Елисеев понимающе кивнул. Сам он бывал в синематографе всего дважды. Первый раз еще совсем пацаном, когда вместе с отцом приезжал в город за покупками. А второй раз, когда служил в армии. Их взвод тогда отличился в полковом смотре и был награжден походом в синематограф. Красноармейцам показывали комедию с Максом Линдером. Обаятельный брюнет с пышной кисточкой усиков сначала терял, а потом снова находил свою невесту, попадая при этом в массу комических ситуаций. Зрители хохотали так, что с потолка едва не сыпалась штукатурка.
А на следующий день их полк уже вступил в сражение, после которого во взводе осталось меньше половины бойцов.
Допив чай и договорившись с Лизой насчет завтрашней встречи в синематографе, Петр попрощался с Вороновыми и отправился домой. У Степановны его уже ждал посыльный от товарища Янсона. Он сидел за столом вместе с хозяйкой и тоже пил чай. При виде Петра он резко вскочил, едва не опрокинув на себя чашку.
— Ты чего такой дерганый? — спросил Елисеев.
Посыльным оказался совсем еще юный чоновец, парнишка лет восемнадцати с тонкой мальчишечьей фигурой. Если бы не гимнастерка и не кобура с револьвером на боку, его можно было бы принять за соседского пацана.
— Меня за вами товарищ Янсон направил.
— Что-то случилось?
— Случилось, товарищ Елисеев. Убийство. Товарищ Янсон сказал, что по почерку это снова дровосеки. Велел вас вызвать на место преступления.
— А Колычев где?
— Товарища Колычева уже вызвали.
— Понятно, — протянул Елисеев. — Степановна, ужинать будешь без меня… Ничего, я сыт. Когда вернусь, постараюсь не шуметь.
— Ох, и чижолая у тебя служба, Петруша, — вздохнула хозяйка. — Наверняка поедешь такие страсти смотреть… Не приведи, Господь! — Она часто и мелко закрестилась на иконы.
— Кому-то все равно нужно этим заниматься, — сказал Петр.
Он повернулся к чоновцу.
— Ну что, боец. Давай, показывай дорогу.
Убийство произошло на городской окраине, среди густой россыпи неказистых домов. Добираться пришлось в темноте, меся грязь сапогами.
У простой деревенской избы топтался пожилой грузный милиционер. Завидев Елисеева, он потянулся к кобуре, но тот успокоил его, показав удостоверение.
— Проходите, товарищ. Все уже на месте, — успокоившись, сказал милиционер.
Первым, кого он увидел в доме, оказался следователь Фролов, с которым Петр познакомился в тот день, когда гнался за Пичугиным. Следователь сидел за столом и тщательно записывал то, что ему диктовал производивший осмотр Колычев.
— А, старый знакомый! — обрадовался Фролов Елисееву.
Тот с удовольствием пожал протянутую руку следователя.
— Я не сильно опоздал?
— Мы тут уже битый час, — сказал Колычев. — Давай, включайся в работу.
— Что стряслось? Где убитый?
— Не убитый, а убитые. Вот, сюда погляди. Скажу тебе: всем картинкам картинка. Неделю кошмары сниться будут.
Борис отдернул занавесь, делившую просторную комнату на две половины. Петр посмотрел в эту сторону и тут же невольно отвернулся. Даже ему, повидавшему всякое, было тяжело глядеть на такое. Одна радость: желудок оказался крепким, сумел выдержать рвотные позывы. «Хорош бы я был, — подумал Петр, — если б меня вывернуло наизнанку, да еще при таком стечении народа». Он все же заставил себя вновь посмотреть на мертвецов, пытаясь убедить внутреннее «я», что так надо, что нельзя отворачивать взгляд.
Три трупа: мужчина в летах, женщина примерно такого же возраста — скорее всего, супруги, и молодая девушка были жестоко разделаны топором с мясницкой простотой и жестокостью. Казалось, кровь была здесь повсюду.
— Кто они?
— Он, — Колычев кивнул на мужчину, — некто Зябликов. Из крестьян. Рядом его жена Авдотья и их дочь, Мария, двадцати двух лет отроду.
— Ясно. За что их так?
— Хороший вопрос. Сам голову ломаю. Хата бедная, брать здесь нечего. Единственная правдоподобная версия, что убивали из чистого интереса или из мести. Больше ничего придумать не могу.
— А где эксперт? — спросил Петр.
— Я здесь, — появился откуда-то из-за печки Иннокентий Сергеевич. — Добрый вечер, Петр… Хотя какой он, к лешему, добрый! Видите, что здесь произошло…
— Как ваши успехи?
— Да пока работаю. Я уже запечатлел все, что посчитал нужным. Снимки будут готовы к утру. Сейчас занимаюсь уликами.
— И что, есть улики?
— Нельзя сделать такое и не наследить, — сказал эксперт. — Но пока определенно могу сказать, что убийц было как минимум трое. Эх, служебную собачку бы… Чтоб по горячим следам.
— Нет у нас собаки, — вздохнул Колычев. — Приходится самим, как ищейкам, бегать. Кстати, почему вы решили, что убийц было трое?
— По отпечаткам на полу. Я сумел распознать три разных отпечатка обуви, которая точно не принадлежит хозяевам. Отпечатки в крови, значит, их оставили в момент убийства или сразу после него.
— Еще что-то скажете?
— Только из области предположений.
— Мы и такому рады, — сказал Колычев.
— Тогда скажу следующее: я сопоставил расстояние между следами и, исходя из него, позволю себе смелость предположить: двое из преступников люди среднего роста и ничем не примечательные, а вот третий являет собой более интересный типаж — это богатырь, очень высокий, широкий, обладает недюжинной силой. В общем, явно не тот человек, с которым я хотел бы встретиться на темной и пустой улице. Пока все, — развел руками эксперт.
— Спасибо, Иннокентий Сергеевич. Когда вы закончите?
— Минут через десять. После этого трупы можно отсюда убирать. Думаю, что с причиной их смерти все ясно.
— Да уж яснее некуда, — фыркнул Колычев. — Тут даже медицинского заключения не нужно.
Глава 21
Постепенно Петру стало легче, он невольно втянулся в процесс, осмелел. Да, зрелище тошнотворное, но противный комок у горла потихоньку пропал. К тому же на Елисеева подействовал спокойный профессионализм окружавших его людей. Он видел невозмутимость эксперта, холодную отстраненность Колычева, и находил в их поведении моральную поддержку.
Санитары вынесли трупы из дома, погрузили их на подводу и отвезли в морг. С улицы ввалился недовольный Бурко. Колычев отправил его искать свидетелей. Бурко негромко матерился и раздраженно хлопал себя по крепким ляжкам.
— Есть успехи? — спросил Борис.
— Паршивенькие. Никто ничего не видел и не слышал. Как всегда!
Бурко снова выругался.
— Держи язык при себе, — велел Колычев.
С того момента, как товарищ Янсон отдал ему дело дровосеков, Борис стал считаться среди агентов за старшего.
— Прости, Боря. Ничего с собой не могу поделать. Ведь нутром чую, что врут, собаки, а как их на чистую воду вывести, как языки развязать?! — в сердцах воскликнул Бурко.
— Может, боятся?
— Да пес их знает! Одна бабулька вроде как видела из окошка каких-то трех незнакомых мужиков, но описать их не может.
— Почему?
— Да зрение у нее хреновое. Почти слепая. И тех мужиков она скорее слышала, чем видела. Вредная старушенция…
— Слышала, говоришь… — протянул Колычев. — А что именно — не сказала? Просто шум или разговоры?
— Да толком ничего особенного. Разве что говорит, будто они какого-то Леху поминали. Но кто это: один из них или вообще посторонний, бабка не поняла. А может, ей и вовсе это почудилось. Такой возраст: что хочешь, примерещится.
— И все?
— Все. Больше никто ее слов не подтвердил. Ах, да, про одного из этой троицы она сказала, что мужик больно дюжий. На меня, дескать, фигурой похож. Даже не знаю — смеяться мне или плакать.
— Оно, конечно, вилами по воде писано, но, возможно, это убийцы, — сказал Колычев. — Эксперт предположил, что их было трое, причем один из этой гоп-компании человек, если можно так сказать, высокий и здоровый. И это пока все, что у нас есть на текущий момент.
— Не все, — вдруг сказал Петр.
Все повернулись на его голос и увидели, что он держит в руках деревянную куколку, наряженную в сшитый из лоскутков ситца потрепанный сарафанчик.
— Вот, взгляните, это я на лавке нашел, — сказал он. — Кстати, кукла не одна, есть еще несколько. И ими совсем недавно играли.
— Погоди, ты хочешь сказать… — не договорил Колычев.
В его взгляде сверкнула догадка.
— Да, — кивнул Елисеев. — В доме была девочка. Не знаю, кем она приходилась покойным Зябликовым, но она здесь была.
Колычев посмотрел на Бурко.
— А чего ты на меня так глядишь? — удивился он. — Я ничего про девчонку не знаю. У дочки Зябликова точно детей не было.
— Еще раз по соседям прошвырнись, — велел Колычев. — Узнай, что за ребенок тут жил. А мы пока ее в доме поищем.
— Слушаюсь, — шутливо козырнул Бурко и убежал.
— Ты на чердаке был? — спросил Петр у Бориса.
— Залезал уже. Ничего интересного. А вот в погребе надо бы пошукать. Туда мы еще не лазили. Как думаешь, есть здесь погреб?
— Должен быть.
Колычев убрал серую домотканую дорожку и обнаружил под ней крышку погреба. Схватился за кольцо, с силой приподнял и чуть не оглох от визга. Борис сперва пошатнулся от неожиданности, но потом все же полез внутрь. А выбравшись наружу, вытащил за собой отчаянно вопящую и размахивающую руками девчушку лет шести.
Ребенок был страшно напуган, а оказавшись на свету, внезапно обмяк. Петр осторожно прижал к себе маленькое тельце и убедился, что девочка потеряла сознание.
— Дайте, я посмотрю, — шагнул вперед Иннокентий Сергеевич. — Возможно, ей понадобится медицинская помощь.
Но девочка оказалась крепче, чем они думали. Она быстро очнулась и с напряжением посмотрела на незнакомых людей. Петр присел перед ней на корточки, протянул куклу.
— Привет! Это твоя?
Девочка выхватила у него игрушку и прижала к груди.
— Теперь вижу, что твоя, — тихим голосом сказал Петр. — Ты не бойся, я тебя не укушу. Не будешь бояться?
Ребенок отвернулся, по-прежнему прижимая к себе куклу.
— Ну, во-от, — произнес Елисеев. — Я тебе куклу вернул, а ты от меня прячешься. Нехорошо как-то.