Мэгги знала, что должна его пригласить и подождать Лию, разжечь плиту, приготовить ему завтрак. Но забыла, как всё это делается. Могла только пялиться на него.
– Больше никого нет? – спросила она.
– Кого?
– Родных.
– А. Нет. Есть пара человек с моей стороны, но Кельвин никого из них не знал. – Он снял шляпу, нервно повертел в руках. Когда Мэгги промолчала, продолжил: – Сказать по правде, в нашей семье случилась ссора, после чего отец Кельвина более-менее откололся. Он поругался с дедушкой. Наверняка из-за денег. Я толком и не знаю. Вот и вышло, что, когда умерли родители Кельвина, он остался сам по себе. Я-то тогда жил вовсе в Вирджинии.
– А, вот как. – Она вспомнила наконец о приличиях и добавила: – Вы хорошо сделали, что приехали.
Он снова с сомнением взглянул на её туфли.
– Да вот, решил тут.
– Я Мэгги, – повторила она. – Мэгги Фокс.
Он кивнул, всё ещё теребя шляпу.
– Значит, это вы одна из тех, кто разговаривает с духами, – сказал он.
Мэгги услышала свой смех словно со стороны – она рассмеялась впервые за многие недели.
– Да. Похоже на то.
– Я читал в нью-йоркской газете. А потом получил письмо от вашей сестры – вот и сообразил, – он покачал головой. – Сам-то я в эти дела не очень верю.
– Кельвин тоже не верил.
– В смысле, в духов я, пожалуй, верю, но что-то сомневаюсь, что они станут стучать по столам. Впрочем, мне ли рассуждать. Наверное, сперва это надо самому увидеть. Услышать, – он покашлял. – Вы уже скоро обратно в Нью-Йорк?
Она не знала, что ответить. Какое-то время смотрела на дорогу, потом присела на нижнюю ступеньку, подоткнув под себя юбку.
Он постоял, потом тоже сел к ней.
– Я ещё не знаю, что мы будем делать, – ответила она. – Это очень странное время.
Он помолчал.
– Тяжело потерять человека. Я когда-то давно потерял друга – мы с ним вместе собирались начать своё дело, а потом уже не знал, как быть, всё только вспоминал его. Очень скучал.
– И что вы в итоге сделали?
Он положил шляпу на землю и развёл руками.
– Вот сейчас делаю. Еду на запад, там посмотрим, что из этого выйдет. Мне по ошибке пришло одно письмо, в нём рассказывалось о золоте в Калифорнии. Письмо я передал по назначению, но сам решил, что это знак. То я не знаю, что делать, а то вдруг – письмо, причём даже не для меня, – Закари кашлянул. – Я, понимаете ли, верю в знаки. Вот в них я верю. Говорят, это суеверия, но и ладно. Если я не знаю, как поступить, ищу знаки. Когда ищешь, всегда найдёшь.
Вдруг застыдившись, он снова надел шляпу.
– Обычно я в этом не признаюсь, но раз уж вы вовсе беседуете с покойниками…
– А что за знаки? – спросила она.
– Любые. Человек, слово. Погода меняется. Я верю, что в мире есть порядок, и если приглядеться, то он явится. Когда не знаешь, что делать в жизни, надо искать порядок.
Он напоминал ей Кельвина. Светлые волосы, манера речи.
– Когда вы виделись в последний раз? – спросила она. – С Кельвином?
Он посмотрел куда-то вдаль.
– Ох. Давненько. Двадцать лет назад. Мы были мальчишками. Потом его отец поссорился с моим дедушкой.
– У вас был один дедушка?
– Да. А наши отцы – братья.
– А когда ваш дедушка умер?
– Хм. Уже прилично, – Закари слабо улыбнулся. – Жалко, конечно, что они поссорились. Наш дедушка был тяжёлым человеком, но любил свою семью. Ему бы наверняка хотелось познакомиться с Кельвином поближе. Он не видел его с трёх-четырёх лет, – тут его голос надломился. Закари опять смущённо кашлянул – так иногда делают мужчины, испугавшись, что слишком уж открылись в своих чувствах. – Неважно. Он давно умер.
– Как его звали? – спросила Мэгги.
– А, – он достал из кармана жестянку с табаком и открыл большим пальцем. – Его звали Итан.
Глава 42
Верить и не верить одновременно возможно. Это легко. Они наверняка знали – некоторые гости. Знали в глубине души, что постукивания и похрустывания доносятся из-под стола. Что к колокольчику тянется ниточка. Что сёстрам Фокс и так известно имя их покойного родственника, раз они попросили написать это имя на бумажке и передать отелю.
Но на всё можно закрыть глаза, забыть, потому что ещё гости знали – чувствовали, были уверены, – что за всем этим стоит правда. Откровение. Голос, что обращается только к ним, любовь, что способна пережить человека. Или гнев.
Мисс Келли тоже видела того фермера, но не сказала Мэгги. Не сказала никому. Эта мысль всё вертелась в голове, гнев сменялся обидой – так по кругу. В памяти всплывали тоскливые недели после нападения на Ханну, но Мэгги не помнила, чтобы вообще думала тогда о мисс Келли. А это по-своему странно: она что, и вправду ни разу не задумалась, видела ли фермера её учительница? Если бы они тогда встретились, пришло бы ей в голову спросить?
Она боялась мисс Келли. Смеялась над ней с другими детьми. Не хотела оставаться с ней наедине.
Если бы она считала её живым человеком, а не объектом насмешек, страха или жалости, тогда, может, действительно вернулась бы в школу несколько дней спустя и спросила. Мисс Келли всё время работала рядом с кладбищем. И вопрос-то проще некуда: а вы его видели?
Кто знает, сколько человек в стране, во всём мире видят странное и никому не говорят. Боятся сказать, чтобы их никуда не упрятали, не осмеяли, не осудили. Откалываться от толпы опасно. Есть то, о чём не принято говорить. Есть голоса, которые никто не хочет слышать.
Она поедет в Огайо. Скажет об этом Лие сегодня же. Она нашла своё дело, и это не стряпня, не уборка, не молитва. Не написание писем и не произнесение речей. А вот это.
Вряд ли она изменит законы, изменит мир, как Эми и Элизабет, но всё-таки поднимет волны, нарушит порядок вещей – а это, пожалуй, стоит усилий.
Мисс Келли права. Священник злился на неё. Мэгги украла то, что всегда принадлежало ему.
– Вы сбились с христианской стези, – говорил он. Неужели?
А в чём разница между его работой и её?
Столько вер, столько языков, правил и мест, столько книг с тысячами страниц притч, законов и проповедей. А вычти всё это – и останется только одна идея, думала Мэгги. Только одна идея, одно обещание: на самом деле мы не умрём.
Я вам покажу. Слушайте.
Послесловие
Книга основана на реальной жизни сестёр Фокс, но всё же это художественный вымысел. Я поиграла с фактами и изменила хронологию. Хочется думать, что Мэгги и Кейт поняли бы меня: у них самих были весьма непринуждённые отношения с истиной.
Вот что было на самом деле.
Вечером 31 марта 1848 года у маленького семейного дома в Хайдсвилле, деревеньке в штате Нью-Йорк, собралась толпа. Дом принадлежал Джону Фоксу, проживавшему там с супругой и двумя дочерями, Мэгги и Кейт. Соседи собрались из-за слухов, что в доме слышны шорохи и стуки, которые никто не может объяснить. У всех на глазах Кейт и Мэгги заговорили с этими шорохами, задавая вопросы, на которые им выстукивались ответы. Ответы сложились в историю: якобы эти звуки издавал дух коробейника, убитого в этом доме несколько лет назад и похороненного в подвале. Даже прозвучало имя убийцы – мистер Белл.
Вскоре независимый журналист Э. Э. Льюис опубликовал репортаж о событиях того вечера, собрав показания многих присутствовавших. Все свидетели в один голос заявляли, что увиденное поразило их до глубины души и что они не могут это объяснить.
Повсеместно считается, что в тот вечер и зародился спиритуализм – религиозное движение, основанное на убеждении, что духи мёртвых могут общаться с живыми. Брошюра Э. Э. Льюиса – самый подробный репортаж о том вечере, включивший почти два десятка свидетельских показаний.
В нём не хватает показаний только самих Кейт и Мэгги. Но именно Кейт и Мэгги со старшей сестрой Лией обрели славу как говорящие с духами сёстры Фокс, странствующие медиумы, что проводили открытые сеансы по всей стране.
Лия была намного старше Кейт и Мэгги. Она вышла замуж в четырнадцать, родила уже в пятнадцать, муж ушёл от неё в семнадцать. На время событий в Хайдсвилле ей было больше тридцати, и, видимо, она взяла в оборот жизни Кейт и Мэгги, выступая их импресарио и заодно объявив медиумом себя.
(Мать в показаниях о событиях в Хайдсвилле, приведённых в брошюре Льюиса, говорит, что Кейт «около двенадцати», хотя на самом деле ей только что исполнилось одиннадцать. Поэтому я изменила день рождения Кейт – в книге ей двенадцать. О Мэгги миссис Фокс говорит, что ей шёл «пятнадцатый год» – ей было четырнадцать. Я сделала её пятнадцатилетней.)
Вот что ещё было на самом деле.
До рождения Мэгги и Кейт их отец Джон Фокс почти десять лет прожил отдельно от жены и старших детей, в том числе Лии. Судя по всему, он пил, играл и транжирил деньги. Но в конце концов образумился и вернулся в семью серьёзным и набожным методистом. Вскорости родились Мэгги и Кейт.
Кельвин Браун – реальный человек, неофициально усыновлённый семьёй Фокс в подростковом возрасте, когда умерли его родители. Он несколько лет ездил с Мэгги, Кейт и Лией, выступая их опекуном и телохранителем. Но во время гастролей по Огайо заболел и уже не оправился. Скончался в 1853-м – через несколько лет после того, как это происходит в книге.
Сёстры действительно проживали в отеле Барнума в Нью-Йорке (не родственника Финеаса Тейлора Барнума[7]). Поселились они там в июне 1850 года, чуть позже после начала карьеры, чем я описала в книге.
Странный отрывок в записке с угрозой, подброшенной Мэгги, взят из труда Коттона Мэзера о колдовстве и одержимости в XVII веке (Memorable Providences Relating to Witchcrafts and Possessions – «Памятные случаи вмешательства Провидения в дела о ведовстве и одержимости», 1689). Коттон Мэзер (1663–1728) – пуританский священник, следивший за процессом над салемскими ведьмами и лично знавший многих участвовавших судей.