Сразу на нескольких подростковых физиономиях вижу кислые мины, а наши молодые курсанты наоборот ржут. Тимур вот правда не поддерживает их ржач. Хотя вообще—то они дружбаны и обычно вкусы у них совпадают.
— Рукокрыл, что это тебя так развеселило? – грозно вопрошает майор.
— Чтобы вступить в рукопашный бой с противником вам, товарищ майор, надо расстрелять весь боекомплект, потерять гм—гм автомат, лопатку, не найти на поле боя трупа с автоматом и патронами, палки или камня и найти при этом еще одного такого — же разгильдяя. Нас так учили – уважительно, но с дерзиной отвечает Рукокрыл.
— Значит плохо учили – невозмутимо отвечает Брысь.
— Нет. Учили хорошо. Куда в нынешнее время годится нож? При огнестрельном—то оружии? Нет, консервы открыть там, огурцы порезать – да, но учиться рукопашной смысла нет. Мы же морские офицеры…
— Раз так, с чего это вам, морским офицерам, вручают по окончании учебы такую своеобразную штучку, а?
— Какую штучку?
— Кортик для выпускника офицерского училища. Как считаете, зачем?
— Устаревшая традиция, товарищ майор, но красиво! – ляпает Ленька.
— Ну—ну. Навыки ближнего боя — важный элемент психологической подготовки бойца. Когда он умеет, стремительное сближение с противником не порождает парализующий страх. Ему пофигу, далеко противник или близко. У него есть ответ на все случаи жизни. Он устойчив. Кроме того, бывают ситуации, когда начальство не велит с автоматом ходить. По своему расположению или по чертовому «мирному селению». Мало ли? И охота чувствовать себя без штанов? Заходишь в дверь или за угол, а там враг. Нос к носу. Откуда взялся? А тебе не все равно потом будет? А пистолет тоже велели сдать. А нож не отобрали, потому что это беспредел будет — чем хлебушек резать и банки открывать? А кто думает, что драться голыми руками и ножом — почти одно и то же, тот сильно заблуждается. Какой бы ни был мастер подраться, что—нибудь подходящее в руке сильно меняет расклад.
— А кортик тут при чем?
— Именно при том, что флотский офицер всегда был вооружен. И на корабле к любой ситуации постоянно готов. Неглупые люди эту традицию ввели, только сейчас суть традиции забыта. Осталось только кортики обмывать, да?
— Не без этого – соглашаются переглянувшись курсантеры.
— Вот! А кортик – это не только символ власти, а вполне себе кинжал, практичный боевой нож.
— Не, лучше всего для драки финка. Да и что такое – боевой нож? – убежденно заявляет шпанистый с виду малец. Да и в драке любое что—нибудь годится, лишь бы было.
Меня удивляет, что эта шпана разговаривает на нормальном человеческом языке. Подозреваю, что это однорукий постарался. Не иначе. Хоть и однорукий, а тут в авторитете.
— А если вместо «чего—нибудь» специально придуманный боевой нож, то разница огромная. Финны со своими пуукалками просто лохи. Боевой нож без ограничителя — нонсенс. Ограничитель не для того, чтобы не дать руке съезжать в сторону клинка. Именно эту проблему можно решить по—другому. Перекрестье нужно, чтобы нож можно было надежно удержать, когда руки перемазаны кровью или еще чем—нибудь скользким – с пониманием вопроса отзывается Брысь.
— Но все равно же сейчас нож свое значение потерял полностью.
— Ну—ну. Чтобы вашему вожатому жизнь спасти, кисть руки укушенную чем оттяпали? Топором?
— Да не, я про драку. Ну, эта про рукопашный бой – поправляется шпанистый: « Это же не для войны нужно, так, для махача уличного. Сейчас уже и ножей таких специальных нет и обученных тоже, ну разве кавказцы, они все с ножами».
— Оптимальный боевой нож существует. Люди, которые умеют в считанные секунды перебить им наповал несколько человек, тоже. Хотя, сейчас их меньше, потому что учат меньше. Вот подумайте, почему с таким упорством продолжает существовать термин «холодное оружие»? Почему под него подпадают довольно смешные на первый взгляд ножики? И до сих пор не такие уж смешные санкции? Даже сейчас вроде? Почему здоровенный кухарь из отличной стали — не оружие, а небольшой ножик из довольно паршивой стали — оружие?
— Все равно ножевой бой – уже архаика, глупость – встревает Рукокрыл.
— Ножевой бой на войне — не глупость, а экзотика. Почувствуйте разницу – поправляет майор.
— Да, в общем, и в обычной жизни так бывает, чтоб на ножах дрались. Только в основном все же кухонными ножами пользуются, обычно от кровопотери помирают больше, по статистике—то судя – замечаю я.
— Статистика насчет летальности от порезов и последующей потери крови — это бытовуха. Когда работает настоящий головорез, порезы — вспомогательный прием, без него зачастую обходятся вообще. Колющие удары, которые либо вызывают мгновенную смерть, либо нокаут и последующее тихое помирание — вот как это выглядит. Не надо думать, что так могут только супермастера, которые много лет тренируются. Убивать лохов, которые чуть зазевались, бойца обучают очень быстро. Вот так они почти все и умерли, жертвы ножа разведчика образца 1940 года. Наверное, не обязательно всем быть умельцами по этой части. Но помнить все это и учитывать в своих раскладах надо. А то последняя мысль в жизни будет глупая и смешная.
— Да невозможно так человека пырнуть, чтоб он сразу брык и все! – как—то чересчур уверенно говорит шпанистый.
— Вы своих орлов в Артиллерийский музей водили? – неожиданно спрашивает Брысь однорукого.
— Ага. А что? – отзывается тот.
— Довелось видеть эрликон – зениточку автоматическую? Она приметная, аккуратненькая такая и стоит на голых ободах, резиновые шины с нее сняты?
— Видели. Видели – подтверждают сразу несколько человек. Шпанистый что—то тихо напевает, отчего сидящие рядом с ним девахи кто хихикает, кто смущается. А Хиросима свирепо тычет его кулачком в бок. Кулачок маленький аккуратный, но шпанистый пацан тут же затыкается. Мне так показалось, что пацан воспроизводил что—то насчет стоящей на горе машины без колес, резину с которой употребили на презервативы молодые люди.
— Так вот любопытная история была с этой зениточкой. Точно такая же стоит в Минском музее. Тоже без резины. Меня это заинтересовало, спросил. Оказалось, что это партизанские трофеи – взяли в ножи одномоментно целиком батарею. И что любопытно – чисто, тихо и только холодным оружием, вырезав расчеты и вывезя потом орудия и боеприпасы к ним прямо из—под носа у остального гарнизона. Никто и не заметил, что рядышком зенитчиков вырезали поголовно. Вот и прикиньте, как резали. Доктор, человек, который кровью истекает после того, как его пописали ножиком – сколько живет?
— Ну, смотря как пописали. Если сильное кровотечение, то минуты, если артерии не зацепили, то часы и больше.
— Вот и судите сами, какой там был ножевой бой, если никто из зенитчиков и стрельнуть не успел. Красивая работа. Про снятие часовых уже молчу, хотя любого разведчика – салагу из разведроты этому в принципе учат. Не говорю про спецов из ГРУ или подобных контор. Снимают часовых с ножа так, что не то что не взвизгнет часовой, а даже не хрюкнет и ничем не брякнет. Стоял – и исчез. Вот как—то так.
— А резина с колес куда делась? – гнет свое шпанистый. Отчего получает аккуратным кулачком еще раз в бок.
— Эти эрликоны стояли стационарно, в системе ПВО городка. Вот немцы и посчитали, что шины им не очень нужны и передали тем эрликонщикам, которые прикрывали танки – у тех из—за постоянных переездов шины буквально горели, был недостаток шин у гансов к этой технике. Так что все просто.
Минуту все переваривают информацию.
— Кстати, а как называется ваша группа? – спрашивает майор у однорукого.
— Детдом 9. Это для обеспечения снабжением. А так пока не думали. Не пионерами же называться.
— А чем плохо пионерами – удивляется майор.
— Совок! – фыркает Тимур, заметно, что многие из подростков его мнение разделяют.
— Возраст не пионерский у большинства – замечает со своей стороны вожатый. Или воспитатель? Раз это – детдом?
— Тимур, шат аб! – заявляет Ленька.
— Но совок же! – возражает встопорщившийся Тимур.
— Панцергренадеры – тоже совок? – не удерживаюсь я.
— Это ты к чему?
— Пионеры – вообще то во многих армиях мира – это саперы. Инженерные войска. Официально называются так.
— Ну да – подтверждает и Рукокрыл.
— А чего в совке так их называли? – удивляется невысокий паренек.
— Ну, значение этого слова еще – первопроходец, идущий первым. За рубежом есть такое движение «бойскауты»…
— Скаут – это разведчик – поправляет меня Рукокрыл.
— И бронемашина такая есть – Ленька лезет в разговор опять.
— Я ж говорю – разведчик! Они ж тоже – первыми идут.
Глава 32. Как воспитывать людей?
— Говоря проще, для правильного воспитания молодежи давным—давно придумано собирать вас в группы и правильно обучать всякому правильному. Чтоб не обалдуями росли. А уж как называли – скаутами или пионерами – разницы особой нет.
— Так пионеры – это же сплошь совковая пропаганда.
— Так и скауты – то тож пропаганда. «Боже храни Королеву». Ну?
— А американские что? Или вот – греческие?
— Это что, во всем мире что ли пионеры были? Только название другое? – удивляется до этого помалкивавший кучерявый паренек, который сегодня как раз управлял мотозомбями из останков колясок.
— А то ж! Назывались по—разному, но были. Пионеры, бойскауты, в Германии – гитлерюгенд.
— Да вы сказанули! Прям одно и тоже – гитлерюгенд и бойскауты! Пионеры—то ясно, похожи. Тоталитаризм опять же. Но бойскауты—то?
Брысь достаточно спокойно смотрит на паренька, потом, явно подбирая слова, отвечает: «Любое нормальное государство, если только думает о своем будущем, детей обязательно будет держать под присмотром и учить полезному. Иначе это государство накроется…»