— А Юркин на месте? — гневно спрашивал Бижевич, полыхая дымчатыми глазами, как хмельной.
— Дома. Недавно выходил по нужде, — докладывал наблюдатель.
— Мальчишки! В трибунал вас за нарушение приказа! — орал на меня Юзеф Леопольдович. Он уже предположил, что Райс покинул самовольно пост. Мечась по комнате в горотделе ОГПУ, он обещал мне самые строгие наказания.
— Поиски Райса продолжайте, а Юркина пока не трогайте! — приказал он мне в заключение разноса.
Бижевич, не добившись санкции на арест руководства шахты и лиц, причастных к хранению и расходованию взрывчатки, запросил центр ОГПУ: можно ли репрессировать их без согласия местных властей и органов ОГПУ? Для пользы дела, мол, пойти на крайность. Москва и Харьков отмалчивались, и наш Юзеф Леопольдович ходил мрачнее грозовой тучи, срывая свою злость на нас, грешных.
А Юркин утром спокойно зашагал на шахту. Гриши все не было. На его поиски сотрудники горотдела ОГПУ ухлопали весь день — попусту! Тогда нам и в голову не пришло, что с Гришей может что-то случиться.
Мне не довелось участвовать в поисках Райса. Дела на шахте отвлекли. При очередной контрольной проверке готовых к отправке железнодорожных платформ в руде дважды находили «колбаски» пироксилина. Случайность или диверсия?
Бижевич лично занялся расследованием, а я отпросился в оперативную группу по разработке Юркина и «его». Под «ним» я подразумевал человека со шрамом. Без него, по моему мнению, не обошлось.
И вот я в потрепанном кожушке и теплой ушанке топаю по перрону вокзала. «Он» в письме обещал приехать, значит, вокзала не минует. На другой платформе — переодетый в гражданское Вася Васильев. Мы обшариваем глазами каждого пассажира — выход с перрона один.
Пассажиры шумливые, суматошные, спешили в город, как на пожар. Мелькали лица, пиджаки, свертки, мешки, снова разгоряченные лица — и все до ряби в очах.
Издали в толпе я заметил селянскую свитку, рыжую мерлушковую шапку, приплюснутую на затылке. И бесцветные глаза. А из-под шапки — краешек розового шрама на лбу. Кровь отхлынула от моего лица, огнем заплескалась. Не упустить! Не выдать себя!
«Повел» я рыжую шапку — то был ожидаемый гость. Вася Васильев, увидев меня, глазами спросил: зацепил? Я наклонил голову: следуй за нами!..
Ставский петлял по заснеженным улицам. Проверялся: нет ли слежки? Неожиданно завернул во двор.
Зная, что позади Васильев, я спокойно прошел мимо ворот. Ставский очутился снова на улице. Так и шли: впереди я, потом Ставский, а за ним — Васильев.
Враг вывел нас на «барахолку». Потолкавшись в ряду перекупщиков, Ставский оказался рядом с худой, крикливой женщиной. У нее на руках вязаные платки.
— Купи, красивый, жинке! — позвала она на цыганский манер Ставского.
— Сперва надо иметь жену! — отшутился Ставский и подмигнул женщине.
— За этим дело не станет! — бедово отпарировала она.
Ставский махнул рукой: а ну вас! И направился в молочный ряд, расталкивая барахольщиков.
— Злякався, красивый! — крикнула ему вслед женщина.
Выпив за прилавком горячего молока, Ставский опять вернулся к торговке.
— Мне нужно пять таких платков.
Торговка обрадованно затараторила:
— Можно. Можно. Пять… Домой треба. Тут недалеко. Одно удовольствие пройтись.
Ставский балагурил, зорко оглядываясь:
— С такой жинкой — хоть на край света….
И они ушли. Вслед за ними и мы с Васей Васильевым очутились у дома Юркина. Я был на седьмом небе: мое предположение оправдалось!
Ни торговка, ни Ставский до самого вечера не показывались из хаты.
После гудка вернулся с работы Станислав Юркин.
Начальник горотдела ОГПУ приказал усилить посты вокруг усадьбы Юркина.
В горотделе ОГПУ ребята волновались: брать или следить дальше? Ведь столько труда положено! Помня указания Макара Алексеевича о выявлении всех связей Ставского, я предложил воздержаться от ареста.
Бижевич больше отмалчивался: его не особенно волновал Ставский. Ему не терпелось доказать, что в Красном Логе образовалась диверсионно-террористическая организация.
Из центра подстегивали: раскрыть организацию! И Юзеф Леопольдович с усердием искал повод обвинить в пособничестве врагу партийных руководителей и хозяйственников города. Его больное самолюбие взяло верх над рассудком.
В разгар изучения связей Юркина он среди ночи поднял с постели начальника шахты, принудил ехать в горотдел ОГПУ. В кабинете следователя спокойно объявил:
— Я обвиняю вас в подрывной деятельности… Ты — враг!
Начальник шахты гладил свой ежик. Голова подергивалась чаще, чем обычно. Но ровным голосом отозвался, позевывая со сна:
— Выпейте воды, товарищ чекист.
— Серый волк тебе товарищ! — В уголках рта Бижевича появилась пена. — На ваших шашках подорвались наши заграничные интересы. Виновник — ты!
Начальник шахты пристукнул кулаком по столу.
— Хватит! Если это арест, то покажите ордер. Если это провокация, то берегитесь!
Бижевич знал, что начальника шахты ценят в Харькове, о нем знает Москва. И распахнул двери:
— Иди, подумай! Если еще хоть одну шашку найдем в руде, то считай, что твоя песенка спета!
Поздно вечером из хаты вышмыгнула простоволосая жена Юркина. Торговка постучалась к соседям. В окне появился свет:
— Чого тоби, Марфа?
— Пусти переночевать. Мой бушует…
— Опять пьяный?
— Не говори! Еле убежала.
Дверь захлопнулась, пропустив внутрь Юркину. И вскоре у соседей свет погас.
В хате Юркина не было и признаков драки и попойки. Окна плотно занавешены. На столе следы закуски. Юркин докладывал Ставскому, робко поглядывая на своего шефа. Тот неожиданно прервал его:
— Достал пироксилин?
— Пять зарядов.
— Маловато, черт возьми! — Ставский пересел с лавки на табуретку, нервно похрустывая пальцами.
Юркин дрожал от страха: ему чудилось, что вот-вот постучат и спросят: где Гриша-чекист? Он до боли в сердце боялся сказать об этом гостю. Ставский строго-настрого велел ему проявлять рвение на работе, ничем не компрометировать себя.
На Юркина закордонные хозяева возлагали большие надежды: хороший специалист, грамотен, умен — может у большевиков далеко пойти! Таких людей Советы весьма ценят. И только вынужденно Ставский пустил в дело Юркина: чекисты перекрыли другие пути к взрывчатке. «Масло» же он приказал использовать на месте потому, что не мог быстро приехать, запутавшись в Сухаревке и заметая следы. Он не предусмотрел, того, что Юркин столкнется при использовании «масла» с чекистом.
Юркин же решил про себя: если схватят гепеушники, то все свалить на Ставского!
— Станислав, ты помнишь Александра Павловича Кутепова?
— Это из контрразведки? Неприятный человек!
— Дошли слухи, что его выкрали из Парижа чекисты. Верные люди сообщили… И вот чую: ходит смерть по моим пятам!
— Эх, Леонид Захарович, житуха наша жестяная! — вздохнул Юркин, готовый признаться во всем. Но вспомнив, что за непослушание полагается кара, сглотнул слюну.
— Все мы ходим под богом… А помните, как беззаботно жили в Пятигорске? Веселье, вино, красивые женщины. Когда это было — вечность назад!
— Поживем еще, Станислав. Нужно вдалбливать большевикам мысль о том, что рудники истощились. Нет, мол, смысла развивать промышленность. Бесперспективно! Пусть разбираются лапотники… Всеми силами надо тормозить дело. А там — наши вернутся.
Ставский вдруг подсел к хозяину и доверительно спросил:
— Так почему же мало пироксилина?
— Жесткий учет ввели, Леонид Захарович. Чекисты на каждом шагу. А когда придут наши? — Ставский заронил в душу Юркина надежду: может быть, чекисты не успеют напасть на след преступления?
Ставский же не питал такой надежды. Он ставил единственную цель перед собою: скорее и побольше взрывов! А потом — Париж! Судьба Юркина его нисколько не волновала.
— Куда послал «масло»?
Юркин торопливо, с боязнью, рассказал как сорвался взрыв шахтного ствола, историю с Гришей.
Ставский осатанел, заметался по хате в одном белье. Шипел, как рассерженный гусак:
— Ты дурак! Если ты на воле, то благодари чекистов. Они еще дурнее тебя! Окончательные дураки! Почему, почему ты, сволочь, вчера не сказал? Мы наверняка окружены. Попались, как последние дураки!..
Торопливо натягивая брюки, он выключил свет и выглянул в окно. Не приметив ничего подозрительного, приказал:
— Разведай!
Юркин, совершенно разбитый страхом и ожиданием расплаты, поплелся к двери. Уронил в темноте табуретку.
— Тише, олух! — прошипел Ставский. — Стреляй, если опасно! Да быстрее шевелись, растяпа!
Вокруг было тихо, и Ставский немного успокоился, начал собирать пожитки. Его помыслы сводились к малому: скорее уйти из Красного Лога. Путь в этот город теперь заказан. Придется в пути следования до Щекетовки встречать руду. Терпеливые эти поляки: столько взрывов, а не расторгают сделку! Одна трепотня в газетах… А что делать с Юркиным? Проваленный агент — груз не только ненужный, но и опасный. А если оставить его для приманки чекистов? Что он знает? Кроме доставки пироксилина — ничего! Пусть ОГПУ следит за Юркиным, а тем временем он, Ставский, унесет ноги. Но дверью нужно хлопнуть! А что будет с Юркиным? Черт с ним!..
Юркин, оглядывая двор и садик, лихорадочно думал: «А если выдать гепеушникам Ставского. Он — птица не простая! За его голову могут простить меня… Нет! Лучше просить Ставского переправить за границу. Друзья по кадетскому корпусу, воевали в одном полку. Должен помочь!»
Хозяин опасливо вернулся в хату. Лицо посинело от холода и нервного напряжения. На цыпочках, с оглядкой вошел в горницу: он уже не доверял Ставскому — прикончит!
— Спокойно, Леонид Захарович. — И просительно добавил: — С собою возьмите. Или за границу переправьте. Боязно тут!
Но Ставского совсем не занимали переживания агента.
— Ты твердо уверен, что чекист утонул?
— Слышал всплеск.
— А сторож спал?