родной армии».
В ней были такие слова:
«Требовать от командиров и рядовых лиц, не подчиняющихся приказам, немедленно устранять и предавать жесткому наказанию»[9].
— Вот и вернулся старый режим, — недовольно заметил молодой казак.
— Тише ты, большевик недорезанный, — тотчас зашипел сосед слева.
— Сам помолчи, холуй офицерский.
— А ты кто?
— Я сам по себе.
Началась перепалка.
«А их хваленое единство, — подумал Шаповалов, — шито белыми нитками, да нашими ошибками. Нет, коммуния будет жить! С продразверсткой порядок наведем, чтобы бедняк не обижался. И тогда контре каюк! Надо бы Виктору Ивановичу об этом написать».
Но выполнить задуманное Захар не сумел. Впервые за несколько дней Бедрин был трезв, то и дело давал различные поручения. А тут еще пристал с разговорами писарь Шарипков.
— Вы знаете, — заявил он Захару, — не могу молчать. Все время тянет на откровенную беседу. А с пьяницами разве поговоришь? Штабные, кто потрезвее, меня избегают. Заняты высокой политикой. Завтра утром опять собираются: Кудрявцев свой стратегический план излагать собирается.
— Что же это они тебя избегают? Ведь, кажется, был офицером? — стараясь казаться равнодушным, спросил Захар.
— Я, можно сказать, силой мобилизован. Наш комендант Моложенко, когда я не пришел по его вызову, вот эту бумагу прислал, а с ней, для убедительности, двух казаков вооруженных.
Шарипков протянул Павлу четвертушку листа. Гербовая печать с двуглавым царским орлом заверяла три коротких строчки предписания.
«Шарипков. Приказываю немедленно явиться в исполком на работу так вы мобилизованы приказом № 1 в Народную армию 15 ф. 1921 г. Комендант Моложенков».
— Решительный человек ваш комендант. Не побоялся офицеру приказывать, — сказал Шаповалов, возвращая предписание. — Вы правильно делаете, что бережете эту бумажку.
В голове билась навязчивая мысль: «Ты должен знать, о чем будут говорить. Думай, как это сделать. Думай, думай быстрее!».
ОСЕЧКА
Поздно вечером к Бедрину неожиданно нагрянули три гостя, и Захару пришлось сбегать за самогонкой. Когда он вернулся с пузатой бутылью в руках, гостей было уже четверо. Тот, что пришел в его отсутствие, сидел у окна и, подыгрывая себе на гитаре, пел. Голос у него был негромкий, но приятный. Аккорды марша придавали словам песни торжествующее звучание:
В победный день, в день славной тризны
Свершится роковая месть —
И снова пред лицом Отчизны
Заблещет ярко ваша честь.
«И откуда только они слова такие берут? — думал Захар, расставляя стаканы и закуску. — Конечно, образованные, не то, что мы. Но ничего, наша все равно возьмет. Не дождаться вам чести, господа, сколько бы вы ни пели!»
Лицо поющего Захару было знакомо, он стал вспоминать, где мог видеть этого человека. А тот, отложив в сторону гитару, присел к столу и, спросив Бедрина о судьбе общего знакомого по турецкому фронту, повернулся к Шаповалову. Их взгляды встретились. В глазах певца на мгновение мелькнули удивление, испуг, а затем неприкрытая злоба.
— Вот так встреча! — поднимаясь со стула, сказал певец. — Что же это вы, господин чекист, опустились до такой роли? Прислужничаете? Нехорошо!
Гости и Бедрин встали со своих мест.
— Вы меня, господин, с кем-то путаете, — продолжая протирать стаканы, возразил Захар. И тут вспомнил: «Терехов! Арестован по делу Шантурова. Брали его в доме Рогальского».
— Ни с кем я вас, товарищ чекист, не спутал, — ухмыльнулся гость. — Всего лишь девять дней прошло. Я вам все напомню, и фамилию свою — Терехов Владимир Иванович, и то, как вы меня с Петром Петровичем Рогальским арестовывали. Все, все напомню!
— Вы ошибаетесь, господин Терехов. Я Липатов Павел, а не чекист, — спокойно, стараясь казаться немного удивленным, ответил Шаповалов. — Вон и господин Бедрин вам это подтвердит.
— Да, да, Володя! Это Павел Липатов. Ты зря горячишься, — вступил в разговор Бедрин.
— Зря, говоришь! — закричал Терехов. — А позволь тебя спросить, давно ли ты знаешь этого субъекта?
— Шесть дней уже, а познакомились в тюрьме. Он меня от чекистов выручил. И вообще, к чему этот крик, ведь можно разобраться спокойно.
— Эх, Борис, Борис. Слепец ты несчастный. Завтра Шантуров приедет, он поможет тебе прозреть. А пока, — Терехов ехидно улыбнулся, — твоего подзащитного для предосторожности надо арестовать.
Захара поместили в маленькую каморку, где раньше хранилась школьная рухлядь. Очистив от хлама угол, он лег на пол, но уснуть так и не мог. Все время возвращался к мысли: «Почему Терехов и Шантуров на свободе? Неужели они сбежали из-под ареста по дороге в Омск? Нет, не должно быть такого! Что-то произошло».
Недоумение Шаповалова было вызвано еще и тем, что он не знал о трагедии на станции Токуши, которая случилась 15 февраля в момент наиболее напряженных боев у вокзала станции Петропавловск. В железнодорожном составе, где находились семьи ответработников, был и вагон с арестованными членами организации Шантурова. Предполагалось, что следствие над ними будет произведено после окончания боев в Омске. Однако шантуровцам неожиданно повезло. Руководство восточной группы мятежников, выполняя приказ Родина — замкнуть кольцо вокруг Петропавловска и подготовить плацдарм для продвижения к Омску, — направило к станции Токуши вооруженный отряд. Бандиты действовали без опаски, так как эсеровская ячейка склонила расположенную на станции роту 253-го полка на сторону мятежников. Вечером 15 февраля отряд, имеющий в своем составе 300 пехотинцев и 150 конников, ворвался в Токуши. Началась зверская расправа над беззащитными женщинами, стариками, детьми. Особое рвение проявили освобожденные бандитами шантуровцы. Спаслось несколько человек, в том числе и заведующая Петропавловским уездным здравотделом Чернышова.
Телеграфист станции Токуши сумел сообщить в Петропавловск о налете банды. Комдив Корицкий направил в Токуши бронеплощадку и батальон 249-го полка из Исиль-Куля. Мятежники, не приняв боя, отступили.
Утром в каморку пришли двое — Терехов и председатель следственной комиссии штаба Кармацкий. Кармацкий со знанием дела несколько раз ударил Захара. Все тело налилось нестерпимой жгучей болью.
— Вот так и будет, если мы молчать будем, — нараспев, елейным голосом говорил Кармацкий после каждого удара.
Потом его позвали на заседание трибунала, и допрос продолжил Терехов. Бывший поручик стал отрабатывать на связанном чекисте некоторые приемы бокса и вскоре разбил Шаповалову нос и губы. Потом, решив сделать двухминутный перерыв, развязал арестанту руки, чтобы тот мог вытереть кровь. Пошатываясь, Захар подошел к стене и, опершись спиной, стал утираться рукавом рубахи. Терехов бросил в угол недокуренную папиросу, взял кусок веревки, подошел к арестанту, чтобы вновь связать ему руки. Улучив момент, Шаповалов нанес сильный удар ребром ладони по горлу Терехова. Поручик кулем свалился к ногам чекиста. Захар осторожно выглянул в коридор и, не увидев там часового, осторожно вышел, запер на ключ каморку. На крыльце встретился Шарипков.
— Что с вами, Павел? — удивился старший писарь. — На вас лица нет!
— Познакомился с прелестями «старого прижима», — ответил Захар и, решив, что в его положении теперь церемониться нечего, спросил:
— Не знаешь, совещание уже началось?
— Какое? — Шарипков с недоумением посмотрел на Захара.
— На котором Кудрявцев для узкого круга делает доклад о дальнейших планах.
— Так это… Это же шпионаж! Нас с вами расстрелять могут.
— Никто не расстреляет. Есть комната, из которой все слышно?
— Есть.
— Ведите меня туда и побыстрее!
— Но как же, — попытался еще раз отказаться Шарипков. — Ведь это нечестно.
— Ну вы, хранитель морали. — Шаповалов достал из кармана браунинг. — Мне терять нечего. Говорите, или…
— Идемте, — зашептал Шарипков. — Только через чердак: там есть лаз в закрытую комнату. Меня не выдавайте…
Пока они пробирались через чердак, Шарипков пояснил, что до революции один из руководителей школы любил подслушивать своих коллег-учителей, и но его приказу специально оборудовали закрытую комнату. Только ход в нее был нормальный. Верхний же люк прорубили позже.
Комнатушка оказалась крохотной, но слышимость была превосходной. Шаповалов узнал голос Кудрявцева.
— Подполковник начал говорить недавно, — прошептал Шарипков.
— А вы откуда знаете?
— Так он только что сказал «во-вторых».
— Ну ладно, — прервал Захар словоохотливого собеседника. — Давайте послушаем.
— Да, господа, — говорил Кудрявцев. — Я настаиваю на перестройке структуры власти. Мне думается, параграф второй приказа необходимо изложить так: «Существующие в настоящее время в селениях штабы приказываю немедленно расформировать, назначить в каждом селении комендантов, в ведение которых должны быть переданы все находящиеся в штабах силы и вооружение. Все инвалиды, освобожденные от мобилизации, должны нести гарнизонную службу».
За перегородкой поднялся шум. Некоторые участники совещания возражали против предложения Кудрявцева. Но их было мало. После утверждения соответствующего обращения и приказа по войскам слово вновь взял Кудрявцев.
— К сожалению, господа, я должен сообщить вам, что мы сейчас оказались перед большим» трудностями. Действие фактора внезапности, благодаря которому мы добились немалых успехов, кончилось. Красные опомнились от неожиданности и перешли в контрнаступление. За прошедшие годы их руководители накопили немалый опыт организаторской работы и, конечно, пустят его в ход. Вы знаете, что пламя антибольшевистского восстания охватило часть трех губерний — Омской, Тюменской и Челябинской. Нам нужно во что бы то ни стало удержать за собой участок дороги Мамлютка — Макушино, расширить здесь имеющийся плацдарм, особенно в сторону Кургана, и одновременно перерезать еще в одном месте дорогу Омск — Тюмень. Вы, конечно, понимаете, что этим мы нанесем чувствительный удар по Москве, ибо без хлеба она долго не протянет. Во-вторых, необходимо руками местных крестьян ликвидировать собранное на ссыпных пунктах зерно. Пусть пока мужики делают с ним что хотят. В-третьих, усилить дезинформацию. Сбитый с толку крестьянин пойдет на что угодно. В-четвертых, нам следует использовать опыт красных по разложению враждебного тыла. С этой целью предлагаю послать в тыл большевиков несколько небольших подвижных отрядов. В-пятых, мы должны соединиться с Кокчетавом. Для этого надо разгромить сводную группу Полуяхтова, которая занимает район Пресногорьковки. Это, господа, самые общие соображения на ближайшее время.