю обратно без сил. К тому же, думаю, если я буду кашлять кровью в уголке, только испорчу вам атмосферу.
– А мы накинем на тебя покрывало и скажем, что это дух.
Тут он уже честно рассмеялся, но смех неизбежно перешёл в кашель, и ответить он смог только минут через пять.
– Может, и правда скоро стану духом, – сказал он, переведя дыхание.
– Кельвин, – в горле встал комок. – Не надо так говорить.
– Я тут думал. Можно жениться на Лие.
– Можно… чего?
– Я могу предложить Лие выйти за меня. Как думаешь, она согласится?
– Ты спятил?
– Тогда, с моей фамилией… ну, это ей в будущем поможет, да? К ней будет больше уважения. И если я умру, она станет вдовой, тогда люди будут меньше говорить. Люди уважают вдов.
– Кельвин, – Мэгги качала головой. – Нет.
– Она не захочет?
– Ты не умрёшь.
Он слегка улыбнулся, но улыбка не дошла до глаз.
– Я и не хочу. Мне страшно.
– Ты не умрёшь. Ещё долго не умрёшь.
– Если умру…
– Не хочу об этом говорить.
– Если умру…