— Сделаю в лучшем виде, — ответил тот. — Потерпи маненько.
Он не возился с замком, не ковырялся в нем шпилькой, а приналег на дверь плечом и с сухим треском, который в ночной тишине прозвучал, как револьверный выстрел, выставил ее.
— Прошу, товарищи!
Сыщики ринулись в открытый проход.
В доме было темно, но товарищ Янсон позаботился о том, чтобы снабдить всех троих американскими ручными фонариками. Тусклый свет вырвал из темноты контуры еще одних дверей, на сей раз тоненьких со слюдяной вставкой. Елисеев дернул их на себя, влетел внутрь и, пальнув для убедительности своих слов в потолок, закричал:
— Уголовный розыск! Всем оставаться на своих местах.
Какой-то серый комок ударил ему в ноги, но не свалил на пол, а шипящим мячиком отскочил прочь. Петр не сразу сообразил, что это была насмерть перепуганная кошка. И очень обрадовался, когда зверек дал деру.
И сразу же вынырнул косматый мужик в одних исподних штанах. В руках у него была кочерга.
— Стоять! — заорал Елисеев. — Брось кочергу, паскуда.
Но косматый пер на него как бык на красную тряпку. Петр решил зря не рисковать, выстрелил в мужика, целясь как можно ниже. Тот завыл, заскакал на одной ноге, выронив кочергу. Елисеев отправил его на пол, врезав рукояткой револьвера в скулу. И сразу же почувствовал, как сбоку проскользнула широкая туша Бурко.
Сыщик рывком поднял косматого, встряхнул так, что голова у мужика дернулась.
— Где Крохин? Говори, твою мать! — Он направил свет фонарика в лицо бандита.
— На втором этаже, — прохрипел тот, даже не думая запираться или тянуть время.
— Один?
— Да.
— А здесь еще есть, кроме тебя, люди?
— Еще Чахлый. Он в другой комнате спит. Отпусти! Больно мне… сука! — заскулил раненый.
— За суку ответишь!
Громадный кулак опустился на голову скулившего, и тот сразу замолк, потеряв сознание.
— Я наверх, — сказал Бурко и побежал по лестнице на второй этаж.
Ступени жалобно гнулись под его семипудовым весом.
И сразу же послышался какой-то грохот.
— Похоже, с Крохиным сцепился, — сказал Колычев.
В дверь вбежали еще несколько сотрудников.
— Шукайте здесь, ребята. Тут еще какой-то Чахлый должен быть. И этого, что на полу свяжите. Он на стажера с кочергой лез, — приказал Борис. — А ты, Петя, давай со мной на второй этаж. Вдруг Бурко помощь понадобится.
А наверху и впрямь кипела нешуточная схватка. Два исполина-борца душили и бросали друг дружку хитрыми приемчиками. Здесь не было правил, в ход шли зубы, ноги… От мощных ударов дрожали стены, падали полки, с грохотом билась на мелкие черепки посуда.
Противники оказались примерно равными по силам, сходу понять, чья возьмет, было невозможно. Елисеев попробовал выцелить Крохина, но потом устало опустил револьвер: в такой мешанине запросто можно угодить в Бурко.
Петр растеряно затоптался на месте. Требовалось помочь своему, но как это сделать? Он, было, подскочил к борцам, схватился за мускулистую руку Крохина, потянул на себя, надеясь ослабить мертвый хват, но тут же услышал гневный выкрик Бурко:
— Не надо! Я сам эту сволочь сделаю.
— Хрен тебе! — зарычал Крохин. — Ты и раньше против меня был слаб. Если б не судьи, я бы тебя в тот день заломал.
— Врешь, гад!
Бурко накинулся на преступника с удвоенной яростью. Их драка совсем не походила на утонченную французскую борьбу с бросками или перетеканиями в партер, устроенными на потеху публике. Это было грязное побоище не на жизнь, а на смерть. Вот только Бурко не имел права убивать Крохина. Преступник был нужен сыщикам живым. Слишком много вопросов к нему накопилось у уголовного розыска. И за каждым таким вопросом стояли загубленные человеческие жизни.
Внезапно Крохину удалось вырваться из крепких объятий Бурко. Он ринулся к дверям, должно быть, надеясь тараном пробиться через сотрудников угрозыска к выходу, чтобы потом раствориться в темноте.
Страшной силы толчок едва не отбросил Петра его в сторону. В плечо будто молотом ударили. И все же он устоял, хотя перед глазами поплыл туман, а в ушах словно травила воздух автомобильная шина.
На долю секунды Елисеев сумел задержать убийцу, дав разъяренному Бурко шанс наверстать упущенное. Тот обхватил мощным захватом короткую шею Крохина и принялся душить бандита, пока злодей не рухнул без памяти. Только после этого сыщик с огромным трудом разжал руки.
Петр шатался, как пьяный, голова раскалывалась на части, он не слышал слов, с которыми к нему обращались встревоженные товарищи. В ответ на их вопросы он лишь виновато улыбался и разводил руками. Ворвавшийся на второй этаж начальник уголовного розыска правильно оценил ситуацию. Он велел вывести Елисеева на улицу. Там Петра усадили на скамейку с резной спинкой. Кто-то притащил кружку ледяной воды из колодца и заставил выпить.
Холод, продиравший до костей, заставил Елисеева очнуться. К сознанию вернулась ясность, хотя тело еще плохо слушалось. Он встал, однако его сразу усадили обратно.
— Не дергайся, — добродушно сказал кто-то. Петр не понимал кто, но догадывался, что из своих. Он еще не знал всех сотрудников в лицо. — Без тебя справимся.
— Арестовали бандитов? — вяло спросил Елисеев.
— Взяли субчиков. Всех троих повязали. Сейчас на подводы посадят и повезут.
— Что допрашивать будут?
— Ага. Товарищ Янсон велел сразу устроить допрос. Не хочет оттягивать удовольствие.
— Правильно. Надо их за жабры сходу брать, пока не замкнулись.
Появился Колычев. Он навис над Петром, тревожно вглядываясь в его глаза.
— Петь, ты как?
— Да очухался вроде. Голова, руки-ноги — все на месте. Побаливает чуток, конечно, но это так, пустяки.
— Тебе бы врачу показаться надо, — заботливо посоветовал Колычев.
— Ничего, дома отлежусь, — легкомысленно отмахнулся Елисеев.
— Товарищ Янсон разрешил тебе завтра… хотя какое завтра — сегодня уже на работу не выходить. Бери выходной, Петя, лечись. Если что-то серьезное почуешь, сразу дуй к врачу, не затягивая. Ты меня понял, а?
— Понял, Боря, понял! Не переживай, все путем. Вот увидишь, завтра все как рукой снимет, — заверил Елисеев, искренне надеясь, что так оно и выйдет. — Подумаешь, чутка приложили… Не пуля же в конце концов. Тогда бы, наверное, без вариантов.
— Это повезло, что не пуля. Оружие у бандитов имелось, просто нам подфартило: удачный момент подгадали. Сунулись, когда дрыхли они без задних ног, даже охраны не поставили. И ведь что характерно, на каждом с дюжину покойников, а спали крепко, будто праведники, — сокрушенно сказал Колычев. — Такая вот хреновина, братец!
Он и впрямь не понимал, как можно спокойно спать с таким грузом на совести. Это ему казалось чудовищной несправедливостью. По его мнению, земля должна была жечь пятки таким убийцам.
— Ничего, пройдет суд, разберется во всем, и тогда эти паскуды заснут навсегда, — сквозь зубы произнес Елисеев.
— Твоими б устами…
— Сомневаешься?
— Что? — спохватился Колычев. — А, ты об этом… Нет, не сомневаюсь. Меня просто злость гложет… Сколько хороших людей погибло в расцвете сил! Им бы жить да жить! А эти сволочи до сих пор небо коптят.
— Ничего, Боря! На то и мы, чтобы они перевелись поскорее.
Вместе они сели в одну из свободных подвод и до города ехали, не разговаривая. На всех вдруг разом навалилась такая усталость, которая бывает после давно затеянного и хорошо выполненного дела, когда вдруг выясняется, что все уже позади, можно чуток перевести дух. Зато душа у Елисеева пела. И плевать на гул в голове и ватную слабость тела. Зато шайка убийц арестована, больше никто из них никогда не покусится на чужую жизнь.
Потянулись городские окраины, затем пошли улицы центра, который почему-то все называли в между собой городом, будто не было и других частей Железнорудска.
Колычев толкнул Петра локтем:
— Тебя как, довезти до дома или сам дойдешь?
— Сам. Отсюда уж недалече будет. Заодно башку провентилирую, — щегольнул иностранным словом Петр.
— Ну, давай тогда. Мне еще всю эту кодлу допрашивать. Эх, пропала ночка, — вроде бы пожаловался Колычев, но его довольный вид говорил об обратном.
Елисеев и сам бы с радостью принял участие в допросе, рассмотрел бы при свете ночной лампы лица бандитов, поглядел бы им в глаза, пытаясь в них прочесть ответ: зачем были нужны эти многочисленные жертвы? Ладно, когда убиваешь на войне, а тут… И мало того, что взрослых мужиков да баб, так еще и ребятишек.
— Нелюди! — выругался Елисеев.
— Нелюди, — согласился Колычев. — И наша с тобой обязанность находить этих нелюдей как можно быстрее.
Они вновь замолчали. Колычев собирался с мыслями перед допросом, думал, как заставить себя сдержаться и не испачкать руки об этих мразей, а Елисееву просто было хорошо от того, что все закончилось, что завтра он пойдет в синематограф вместе с Лизой, вне зависимости от самочувствия.
— Здесь останови, — попросил Петр извозчика. — Приехал я.
Тот покладисто потянул за вожжи. Лошадь замерла.
Елисеев спрыгнул на разбитую брусчатку, убедился, что крепко держится на ногах, и, распрощавшись с остальными работниками угрозыска, пошагал домой, надеясь, что не разбудит Анютку.
Мысль о спящей девочке приятно согрела его. Он снова порадовался недавнему решению. Правильно поступил, так, как нужно! И пусть впереди ждали новые хлопоты, ему было приятно и легко.
Глава 24
На афише был изображен ковбой с длинным револьвером, что предвещало американский боевик. Оно, конечно, девушек лучше водить на фильмы про любовь или, в крайнем случае, — на комедии, но другой картины в «Рояль-вио», то есть в «Октябре», если по-новому, сегодня не шло. Репертуар менялся каждую неделю и изобилием не отличался. Сам синематограф не успели национализировать, и теперь он принадлежал частнику.
Петр пошел покупать билеты для себя и для Лизы. До ближайшего сеанса оставалось еще полчаса, однако публики возле кассы толпилось немало. Народ буквально ломился на фильму. Пришлось отстоять очередь.