Задание меня ошеломило. Где Щекетовка и где мы!.. Руда проходит сотни верст, пока попадет на перегруз. И я растерянно молчал. Макар Алексеевич пришел на выручку:
— Конечно, взрывы могли быть случайными. Скажем, на шахте пироксилиновый заряд не сработал, попал случайно в руду, а при перегрузке его ткнули лопатой. При такой версии встает вопрос: почему нет взрывов внутри страны? Почему их не было, пока не торговали с Польшей? Почему их не было в царское время? Конечно, случаи были как величайшая редкость. Значит, версия случайности отпадает. Остается исследовать путь руды по железной дороге и сам рудник. Остается обострение классовой борьбы как причина. Так и условимся на все время операции — это диверсия! Уверенность в работе будет — и цель яснее. Берите, товарищ Громов, командировочное предписание.
— Начну с шахт Красного Лога! Так я вас понял, товарищ начальник?
— Действуйте! Местным товарищам я позвоню. Докладывайте ежедневно.
— Может, человека со шрамом встречу.
Макар Алексеевич улыбнулся.
— Может быть. Все может быть, академик!
— Ясно, товарищ начальник!
— Кстати. Центр намерен прислать Бижевича. Он наш шеф, а дело срочное. Одним словом, помогать приедет…
Меня не обрадовала эта весть: начнутся обычные попреки. «Притупилась бдительность! Враги народа распоясались, а вы миндальничаете!» И все это в истерическом тоне, с угрозами и намеками. Но я промолчал: приказы не обсуждаются.
По пути на шахты я остановился в Верзовцеве: взять пару белья в командировку. У порога нашего домика на песочке играла Светлана, а жена занималась вышивкой в тени под акацией.
— Здравствуй, Светик!
Дочка засмеялась, побежала навстречу. Я подхватил ее на руки. Она потянулась к карману — там всегда находила конфеты.
Узнав о новом самостоятельном поручении, Анна Ивановна обрадовалась:
— Выполнишь хорошо, выдвинут и переведут в большой город. Хорошо бы в Днепропетровск! — Ее тяготила жизнь в Верзовцеве, маленьком поселке, где она не могла устроиться на работу.
Конечно, о сути моего задания Анна Ивановна не знала. У нас так было заведено: она ни о чем не расспрашивала сама, а я только в пределах возможного посвящал ее в свою работу. И в тот раз она стала собирать чемодан без лишних расспросов. Только уточнила:
— Когда вернешься?
Я и рад бы ответить, но сам не знал. Взрывы в Щекетовке быстро не расследуешь: на легкое я не рассчитывал!
Анна Ивановна закашлялась. Я замечал, что жена все чаще кашляет. Спросил:
— Что с тобою, Нюся?
— Наверное, ветром хватило. Попарюсь в бане и пройдет.
В дверь постучали, и к нам вошел пропыленный Илья Захарченко. Он осунулся. Задыхался еще тяжелее, чем прежде. Смерть брата доконала его.
— Побалакать бы, товарищ чекист…
И мы ушли в оперативный пункт ОГПУ. Захарченко едва шагал. В груди у него свистело и хрипело. Я пожурил его:
— Зачем ехали в таком состоянии? Насчет брата разговор?
— Ни. Що его трясты — убили так убили…
На прежних допросах я спрашивал его: не Ставский ли застрелил Карпа? Илья горячо возражал: Ставский, мол, сам был настроен против Советской власти. И Карпо воевал против Советов. Ворогами они не были, а скорее — союзники. Теперь же я не услышал в его голосе уверенности.
— Думаешь — Ставский?
— Хто ж его знает. Мабуть, у них старые счеты…
В оперативном пункте Захарченко долго и надсадно откашливался — совсем сдал человек! Говорил с хрипом. «Что же срочное привело его в ОГПУ?» — ломал я голову.
Оказалось, что в Сухаревке видели почтаря на станции. Смазчик спросил: куда едешь? Ставский ответил: за продуктами. Шахтеров, мол, снабжают лучше. Захарченко к билетному кассиру. Та отвечает: да, почтальон брал билет до Красного Лога через Долгинцево.
— В поезд Ставский садился с мешком, товарищ чекист. Вот за этим я и ехал к вам. Сказать про поганця!..
Меня потрясла самоотверженность этого человека: больной, в горе, обремененный большой семьей, Захарченко думал о поимке врага! Я поблагодарил Илью, проводил до поезда. А сам ругал себя на чем свет стоит! Нужно было в день пожара поискать Ставского в Сухаревке. Утешился тем, что, быть может, в Красном Логе встретимся. И в то же время думалось: Ставский не такой дурень, чтобы открыто ездить на виду у чекистов. Он не мог не знать, что пожаром заинтересуются в ОГПУ. Загадочное исчезновение почтаря также не пройдет незамеченным. Враг постарается запутать следы. В душе я пожалел, что получил новое задание: мне очень хотелось поймать Ставского-Петровского-Квача!
В Красном Логе мне дали в помощь молодого расторопного чекиста, в недавнем прошлом рудокопа. Гришка-гирнык звали его в городском отделе ОГПУ.
По натуре Гриша оказался веселым хлопцем. Он хорошо знал людей и шахтное хозяйство, был уроженцем города — для меня находка! И начальник горотдела ОГПУ, обсудив план расследования, сказал мне:
— Лучшего помощника вам не знайты!
Из всего нашего разговора о взрывах в Щекетовке Гриша сделал неожиданный вывод:
— Треба навести порядок на шахте. Мени дядя казав: Грицько, балуются пидпальники!
— Диверсанта нужно искать! — напомнил я.
— Гарно. Шукать так шукать диверсанта, — с улыбкой согласился Гриша. — Начнем с забоев. Не слабит спуститься в шахту?
— Это очень глубоко?
Гриша рассмеялся, на щеках образовались ямочки, а черные брови — вразлет! Он хлопнул себя по коленям и встал.
— Увидишь, друже.
Мы с ним были почти ровесники и перешли с первых встреч на «ты».
Из горотдела ОГПУ мы поехали на бричке с мягкими рессорами. А конь что зверь! Собаки с визгом бросались под колеса, Гриша хлестал их кнутом. Привстав на передке возка, он дергал вожжи и гикал. Его бесшабашность, какое-то вызывающее легкомыслие будило во мне протест. «Но, может быть, мы очерствели в своей повседневности? — думал я, трясясь в дрожках. Сознавая важность порученной нам операции, я не одобрял поведения моего помощника. На замечание он ответил:
— Веселые люди долго живут. А мне треба коммунизм побачить! Чуешь, коммунизм!
Вокруг поднимались высокие конусы терриконов, замысловатые вышки и наверху — колеса-прялки. Вертятся да канаты наматывают.
— А не оборвется? — по наивности спросил я.
Гришка-гирнык суеверно сплюнул через плечо и строго отрубил:
— Не трепись, дурень! Шахты не любят пустозвонов…
Оба мы почувствовали себя неловко и без слов вошли в контору шахты. Гриша отрекомендовал меня как ревизора горного надзора из Харькова.
Начальник шахты встретил нас без восторга. Седая голова, стриженная под ежик, часто подергивалась — в обвале побывал когда-то. Руки, словно железные, — двадцать лет держал обушок! Под глазами — мешки.
— Чем обязан?
Я стал расспрашивать о делах на шахте. И начальник будто бы оттаял. Не скрывая своей гордости, говорил:
— Руду на экспорт поставляем! Первая в стране шахта, как полпред. Смотри, ворог, що может рабочий человек! Сам шахтер продает руду капиталисту. Зубами лязгает буржуй от злости, а берет нашу руду! А руда — это золото. Так що добываем золото!..
— Взрывами? — спросил я.
Начальник не понял тайного смысла вопроса, да он, наверное, и не знал про Щекетовку.
— А инше як? Бурим, шпуруемо, закладываем пироксилин и взрываем.
— Меня интересует организация взрывных работ.
— И чекистов тоже, товарищ Райс? — начальник шахты обернулся к Грише.
— Взрывы, Павел Пантелеймонович, не шутка! — Гриша поднялся, давая понять, что беседа окончена. И начальник это понял.
— Вы, товарищ Райс, гарно знаете шахту. Провожатых, надеюсь, не потребуете. А насчет остального я распоряжусь.
В копровой мы облачились в костюмы горняков. Взяли лампы-шахтерки и напялили каскетки. Мой товарищ чувствовал себя как рыба в воде. Форма будто бы на него специально сшита, а я в брезентовке и ступить как следует не мог. Гриша, глядя на мою мешковатую фигуру, смеялся от души.
Вот и клеть. Мокро. Внизу темнота. И вдруг пол качнулся, клеть ринулась вниз. Сердце остановилось. Тошнота подступила к горлу, и я невольно схватил Гришу за руку. Тот крикнул в ухо:
— Глотай слюну — легче будет!
У шахтного ствола нас встретил седоусый приветливый кладовщик. Поздоровался за руку. Заговорил с Гришей:
— С чем пожаловал? Мать здорова? Гарно. А поросенок одыбал чи ни? — Узнав насчет нашей миссии, повел за собою в дальний штрек. На ходу я спросил Гришу:
— Родня?
— Дядько мий.
На складе был образцовый порядок. Пироксилин, бикфордов шнур, запалы — все содержалось строго по инструкции.
— Не пирожки выдаемо. Разумием, що к чому, — говорил старый горняк, покручивая усы.
Я проверил книги и ведомости, прочитал рапортички о расходе взрывматериалов. Порядок!
— В забоях так же ведут дело, как у вас?
— Там — справа тэмна. Вон сам бригадир. Эй, Панко, до тэбэ хлопцы!
Валкой походкой поразил меня бригадир — морской волк под землей! Мрачно глянув на Гришу, он буркнул:
— Що тоби?
— Вон ревизор! — Гриша указал на меня. И мы тронулись.
С бригадиром побывали в дальнем забое. Поспели к самой отпалке. Воздух спертый ударил в уши, и почти одновременно грохнул взрыв. Пыль — дышать нечем!
— Сколько шпуров бурили? — крикнул Гриша. Бригадир пожал плечами:
— Мабуть, шисть.
— А сколько зарядов взорвалось?
Опять пожатие плечами. Так же отвечал и запальщик:
— Хто ж его знае, хиба тут подсчитаешь!
Халатность ударила нас по сердцу. Если взрывник враг — делай свое дело! Никто не учтет. Пироксилин в обертке легко вынести из шахты. Несработавшие заряды свободно могли попасть вместе с рудой и на платформы, и в домны, и на обогатительную фабрику…
После нашего короткого доклада у начальника горотдела ОГПУ тот озабоченно сказал:
— Пойдемте в горком партии, сынки!
Секретарь горкома КП(б)У сразу понял серьезность обстановки. Я рассказал ему о взрывах в Щекетовке.