Это Саше пришлось усвоить, и принять как данность.
В полевых партиях практиканты всегда желанные гости. И вовсе не оттого, что геологи очень уж заинтересованы в воспитании молодой смены. На самом деле, студенты помогают решить кадровый вопрос. Не для кого не секрет: желающих наняться сезонными рабочими год от года все меньше — кому охота горбатиться за гроши! А практиканты — народ безотказный, да сметливый к тому же, понимающий, что к чему.
В тот год в партию Ярошевского прибыли две практикантки, две хохлушечки-хохотушечки из славного города Харькова, студентки географического факультета ХГУ. Они и внешне похожи были, Лена и Оксана. Маленькие обе, как девочки-подростки, смешливые, каждая уйму анекдотов знала, прибауток разных. Саше понравился у них новый вариант известной поговорки, отразивший злобу дня: «Не кажи гоп, не переихав Чоп». Она сразу уловила соль шутки. Знала, что Чоп — это пограничная станция, «ворота на Запад», через которые шел основной поток желающих слинять из Союза.
О своей «альма-матер» харьковчанки отзывались с любовью и иронией. Рассказывали байки о студенческой жизни, хохмы-предания.
— Есть легенда, что в 42 году немцы заминировали здание Университета, — рассказывала Лена. — Взрыватель должен был сработать, как только в здание войдет девственница. И до сих пор мина не взорвалась.
Саша улыбалась снисходительно: точно такую же байку рассказывали практиканты из Киева, а еще раньше — из Львова. Видимо, на Украине очень популярной была тема отсутствия студенток-девственниц.
Полевой сезон получился богатым на юморные истории.
Но не обошлось и без происшествия, едва не закончившегося трагически.
Ночью начальника разбудил испуганный голос Лены:
— Николай Антонович! Николай Антонович!!
— Что, — пробормотал спросонья Ярошевский, — что такое?
— Оксану скорпион укусил.
— Где? Какой скорпион?.. Что за черт…
— Николай Антонович, скорее, — жалобно позвала студентка. — Ей плохо.
Начальник встал, чертыхаясь вполголоса, надел штаны. Саша тоже поднялась, накинула на плечи куртку-штормовку, пошла вместе с Николаем в палатку студенток.
При свете фонарика лицо девушки, лежащей на раскладушке поверх спального мешка, выглядело жутковато: смертельно бледное, в глазах читался не просто страх — ужас. Руки у Оксаны мелко дрожали, перекошенный рот судорожно хватал воздух. Саша не на шутку испугалась: на ее памяти скорпионы жалили людей не раз, но никогда она не видела, чтобы укус так действовал на человека.
Начальник нахмурился.
— Куда укусил? — спросил он Лену.
— В локоть, — ответила студентка, тоже насмерть перепуганная.
Николай осторожно взял Оксану за руку, приподнял.
— Ой, больно! — прохрипела несчастная.
Николай нагнулся, вгляделся — на локте едва заметная точка и небольшая припухлость. Повернулся к Лене.
— Где он? Вы его видели, этого скорпиона?
Лена замотала головой.
— Нет.
— Как это получилось? — обратился начальник к укушенной.
— Не знаю, — с трудом произнесла Оксана. — Я спала… Чувствую — боль. Думала иголка воткнулась… Ой, мне плохо.
Девушка наклонилась, ее вырвало.
Николай засопел, озабочено, стал светить фонариком на пол и стенки палатки.
— Осторожно. Ничего здесь не трогайте, — сказал он Саше и Лене. Сунул фонарик в руку жене, вышел. Пошел будить Алишера.
Шофер, поднятый среди ночи, был взъерошен и напуган не меньше Саши и обеих студенток.
Оксану усадили в кабину, туда же сел начальник.
— Давай, Али-баба, гони.
Жене Николай сказал:
— В райцентр ее отвезем. Ты забери пока студентку в нашу палатку.
— Коля, ты думаешь, это был не скорпион? — спросила Саша, до сих пор не справившаяся с волнением
— Не знаю, — жестко ответил Николай. — Только без паники, пожалуйста.
Грузовик рванул с места.
В ту ночь Саша со студенткой уже не ложились. В палатке им было страшно, мерещились всюду ядовитые гады, подкрадывающиеся в темноте; просидели до утра на открытом месте, негромко разговаривали, успокаивали друг дружку, как могли.
Николай с шофером вернулись ближе к обеду. Весь лагерь ждал их с тревогой.
— Оксану в больницу положили, — сказал начальник. — Я так и думал: каракурт ее укусил. Ей укол сделали — у них там сыворотка антикаракуртная… Вроде бы, лучше ей. Успели вовремя.
Палатку студенток тщательно осмотрели и обнаружили в углу черного паука с большим круглым брюшком.
— Он, гад! — определил паука начальник.
Сам Николай раньше с каракуртами дела не имел, но видел, не раз, на картинках. Чтобы убедиться, паука он аккуратно придавил и поместил в стеклянную банку с крышкой.
— Отвезем, покажем спецам: там, при поликлинике противокаракуртный центр.
Начальник велел проверить досконально палатки, осмотреть вещи, постели.
Всё перетряхнули. Перебили всех, попавшихся на глаза пауков, даже абсолютно безобидных сенокосцев, а заодно и насекомых, не успевших вовремя унести ноги.
Окончательно справиться с поселившимся в них страхом, геологи смогли, только покинув проклятое место.
Саша еще долго засыпала с трудом, вздрагивала от малейшего шороха. Обижалась на мужа, похрапывающего себе, оставив, как ей думалось, жену наедине с ночными страхами. Она нервной стала, дерганой.
Не только несчастье, случившееся с Оксаной, было тому виной — Саша уже несколько недель пребывала в «интересном» положении, проще говоря, забеременела.
Глава 8. Крыша мира
Название «Памир», или, как теперь говорят, бренд, очень популярно в республике. В Душанбе делают холодильники «Памир», местная футбольная команда «Памир» прорвалась в высшую лигу. Есть ресторан «Памир», гостиница и кинотеатр, еще есть сигареты «Памир», а также вино — любимый напиток местных алкашей (и дешево и сердито).
— Никуда он от вас не денется, Памир этот. В будущем сезоне поедем все, — пообещал приятелям Цай.
Не соврал. Второй полевой сезон Шведов с Трофимовым провели на Крыше мира.
Дорога на Памир была втрое длиннее, чем в Карамазар, и выматывала, соответственно, втрое. Сразу за Калайхумбским перевалом начиналась погранзона, то и дело останавливались на постах — проверка документов.
Трасса вилась вдоль Пянджа. На противоположной стороне — афганский берег. Мрачный, какой-то, сразу видно — чужой. Того и гляди из-за скалы выглянет рожа моджахеда и ствол снайперской винтовки. Говорят, такое здесь случалось.
Заграничный берег представлял собой почти сплошную скальную стену — подножье Гиндукуша. С нашей стороны берег более пологий, и симпатичнее: абрикосовые сады, зелень посевов, даже цветочные плантации (цветы шли как фармакологическое сырье).
Хорог, памирская «столица», оказался на удивление приятным городком, с тихими тенистыми улицами, укрытыми от горного солнца пирамидальными тополями и платанами; без обычного азиатского шума-гама, рева репродукторов, суеты и толкотни.
К «уазику», остановившемуся возле универмага, сразу же подошли двое местных мужиков, стали спрашивать водку. Объяснили: здешнее начальство (козлы!) объявило ГБАО (официальное наименование памирского региона) «зоной трезвости», и спиртное теперь можно купить только у шоферов и разного приезжего люда.
— Не, мужики. Откуда!? — отмахнулся от мучеников сухого закона Цай.
Ящик вина имелся у геологов: знали, что едут в «сухую зону». Но не для того везли, чтобы всем подряд раздавать. Что тогда самим останется?
Еще через день добрались до райцентра Мургаба, лежащего посередине Памирского тракта.
Поселок этот вызывал удивление самим фактом существования. Высота — свыше трех с половиной тысяч метров над уровнем моря. Солончаки. Кругом — высокогорная пустыня. Жить в таких условиях просто немыслимо. И, тем не менее, тут жили, играли свадьбы, рожали детей. Здесь имелись: аэродром, кинотеатр и районное начальство. По поселку бродили тощие коровы, подбирающие, за неимением травы, все, мало-мальски смахивающее на органику, не гнушаясь даже бумажными мешками из-под цемента. Озелененной была лишь главная улица поселка. Там росли, специально посаженные в линию кусты терескена, укрытые сеткой-рабицей (от коров).
Военные, кому выпала незавидная доля служить в Мургабском погранотряде, сочинили поговорку: «Есть на свете три матери: Москва-матушка, Одесса-мама, и Мургаб, мать его!».
В Мургабе находилась перевалочная база Памирской экспедиции.
Все дороги на Памире ведут в Мургаб. Или пролегают через него.
Цай был здесь у себя дома. На Памире он начинал молодым специалистом, сделал карьеру — дорос до начальника, прошел, что называется, жизненную школу. Цай застал геологов-старожилов, из тех, что «стирали» на карте Памира белые пятна. В их времена дорог тут еще не было, грузы доставляли караванами. На караваны то и дело нападали басмаческие шайки. Геологи тоже могли в любой момент подвергнуться нападению. От умения обращаться с оружием часто зависела жизнь. А в глазах мирного населения геолог был царь и бог: он имел право самостоятельно нанимать рабочих и рассчитываться с ними живыми деньгами или продуктами. Большой удачей считалось попасть на работу в геологическую партию. Удивительные вещи рассказывали геологи-ветераны. Хоть вестерны снимай по их рассказам.
Еще с одним «осколком прошлого» довелось встретиться на Памире Цаю, с ловцом снежных барсов Чинибаем. О нем в журнале «Вокруг света» писали: мол, пойманных Чинибаем барсов, можно встретить в зоопарках и Старого и Нового света. Глядя на этого потешного кругленького коротышку старичка, невозможно было поверить, что в молодые годы он возглавлял банду, наводящую страх на весь Восточный Памир, совершавшую конные набеги даже на Китай. Из очередного флибустьерского рейда Чинибай привез ценный приз — жену, с которой прожил полвека. Неугомонный старик, не разведясь с первой, взял вторую, молодую, заделался в семьдесят пять лет двоеженцем.