Мэгги и Кейт, держась за руки, спускались по пологому склону к семейному кладбищу – ровной лужайке в окружении деревьев. К рядку маленьких аккуратных надгробий и горке свежей земли там, где похоронят Кельвина.
Приехал кое-кто из города. Дэвид, Мария, Лия, мать, отец и дети уже стояли у могилы и ждали. Отец сгорбился, слезящиеся глаза за очками вперились куда-то далеко. Он почти не заговаривал с девочками с самого их прибытия. Будто и не узнал.
Ждал здесь и гроб с прокинутыми под ним верёвками, чтобы было сподручней опустить в землю. Дети сбились в кучку, держались друг за друга, испуганные и заворожённые.
Мэгги поняла, что не может видеть гроб, поэтому разглядывала чистое небо и заодно обнаружила, что если закинуть голову, то перестают литься слёзы. Рядом тихо вздрагивала от всхлипов Кейт. Мэгги сжала её руку, но та не оглянулась. В красочном свете сентябрьского неба с примесью золота мельтешили насекомые и птицы. Она чуяла запахи сырой земли, мокрой травы. Мужчины – все незнакомые – крякнули и принялись опускать гроб. Мэгги услышала новый тихий всхлип – матери – и затем грубый стук о землю. Не хотелось его слышать, не хотелось об этом думать.
Она снова взглянула. Мужчины положили верёвки. Один вытирал руки о куртку, другой крестился. Они постояли, глядя в яму. А затем один взялся за лопату.
Мужчины забрасывали землю по очереди. Глаза Дэвида были красными, губы – кривыми. Он подцепил землю с кучи и закинул в могилу.
И вот всё кончилось. Кружок распался, побрёл обратно к дому. Мэгги осталась на месте.
В листьях шуршал ветер, небо потемнело. В городе они бы начали готовиться к вечернему сеансу. Этот час, эти сумерки – всё пробуждало возбуждение и предвкушение в гостях, собирающихся в салоне.
Каким фальшивым это теперь казалось. Здесь – на прохладе, рядом с шепчущей травой и поскрипывающими деревьями, свежей землёй.
Новое надгробие было маленьким, но подходило к остальным. Ей это нравилось. И у Дэвида нашёлся в городе знакомый каменщик, согласившийся поработать за гроши, поэтому на надгробии было выбито: «Кельвин Браун, любимый сын и брат, дорогой друг». Отец просил что-нибудь из Библии, но Дэвид его переубедил.
Мэгги присела и положила руку на камень.
– Мы так тебя любим, – сказала она. – Надеюсь, ты во всём ошибался и мы с тобой ещё увидимся. – Боль в горле, глазах и голове. – Мы так тебя любим.
В листве над головой запела птица. Мэгги послушала, потом встала и отряхнула подол. Все уже ждут на кухне, беседуют, накрывают на стол. Глаза щипало от слёз. Пора идти. Пора оставить его в земле, одного.
Но она стояла, сколько могла, пока вокруг не опустилась ночь.
Глава 37
Дома мужчины сидели на кухне и тихо переговаривались. Лия устроилась у окна, подпёрла подбородок ладонью, глядела в темнеющий вечер.
Мэгги прошла по кухне и коридору в маленькую гостиную в конце дома, где нашла в свечном свете Кейт и мать. На столе лежали медное колечко, которое иногда носил Кельвин, и сложенное письмо.
– Что вы делаете?
Обе повернулись, словно только её и ждали.
«Как же постарела мать, – думала Мэгги. – Как осунулось её доброе мягкое лицо».
– Мэгги. Милая моя. Пожалуйста, посиди с нами. Мы просто хотим немного посидеть и подождать.
У Мэгги похолодели руки.
– Чего подождать?
Её грустные усталые глаза. Мэгги увидела, как мать пытается улыбнуться.
– Подождать, вдруг Кельвин захочет с нами поговорить.
Кейт мрачно следила за сестрой.
– Вдруг, – тихо добавила она. Закусила губу и вперилась глазами в стол.
Мэгги покачала головой.
– Нет. Нет. Не надо.
– Мэгги… – Мать протянула ей руку.
– Нет. Это неправильно. Он умер. Он упокоился. Неправильно его трогать.
– Но…
– Нет. Пожалуйста, не надо.
– Ну конечно, он упокоился, – сказала мать. – Мне бы только весточку от него, хоть что-нибудь, чтобы знать наверняка. Чтобы убедиться.
– Он бы не хотел.
– Он бы и не возражал, – сказала Кейт. – Ты же сама знаешь. Просто посиди с нами немного, Мэгги. Мы ничего не будем делать, не будем его звать. Только подождём. По-моему, он ещё здесь. Я его чувствую. Он ещё не ушёл. Вдруг у него есть для нас послание.
Мэгги с силой стёрла слёзы с лица.
– Поговорим наверху, Кэти. Пора положить этому конец. Надо было понимать, что так и будет. А если бы они не начинали, Кельвин остался бы жив.
– Нет. Не сейчас. Потом. Я просто хочу попробовать…
– Это опасно. Мама, пожалуйста. Не надо… это просто неправильно. Мы же не знаем, кто ответит.
Мать смешалась.
– Мэгги, – тихо сказала она. – Ты же часто говорила с духами. Я хочу только ещё разок услышать Кельвина.
– Не разок. На одном разе никогда не заканчивается. Ты поговоришь с ним разок, потом захочешь поговорить ещё, ещё и ещё. И никогда его не отпустишь. Так со всеми и бывает, – что-то кольнуло сердце. – Его надо отпустить.
– Не надо, – попросила Кейт. – Я не хочу. – Её голос надломился. – Пожалуйста, сядь с нами. Тогда мы будем сильнее…
Но Мэгги уже пятилась прочь из комнаты.
– Нет, – сказала она. – Нет, Кэти. Нет. Не буду. Не стану.
Она взлетела по лестнице в спальню на чердаке и включила все лампы в углах, пока в комнате не стало светло, насколько возможно, и в тёмном окне не виделось только её отражение. Из спальни снизу раздался детский смех. Она поморщилась и почувствовала прилив гнева. Все уже скоро забудут Кельвина, думала она. И будет он для них значить не больше, чем для неё все остальные имена на семейном кладбище. И они смеялись. Она сжала кулак и ударила по стене, и ещё, и ещё, а потом слабо колотила себя по голове и всхлипывала от досады.
Шаги на лестнице. Она обернулась и увидела в дверях Лию – рука на косяке, тени под глазами. Мэгги уронила руки.
– Можно войти? – спросила Лия.
Мэгги казалось, если она раскроет рот, то расплачется – или закричит, – поэтому покачала головой и зажмурилась. Потом услышала, как Лия входит. Сестра села на краю кровати Кейт, разгладила юбку, сложила руки на коленях.
Визг из детской спальни, снова смех.
– Для них это как праздник – все съехались вместе, – тихо сказала Лия.
– Не все, – процедила Мэгги. Лия взглянула через её плечо в окно.
– Да. Не все.
– Ты знаешь, что происходит? Кэти и мама хотят… – она с трудом заставила себя это произнести. Голос был как не её. – Хотят с ним поговорить. С Кельвином.
– Знаю.
– Знаешь. Знаешь. – Голова шла кругом. – Конечно, знаешь.
– Почему бы и нет? Это их утешит.
– Их утешает самообман.
– Уверена, Кейт обойдётся без трюков, раз речь о Кельвине.
– Это не Кельвин. Это будет не Кельвин.
Снова хохот из детской, и в этот раз поморщилась и Лия. Они услышали, как по лестнице топочет Дэвид, чтобы сделать детям выговор.
Лия тихо заговорила.
– Ты этого не знаешь. И главное, чтобы им это помогло.
– Утешение нужно искать у Бога.
– Они так и делают.
– Нужно искать утешение в вере. А не в этом.
– Это и есть их вера, – сказала Лия. – Какая разница.
Мэгги сглотнула и покачала головой – от этого по телу разбежалась волна боли. Так тесно, так душно. Она встала и подошла к окну, распахнула и вдохнула холод полной грудью, но этого было мало.
– Ты странно себя ведёшь, Мэгги.
Она поперхнулась смешком. Перед глазами всё расплывалось от слёз.
– Я и есть странная, – ответила она. – И ты такая же.
– Ну и ладно.
Голос Дэвида снизу: мол, ведите себя потише, а то всех отправят спать, проявите уважение к дяде Кельвину.
– Мэгги, – сказала Лия. – Мэгги.
Долгая пауза, пока Дэвид топал вниз, пока в лесу лаял какой-то дикий зверь. Затем Лия продолжила:
– Нам пришло письмо. Сразу перед отъездом из Нью-Йорка. Нас приглашают в Кливленд, штат Огайо. Гастроли. Один господин уже нашёл там несколько помещений.
Вокруг темно и бесконечно раскинулась земля. Кельвин где-то там, один в темноте. Он так боялся, что его прогонят. Кельвин.
В словах Лии не было никакого смысла, они просто шумели в голове, как бурное море. «Огайо. Письмо. Господин».
Мэгги обернулась. Лия смотрела в камин, тёмный и мёртвый. С самого их приезда погода стояла слишком тёплая для огня.
«Как же гадко, что Лия думает о подобном сейчас. У неё тоже болезнь, – подумала Мэгги. – Жадность. Она просто не может остановиться».
– Нет, – ответила Мэгги. – Я не поеду.
Лия на неё не смотрела.
– Не сразу. Через несколько недель. Всё равно у меня ещё есть дела в городе. И на этой неделе надо съездить в Рочестер.
Мэгги свирепо вытерла глаза.
– Ни через несколько недель, – сказала она, – никогда. Я не поеду.
Лия обернулась к ней.
– Не поедешь?
– Нет.
– Что ты хочешь сказать?
Она увидела Кельвина перед их домом в Хайдсвилле – тем светлым холодным утром, среди свежего снега, с кофе в руках. «Это всё ты как-то делаешь?»
Тогда ему оставалось жить всего ничего.
– Я больше не хочу этим заниматься. Я хочу прекратить.
Стоило это произнести, как нахлынуло облегчение. Чуть ноги не подкосились, но она всё же хотела остаться на ногах. Хотела быть выше Лии. Так что только прислонилась к стене, прижала к ней ладони.
Выражение Лии не переменилось, но и ответила она далеко не сразу.
– И чем тогда займёшься?
– Буду спать. Отдыхать. Помогать матери, помогать по ферме, найду работу, буду преподавать… выйду замуж. Не знаю.
– Ты всё это возненавидишь.
– Мне всё равно.
– У тебя есть возможность объездить всю страну. Повидать то, что ни одна девочка твоего возраста…
– Это отвратительная страна, не хочу её больше видеть.
– В Огайо нет рабов, если тебя это тревожит. Вообще-то, у Эми и Айзека там хватает друзей…
– Всё равно.
– Значит, тебе нужно ещё время. Месяц. Ты передумаешь.
– Нет.