щаться, но он спал, и тогда она тихо ушла, не желая его тревожить.
Особняк находился всего в часе езды от города, но дорога рядом с ним перешла в просёлок, а вокруг встали стеной деревья. Освещение среди них было странное – пёстрое и зыбкое.
Дом далеко отстоял от соседних. Это была большая каменная постройка с широкой дубовой дверью. Выйдя из экипажа, Мэгги ощутила разлитую в воздухе сентябрьскую свежесть и ненадолго взбодрилась. Дом, его простой фасад и ровные пропорции, чем-то успокаивал.
Лесная тишь и запах деревьев напомнили Хайдсвилл.
Её вышел встретить мистер Салливан. Это был темноволосый человек с короткой аккуратной бородкой и очками в тонкой оправе, с добрыми глазами, что улыбались ей, пока кучер доставал её багаж.
– Мисс Фокс, какая честь, – сказал он, провожая её в дом. – У меня есть дочь вашего возраста, но, боюсь, сейчас она в пансионате. Сестры с вами не поехали?
Она с запинками рассказала о Кельвине, оглядывая тёмную прихожую. На стенах висели небольшие строгие портреты, но больше здесь ничего не было.
– Жаль это слышать, – он снял очки и протёр их рукавом. – На этот вечер мы планировали простой ужин, а пока, я думал, вам захочется прогуляться. Как видите, здесь ещё остались чудесные леса и земля должна быть сухая, – он прочистил горло. – А потом, должен признаться, мне бы очень хотелось попробовать пообщаться с духами, если возможно устроить демонстрацию.
– Не слушай его, Мэгги, он ужасный скептик, – на лестнице появилась Элизабет Рид – Элизабет Гаррет, поправила себя Мэгги. Она оперлась на поручень на площадке над ними.
Сперва Мэгги вздрогнула, но потом вновь почувствовала смесь восхищения и нервозности, что в ней до сих пор вызывала Элизабет.
Мистер Салливан качал головой, но всё ещё улыбался.
– Меня можно назвать и скептиком, но любопытство моё искреннее, и я надеюсь, вы мне потрафите. Я бы с удовольствием сменил точку зрения.
– Надеюсь, что смените, – тихо отозвалась Мэгги.
– И я, – сказала Элизабет. – Я и сама была скептиком, но в последнее время обнаружила, что общество верующих куда интереснее.
Эми и Уилл Гаррет сидели в гостиной – большой и яркой, с выходящими на сад окнами. Они погрузились в разговор с такими серьёзными лицами, что Мэгги неловко замялась на пороге, почувствовав себя маленькой, не на своём месте.
Но её тепло приветствовали, предложили кофе, а потом служанка мистера Салливана накрыла на стол. Это была девушка из Пенсильвании, которая отправилась не на запад, а на восток: Джоанна, с тёмно-русыми волосами и зелёными глазами. Она легко разговаривала с мистером Салливаном и много смеялась. Проводив Мэгги до спальни, Джоанна сказала с обаятельной улыбкой:
– Мистер Салливан пригласил и меня на общение с духами, если вы его проведёте. Вы не против?
– Нет, – сказала Мэгги. – Буду рада.
Её уютная спальня находилась на чердаке, кровать уже постелили. В неё так и хотелось зарыться с головой.
– О, замечательно, – Джоанна хлопнула в ладони. – Я подготовлю для вас гостиную, как пожелаете. Вы только скажите.
– Благодарю.
Джоанна кивнула.
– Отцу такие вещи не нравятся, – она оглянулась через плечо, потом понизила голос. – Ему не нравится ни мистер Салливан, ни его друзья, ни их круг. Он говорит, мне не стоит якшаться с людьми с другим цветом кожи, – она помолчала, словно хотела посмотреть, как отреагирует Мэгги, потом продолжила. Казалось, ей уже давно не с кем было поговорить. – Он говорит, ничего удивительного, что аболиционисты ещё и верят в духов: мол, им бы только нарушать естественный порядок вещей. Но мистер Салливан оплачивает мою учёбу, поэтому отец ничего не может сказать ему в лицо, – не переводя дыхания, она прибавила: – Мне и самой когда-нибудь хотелось бы попробовать поговорить с духами, на сеансах. Раньше мне бы это и в голову не пришло, но вот мы встретились, и вы же моего возраста, да? Тогда чем я хуже? – Она рассеянно поправила стул рядом с дверью. – Там ведь нет особых правил, да? С духами? Я знаю, обычно вы сидите за столом, но стол – он же есть у всех.
– Нет. Особых правил нет.
– Это мне нравится.
– Тогда попробуйте, – сказала Мэгги, а сама думала: «Это не понравится не только твоему отцу».
Эми ждала её внизу, в чепчике и простом платье, не доходившем до пола. На ней были прочные башмаки, словно для работы в поле. Они ей шли.
– Если остались силы для прогулки, Мэгги, думаю, тебе понравится в лесу. Наш хозяин обещает, что там есть тропинка вдоль ручья.
Какое-то время они шли молча, пока не нашли ту тропинку. Для экипажа она была узкой, но всё же чётко виднелась среди деревьев, а земля и правда была сухой и ровной. Ручей они услышали раньше, чем увидели.
– У Айзека всё хорошо? – спросила через какое-то время Мэгги.
– Да, – сказала Эми. – Он хотел к нам присоединиться, но не вышло…
Листья уже опадали и шуршали под ногами. Эми шагала быстро. Мэгги чуть не выбилась из дыхания, поспевая за ней. Она ещё не обносила свои тесные туфли, ноги ныли. Только она набрала дыхания, чтобы рассказать Эми всё – о петиции, газете и своём странном кошмаре, – как Эми заговорила первой.
– Может показаться, что мы тут все в своих мыслях, Мэгги, и я тебе объясню почему, – она окинула Мэгги осторожным оценивающим взглядом. – Наверное, ты и сама уже догадалась. С тех пор как твоя семья съехала, мы в ваших комнатах… «укрывали беглых рабов», как выражаются наши законодатели. Ты и сама знаешь, что Рочестер – одна из последних остановок подземной железной дороги перед границей с Канадой.
В деревьях вокруг зашелестел ветер, на землю спорхнули сосновые иголки. Мэгги вспомнила светлые комнаты в доме Эми, выходящие на дорогу. Ей и не приходило в голову спросить, кто там жил после них.
Выражение лица Эми было напряжённым, она поджала губы.
«Укрывали беглых рабов».
– Вы помогаете людям спасаться от рабства, – тихо сказала Мэгги.
Она была рада, что ей это сказали, что Эми ей доверяет, рада, что услышала об этом раньше, чем сама начала рассказывать о своих дурацких эгоистичных неприятностях.
– Мы поддерживаем Африканскую методистскую церковь и мистера и миссис Гаррет. Они принимают столько людей, сколько могут, но места у них мало, и требуется осторожность. А у нас есть комнаты, – Эми прочистила горло. – Кое-кто из аболиционистов считает, что о подземной железной дороге вовсе не стоит распространяться. Возможно, они правы. Охотники на рабов слишком много знают. И ходят разговоры о том, что законы ужесточатся, наказывать всех вовлечённых будут ещё строже. Как штрафами, так и тюремным заключением – только за то, что пускаешь их под свой кров. Ты наверняка об этом слышала.
Кое-что Мэгги знала – из обрывков разговоров и мельком прочитанных статей в газетах. Но её голова была забита совсем другим, и она не сомневалась, что Эми это видит. В Рочестере Эми старалась её просветить, давала книги и брошюры, водила на лекции, и как в итоге поступила Мэгги? Уехала в Нью-Йорк распивать вино и строить глазки взрослым мужчинам.
В мире хватало слишком много страшной, запутанной несправедливости, и если раньше она ещё думала, что найдёт какой-нибудь способ помогать, то теперь при мысли об этом в голове было пусто.
– Хотела бы я помочь, – сказала она. – Знать бы только чем.
Эми улыбнулась.
– Может, подождёшь, когда к тебе придут законодатели, и спросишь духов, хорошо ли поддерживать рабство или нет. Уверена, духи ответят, что нет.
Мэгги знала, что Эми её поддразнивает, но эта мысль ненадолго зацепила. За столом у них получалось убедить кого угодно и в чём угодно. А не могут ли духи и поучать так, словно это не салон, а церковь?
Нет. Высокомерная мысль, и она её отбросила.
Впереди по тропинке проскакала птичка, наклонила набок головку, глянув на них, и они остановились. Наверху в деревьях что-то зашуршало. Освещение менялось. Небо вдруг потемнело. Всё шло к дождю.
– Что ж, вот что я хотела тебе рассказать, Мэгги, – сказала Эми. – Как там Кельвин?
В горле встал ком.
– Передаёт привет, – сказала она, и тогда Эми кивнула и не стала расспрашивать.
Они прошли по тропинке вдоль ручья и повернули обратно к дому под пасмурными небесами, когда она услышала в листве первый шорох дождя. Подходя к особняку мистера Салливана с обратной стороны, они увидели Элизабет – та прислонилась к косяку чёрного входа, на плечи накинута куртка мистера Гаррета. Она помахала им и окликнула:
– Поторопитесь, а то промокнете!
И оказалась права: стоило войти, как хлынул ливень, дребезжавший по крыше, как гром. Стало темно как ночью.
– Боже, – Эми пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум дождя. – И представить не могу, что это такое с погодой. Если продолжится в том же духе, ручей разольётся.
Они какое-то время смотрели на улицу, потом Эми извинилась и ушла помогать с ужином.
Мэгги дальше смотрела в окно, но чувствовала, что Элизабет наблюдает за ней.
– Я слышала, вы в Нью-Йорке собираете много зрителей.
Мэгги прижалась лбом к стеклу и на миг закрыла глаза, успокоенная шумом дождя.
– Да. Людей много.
Она инстинктивно подобралась, чтобы защититься от критики. Но Элизабет спросила:
– Сколько тебе лет, Мэгги?
Она открыла глаза. Не сразу вспомнила ответ.
– Пятнадцать. Скоро будет шестнадцать.
– А кажется, что больше.
– А тебе сколько лет?
– Девятнадцать.
– А кажется, что больше.
Элизабет рассмеялась.
– Иногда хотелось бы. Думаю: будь я старше, стало бы всё проще? Стала бы я понимать, что делаю, стали бы меня слушать люди?
Мэгги отошла от окна. Лоб остался холодным от стекла.
– Тебя и так слушают.
– Нет. Не очень. На меня смотрят, когда я говорю. Иногда. Но это разные вещи.
– Но ты же столько всего делаешь. Столько всего хорошего.
– Наверное. Но часто так не кажется.
Холодный сырой ветер распахнул дверь, Элизабет снова её закрыла и повернула ручку.