— Давай ближе к Троицкому мосту! – командует сидящий.
Изображение на экране начинает меняться, а я опять же удивляюсь – только увидев Марсово с высоты птичьего полета, понимаю, что оно из себя представляет, так бы и не понял. А тутчетко видно – розовые дорожки—полоски аллей прямым крестом делят почти правильный зеленый прямоугольник поля и в самом центре на овальной площади как раз и сидим все мы, заняв гранитный квадрат мемориала. Поделенные крестом на четыре участка куски тоже пересекаются розовыми аллейками то ли на манер британского флага, то ли говоря проще – буквой Ж. Даже жаль, что сирень уже отцвела, совсем бы красиво было.
— Погодь, погодь – ближе – у красного пикапа что?
— Сейчас, — отвечает мужик с пультом, делая пальцами какие—то тонкие манипуляции.
Уважительно гляжу на его затылок – вишь, чего придумали, головастые. Еще бы их агрегаты могли бы с воздуха зомбей отстреливать, совсем бы им цены не было.
— Морф, ориентир красный пикап, северо—восточный участок, сразу за кругом кустов.
— Принял, Слонище, твой участок!
Сидящий рядом паренек с рацией подключается к переговорам.
К моему удивлению стрельбы совсем мало. Поле почти чисто, только несколько машин видел на газонах. И на охватывающих Марсово улицах тоже машин не густо. И зомби, судя по всему мало на поле.
От кучки инженеров, что контролируют самолетик доносятся обрывки фраз: «московская пробка на Садовой… на Пантелеймоновском мосту грузовик раком стоит… нет, там не проехать… Второй Садовый мост – чисто, у Адамини с десяток стоячих…»
Понимаю, что самолет делает достаточно широкий облет местности, а вертолетик более прицельно болтается над самим полем. Доносится лязг и грохот. Сначала не понимаю, что это, потом в просвет между блоками гранита вижу реанимированный БАТ, архаично выглядящее гусеничное чудовище, которое сейчас пробивает дорогу среди брошенных машин по набережной Лебяжьей канавки – неглубокого и неширокого канала, который отделяет от нас Летний сад. Ясно, ломится БАТ на Пантелеймоновский мост, видно все пока идет по плану – мы высадились в центре Марсова поля, теперь значится, другие блок—группы занимают мосты, а их тут куча и перекрывают на них возможный доступ мертвякам. Прачечный мост видно уже заблокировали, потому что на Пантелеймоновский и оба Садовых моста сразу после него должны были выдвигаться.
— У дома Адамини морф. Внимание пошел к Трехколенному мосту!
Странно, я такие название впервые слышу. С другой стороны мне—то пофиг всю жизнь было какой мост тут как называется, а вот корректировщикам точность важнее, чем королям.Так—то все просто было, когда на карте смотрели перед операцией – все эти достопримечательности расположены на Первом Адмиралтейском острове. Летний сад – тоже как бы часть. Потому как Лебяжья канавка – она канавка и есть. Вот и получается – прямоугольник – Летний сад, прямоугольник – Марсово поле. Вот сейчас Марсово поле практически под живыми все. Замечаю, что наши начинают слезать с гранита. На их место лезут новоприбывшие – и народу заметно прибавляется.
Спрашиваю вертолетчика прямо в его затылок, достаточно, к слову сказать своеобразный – потому как у молодого в общем мужика там седой клок и вразброс рыжая и черная волосня, что в целом очень оригинально выглядит, причем явно раскрас свой, не крашеное. Первый раз такое вижу.
— Куда это Охотничья команда двинула?
Тот свысока, не повернув голову, бросает: «На морфа выводим!»
Поворачиваюсь к Надежде. Она смотрит вопросительно.
— Слушай! Я мигом! Когда еще доведется тут бегать. Если что – я галопом обратно!
Она кивает, но смотрит неодобрительно. Ладно, неважно.
Успеваю в самый раз – все уже на броне и как только забираюсь к ним, трогаемся.
Дикое ощущение – ехать на броне по Марсовому полю.
— Ну и зачем? Сидел бы на месте, спокойнее бы было – неодобрительно замечает Андрей.
— Да ладно, когда еще здесь побывать удастся.
— Баловство…
А больше нам разговаривать не приходится, БТР огибает кусты сирени, и мы видим набережную реки Мойки и совершенно неожиданно – прямо за кустами странную фигуру, которая в первый момент совершенно непонятна, пока до меня не доходит, что это невезучая невеста, сейчас скорее напоминающая роскошную куклу, провалявшуюся год на помойке. Бедной девчонке не повезло в самый ее торжественный день, шарится теперь неприкаянно. Кто—то из наших походя срезает ее одним выстрелом, пока я тупо таращился. Кульком грязного тюля она валится в ярко—зеленую траву.
— А жених, поди, свалил – замечает Андрей.
— Нифига. Вон он – возражает Ильяс с другого борта.
БТР останавливается. В поле зрения на фоне буйной роскоши деревьев Михайловского сада десяток грязных ковыляющих фигур. Морфа я не вижу, обычные «сонные».
— Который? – глядя в прицел своей винтовки, спрашивает Андрей.
— Слева третий.
— А, да. Точно.
Винтовка грохает.
— Да что вы ерундой занимаетесь, морфа снимайте! – высунувшись из люка, злится майор.
— Не наблюдаю – говорит Андрей.
— Тоже – подтверждает Ильяс.
— Глаза протрите – на мосту за перилами сидит, на нас смотрит!
— Так Еноту сподручнее!
— Не хочет эстет решетку ограждения калечить очередями.
— Ладно, сейчас…
Морф тут оказался непуганый – так глупо и просидел, пока в него целились. А потом и драпать ему было поздно. Да и некрупный морф был. Невелика победа, если честно... Ну да, любая работа – пустяк, когда не сам ее делаешь…
Упокоили быстро остальных, подъехав поближе и работая наганами, чтоб потише получилось. Проехали вперед, как раз к Второму Садовому мосту, где морф сидел. Я так и не понял, почему изодранный парень с оторванной штаниной показался обоим снайперам именно женихом. Неожиданно Рукокрыл бойко спрыгнул с брони и, пробежав несколько шагов в сторону, подобрал какой—то странный предмет с асфальта.
Предмет оказался пыльной, но внушительной шляпой—треуголкой, как сюда попала эта старинная вещица, да еще и не простая, а обшитая золотым галуном не понятно. Хотя…
— Зачетная шляпа! – гордо говорит нашедший.
— Ага. Петра Первого – отзывается Саша.
Все хоть искоса, но кидают взгляды на находку.
— А ты откуда знаешь? – удивляется курсант.
— Да это—то понятно. Может и сам Петр Первый сейчас тут лазит. Или даже вместе с Екатериной Первой на пару. Как эта невеста с женихом – отвечаю я курсантеру.
— Ю о кей? Головой не ударялся? – заботливо спрашивает меня Рукокрыл.
— Да просто все – тут вон в ресторанчике – видишь домик с тентом сразу за мостом? Так там все время свадьбы играли. Потому тут паслись постоянно актеры – ну такие, чтоб с ними туристы фотографировались. Ясно дело – в костюмах Петра Первого и его супруги.
— Тут зачетный Петр Первый был, фактурный такой, долговязый. А то вон у Спаса на Крови такой мелкий Петр околачивался, не внушительно – откликается и Саша.
— А что—то вы растренделись, соколы! Отставить разговоры! Вести наблюдение! – осекает нас Ильяс.
Затыкаемся, внимательно смотрим по сторонам. БТР вкатывается на мост, на самую горбину, но вокруг все тихо, и хоть это и глупо, но то, что я не вижу тут ни Петра, ни Катерину почему—то радует. Вообще—то все как—то очень обыденно. Даже и странно. Прикрываем группу мужиков, которые тут же на мосту начинают возводить заграждение, работают шустро и тоже как—то очень обыденно. Одновременно другая такая же артель бойко перекрывает движение по набережной. Ильяс отщелкивает редких зомби, которые ковыляют к нам, пользуя даже не винтарь, а Калашников с ПБСом… От нечего делать замечаю ранее не замеченную деталь – ограда моста, которую не захотел курочить из пулемета Енот очень не политкорректная, прямо сказать – фашистская ограда—то. В орнаменте основную роль играют древнеримские фаши – связки прутьев с топориком ликторов. Символ власти что в период Древнего Рима, что у Муссолини.
Впрочем, это тут же вылетает у меня из головы, мы разворачиваемся и катим обратно, здесь нас уже замещают парни на специально переделанном грузовике, как бы с башней вместо фургона. Или его можно назвать двухэтажным фургоном? Но, во всяком случае сидящие наверху под прикрытием конструкции стрелки сверху контролируют и заграждения и подступы к ним. Хотя не понятно – очень мало тут было зомби. Правда, тут много текучей воды. Может это сказалось?
— Сейчас алебардщики войдут в здание, а нам приказано пройти по Летнему саду – там эти летайки из—за веток работать не могут – поясняет Андрей.
— Слушай, а что вы решили, что именно этот парень – жених?
— А он очень печально выглядел. И галстук бабочкой. И носки разные. Такое только жених отмочить может.
— Спорный вывод – отмечаю я.
— Докажи обратное. Не можешь? То—то.
Мы пересекаем Марсово поле в обратном направлении, туда, где лежит зажатая величественными зданиями Суворовская площадь с памятником, соответственно Суворову же. В детстве никак не мог понять – почему памятник на генералиссимуса Суворова не похож, а оказалось, что для красоты старенького и сухонького военачальника решили отразить небольшим барельефом, а фигуру поставить красавца Марса. Бога войны. Благо и плац, где проводились парады гвардии, так назывался издавна. К слову во время блокады только этот памятник так и не смогли ни укрыть, ни убрать в убежище, не получилось. Как оказалось – правильно, потому что как раз в подвал, куда его должны были доставить, влетел потом крупнокалиберный снаряд и разнес там все в клочья. А памятник, вызывающе простоял всю блокаду, ни один осколок не задел, что вызвало кучу легенд, даже потом у военных была примета – если рядом пройдешь с памятником, то месяц ничего с тобой не случится.
— Фигово Марс за своим полем присматривает – громко заявляет из люка майор Брысь, осуждающе посмотрев на статую. Статуй критику гордо игнорирует.
Мы встаем на том самом месте у величавой решетки Летнего сада, где когда—то очередной народоволец стрелял в царя. Александр Второй пережил семь покушений, такая вот охота была на помазанника божия, а на восьмом ему не повезло, оторвало ноги, истек кровью. Аккурат он Конституцию вез на утверждение. Если б бомбисты провалили и этот экс – кто знает, как пошла бы история дальше. Вполне мы могли бы жить как англичане с просвещенной монархией. Не срослось.