Официант принес поднос, на котором были три фарфоровых чашки и фарфоровый же заварной чайник (причем все из одного набора), сахарница, набитая доверху кусковым сахаром, маленькие щипчики и миска с одурительно пахнущим печеньем, вкус которого Петр уже года три-четыре как забыл.
Официант разлил чай по чашечкам и предупредительно замер.
— Спасибо, Сева! — поблагодарил его Хейфец. — Дальше мы сами о себе позаботимся. Ступай, голубчик. Мы тебя позовем, если что.
Он оглядел своих гостей, радушно улыбнулся и сказал:
— Надеюсь, это поможет нам найти общий язык. Угощайтесь, товарищи. Приятного вам аппетита.
— И вам того же, — кивнул Петр. — Спасибо за заботу.
— Чем богаты, товарищи сыщики…
За чаем и впрямь дело пошло быстрее. Петр спросил у Хейфеца, кто у него отвечает за распространение контрамарок. Они давали право на бесплатное посещение синематографа.
— Контрамарки находятся исключительно в моем ведении, — пояснил директор. — У меня жесткий подход к коммерции: я стараюсь держать все под присмотром. Стоит недоглядеть — и все: сам не заметишь, как разоришься. Так что все контрамарки проходят через меня. И только я решаю, кому дать, а кому — нет.
— И кто же пользуется вашим доверием? Знакомые, друзья, родственники…
— Ну нет, мои родственники ходят смотреть фильмы исключительно по билетам. Они знают, что от моего успеха зависит и их благосостояние. Точно так же поступают и мои друзья.
— Тогда кто же получает контрамарки? — удивился Петр. — Если даже родственники и друзья платят деньги…
— Кроме них есть еще и такие люди, которых я называю полезными. Как бы вам пояснить, — задумался Хейфец, видя недоумение на лицах собеседников. — Понимаете, существует такой принцип: ты мне — я тебе. И этот принцип работает. Мне оказывают услуги, я оказываю услугу в ответ. В итоге все довольны, кругом сплошная польза. Вижу, вам такая философия не по душе. Но, что поделать… я дитя прежней эпохи и не могу враз измениться, чтобы соответствовать вашим революционным веяниям.
— Давайте отставим философию, — сказал Петр. — Значит, контрамарки распространяете только вы и никто больше. Тогда главный вопрос: знаком ли вам человек по имени Анджей?
— Конечно, знаком, — охотно ответил Хейфец. — Прекрасно воспитанный человек, интеллигентный, хорошо образованный. В прежние времена был, как это тогда говорили, вхож в «круг». Общался с Блоком, Гиляровским, даже был знаком с Верочкой Холодной. Представляете, у него даже есть фотографическая карточка, на которой он был снят с Верой! А это, согласитесь, кое-что говорит о человеке.
— И чем оказался вам полезен этот Анджей?
— Прежде всего, я обязан ему здоровьем и, возможно, жизнью, — вздохнул Хейфец.
— Однако…
— Вы мне не верите?
— Я пока слишком мало знаю, чтобы сделать нужный вывод.
— Хорошо, я расскажу. Вы позволите закурить в вашем присутствии? — обратился он к Лизе.
Та кивнула.
— Пожалуйста. Я не возражаю.
Хейфец взял коробку с сигарами, предложил Елисееву.
— Курите?
— Спасибо, я вроде как завязал с этим делом…
— И все же попробуйте! Это не махорка и прочий горлодер. Отличный табак прямиком из Кубы. Вы бы знали, каких трудов стоило мне его заполучить и в какую сумму в итоге вылилось! — сокрушенно произнес директор.
Елисеев посмотрел на него холодными глазами, но Хейфец будто не почувствовал этого взгляда. Он обрезал кончик сигары, чиркнул спичкой и с наслаждением закурил.
— Если б вы только знали, какое это блаженство! — зажмурившись, произнес директор. — Страшно подумать, что в тот день, а вернее, вечер я бы мог оказаться лишенным такого удовольствия. Возможно, мое тело уже лежало бы на кладбище…
— Итак, что же все-таки произошло? — прервал его Елисеев.
— Я возвращался домой, с собой у меня была выручка с последнего сеанса. Не сказать, что огромные деньги, но сейчас и за меньшее могут убить.
— Вы были один, без охранника?
— Увы, — печально протянул Хейфец. — Мой племянник и по совместительству охранник в тот день занемог. Пришлось разрешить ему остаться дома и возвращаться в гордом одиночестве. И, как это обычно бывает, все тут же пошло наперекосяк. Я оказался на пустой улице. Вернее, я думал, что она пустая… Откуда-то вынырнули два поца. Да-да, именно поца — я сразу догадался, что они не могут быть серьезными людьми, ибо серьезные люди знают Хейфеца и при встрече с ним снимают шляпу и кланяются. Так вот, у этой парочки при себе были длинные и острые ножи, а их намерения читались во взглядах. Было ясно, что одним бумажником они не ограничатся… Они хотели со мной сделать то, что в их кругах называется «посадить на перо».
Елисеев понимающе кивнул.
— Я решил, что все, пропал несчастный еврей… — продолжил директор. — Но тут появился пан Анджей. На мое счастье он шел по этой улочке по своим делам и увидел, что я нахожусь в трагическом положении. Как человек благородный и прекрасно воспитанный, он тут же пришел мне на помощь. Ему не составило большого труда раскидать этих громил, не помогли даже их длинные ножики. Разумеется, я сразу преисполнился чувства огромной благодарностью перед моим спасителем. С того злополучного дня и завязалось наше знакомство. Я охотно давал пану Анджею контрамарки в свое заведение, он оказывал мне некоторые услуги.
— Какие, например?
— У него редкий дар находить нужных людей и сближаться с ними. Он, кстати, не местный, но быстро сошелся с некоторыми важными персонами. А ведь это отнюдь не так просто… Талант, настоящий талант!
— С этим мы разобрались, — остановил восхваления в адрес преступника Елисеев. — Вы знаете, где живет пан Анджей?
— К большому сожалению, нет, — покачал головой Хейфец. — Он где-то снимал квартиру, но где именно, не говорил, да меня, собственно, это мало интересовало. Я в гости к пану Анджею не собирался.
— Жаль. А почему вы его зовете паном? — спросил Петр.
— Да как вам сказать, — замялся директор. — Он ведь из бывших, шляхтич. Когда-то служил в гвардии. Это он мне сам рассказывал, и у меня нет оснований ему не верить. И вообще, военная косточка в нем сразу чувствуется. Достаточно одного взгляда, чтобы понять.
— Хорошо. Где он живет, вы не знаете. Но, возможно, подскажете, кто может это знать?
— Господи, да откуда?! — удивился Хейфец. — Поймите, мы не дружили домами. Мы — деловые люди, которые оказывают необходимые услуги и только. Коммерция не предполагает близких отношений и полного доверия. Ничего, что я об этом говорю столь открыто?
— Я уже всякого наслушался, — махнул рукой Петр. — Но ведь как-то вы поддерживали связь?
— Связи не было. Пан Анджей сам находил меня, когда это было нужно.
— Плохо, — сквозь зубы протянул Елисеев. Такая многообещающая цепочка, кажется, оборвалась, причем весьма некстати. Можно, конечно, прикрепить к Хейфецу своего человека, чтобы поймать Анджея, когда тому снова понадобится директор синематографа, но это слишком шаткий путь, да и не факт, что товарищ Янсон даст добро на такой ход: сотрудников в губрозыске мало, все наперечет. Так просто никого не оторвешь, и ведь может оказаться, что не на день или на два…
— А ведь я могу вам помочь, молодой человек, — произнес Хейфец так тихо, что Елисеев не сразу услышал его, а услышав — понял, о чем речь.
— Каким образом? — подался вперед сыщик.
— Дело в том, что я буквально вчера встречался с ним и дал контрамарку на закрытый показ.
— Что это значит — закрытый показ?
Директор улыбнулся.
— Понимаете, есть такие люди, которых хлебом не корми, но дай возможность ощутить себя кем-то из ряда вон выходящих, очень исключительной личностью. В прежние времена они кичились происхождением или богатством. Но тут пришла революция. Происхождение стало скорее недостатком, чем достоинством, про капиталы тоже пришлось забыть. Но человеческая порода не излечима, требует, чтобы ты выделился из толпы. Закрытые показы картин в моем синематографе дают чувство причастности к некоему избранному клубу, как его называют англичане. На них непросто попасть, я принципиально не продаю билеты. Только контрамарки и только избранным. Так вот, завтра вечером состоится такой закрытый показ, и пан Анджей обязательно на нем будет.
— Вы уверены? Нам известны случаи, когда он отдавал свои пригласительные другим и даже обменивал их.
— Уверен, — усмехнулся директор. — Пану Анджею тоже присуще тщеславие. Он помнит о временах своей гвардейской юности. Скажу больше, он всеми фибрами души стремится попасть в наш избранный клуб. Пан Анджей обязательно будет завтра на этом показе. Готов поставить об заклад любую сумму.
— Допустим, — согласился Елисеев. — Но почему вы все же решили об этом рассказать уголовному розыску? Ведь пан Анджей спас вашу жизнь.
Хейфец лукаво подмигнул Елисееву.
— Я был бы плохим дельцом, если б не чувствовал опасность, исходящую от этого знакомства. Пан Анджей относится к той публике, которая плохо кончит. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра… И он запросто может потянуть меня за собой. А я намерен оставаться на плаву как можно дольше, благо большевики теперь поняли, что без нас, деловых людей, им нельзя. Иначе бы Ленин не провозгласил эту Новую экономическую политику.
— Хорошо, мне понятны ваши соображения. Тогда завтра мы будем здесь, — твердо объявил Елисеев.
— Я как раз на это и намекал. Только у меня будет к вам одна просьба… Я помог вам, и мне хотелось, чтобы и вы пришли мне в некотором смысле на помощь.
— Говорите, я слушаю вас.
— Постарайтесь проделать все так, чтобы у других посетителей закрытого показа не возникло ненужных осложнений. Это ведь не такая уж большая просьба? — сказал Хейфец.
— Мы подумаем, — кивнул Петр.
Глава 25
Молодые люди оказались на улице. Было прохладно, и Петр накинул на плечи девушки свой старенький пиджачок. Та благодарно улыбнулась в ответ.
Самому Елисееву было все равно, какая погода стоит на улице. Главное, что он вместе с Лизой. Это чувство грело его сильнее, чем печь. Он еще не мог назвать его любовью, но ему было очень хорошо в компании девушки.