Крокодил значится обратно с гранатами и пулеметом за ручей, остальные – дальше трюхать из последних сил к точке рандеву.
А дальше у них за спиной минут через 15—20 длинная пулеметная очередь на весь остаток ленты, пальба из автоматов в полтора десятка стволов, тут же гранатные взрывы как –то очень невнятно – почти разом, так не покидаешь, автоматы один за другим затыкаются – и все, тишина. И только одиночные выстрелы неторопливо – такие, добивающие. Изредка.
Вертушки прибыли, тут же с новыми силами разведгруппа обратно, благо недалеко.
Шли осторожно, хотя боевой винтотряс прикрывать взялся. Добрались до ручейка – на том берегу сидит на камушке Крокодил, глыкает что—то из чужой фляжки. Коньячок, понятно нашел хороший, любит он хороший коньячок. И горка оружия рядом, аккурат те стволы, что у погони на вооружении состояли.
Стали спрашивать – смотреть – чехи все готовые. Понятно в чем хитрость была?
— Нет! — совершенно искренне в один голос говорю я с курсантами.
— Чехов сгубила именно выучка. И то, что сапер знал, как они будет действовать. Потому он их и подловил качественно. Когда он из пулемета по ним влупил, они решили, что нормальная пулеметная засада. И, как положено, сработали – одни давят огнем пулеметный расчет, другие справа слева обтекают и все, кончается пулемет. А Крокодил аккуратно там, куда они должны были кинуться, свои растяжки и развесил. И чуток не так, как обычно вешают. Всучил вместо ожидаемой пулеметной засады – саперную. Они когда преследовали, следили, чтоб на растяжку не наскочить, а тут у них времени не было, вляпались всеми четырьмя лапами. А сам сапер пулемет тут же бросил и вкругаля дернул – уже чехам выйдя в тыл. Звук у калашей похож, не поняли они, после того, как под взрывы попали, кто откуда стреляет. Вот такая героическая повесть выходит.
— Да, прям боевик.
— Дальше больше. Это то, что по первому тык скыть приближению. Ан за кадром остается такая деталька, что вместо Героя России получил сапер за все это только орден Мужества, и то можно сказать повезло сильно, мог попасть под раздачу, потому как одиночные выстрелы – это он как раз раненых чехов добивал. А в составе разведгруппы был еще человек из другой совсем артели, ну кто понял – молодец, кто не понял – и не надо. И в своем отчете этот офицер так и написал, что после добивания недобитых сапер еще и поотрезал по ичкерийскому же образцу у убитых всякое разное, ровно так же, как эти бандосы с нашими делали, только он у мертвых резал, а они – по живому мясу старались.
Вот теперь и думай – что рассказывать. А что не стоит. И – утверждать не берусь, но ооочень сильно подозреваю, что была еще причина – сапер из них был самый старый и должен был замудохаться куда сильнее, чем те, кто помоложе. Вот он и решил сработать впоперекосяк, что уже ноги не волок, а так и группу разгрузил себе пулемет и гранаты забрав для дела и выиграл в итоге. Так теперь и смотрите – что стоит рассказывать и кому – что именно.
— Ну, все равно как—то не симпампонисто выходит.
— Людям свойственно ошибаться. Причем всем и сильно. Иначе мы бы с вами не в машине сидели в Кронштадте, а жили бы своей жизнью, выслушав по радио и ТВ что—нибудь этакое (майор голосом Левитана величественно декламирует) …"Через сутки после начала Катастрофы в Санкт—Петербург вошли превентивно моторизованные патрули на броне, медики получили четкую ориентировку от Комитета по здравоохранению и мэр обратилась к жителям с четким и внятным обращением, после чего ряд появившихся зомби был тут же отловлен сетками и арканами и в дальнейшем жителям города по спискам военнообязанных роздали оружие, увеличив одновременно штат судмедэкспертизы, что позволило тут же определять — стреляли по зомби или сводили счеты с живыми— и в отличие от Москвы, жалко и глупо погибшей от пустяковой в общем—то проблемы Северная Столица стала Главой обновленной России — единственной страны в мире, устоявшей перед напастью!"
Мы грустно ухмыляемся. Дорого бы мы дали, чтоб оно было именно так. Ан нет…
Глава 33. Ночное дежурство.
Дома меня ждет сюрприз – пахнет чем—то горелым, одноглазое Лихо вместе с щенком удрали в комнату Нади и отсиживаются там. Сама она возится на кухне, вид у нее виноватый. До меня доходит, что она в кои веки попыталась кулинарить и провалила, судя по всему, это начинание эпично. Действительно, угольки какие—то на столе в блюдо уложены. Оказывается, по рецепту Дарьи взялась в кои веки приготовить какое—то печенье, но то ли рецепт о чем—то важном умолчал, то ли еще что – но «зепсин ху, сгорели сапоги, Василь Иваныч!»
Ладно, пробовать все равно надо, видно ж, что старалась. Потому останавливаю ее порыв ссыпать угольки в ведро и кусаю первый попавшийся под руку комочек. Ничего, даже жевать можно. Опять же местами сладко.
— Немного пригорело сверху – извиняющимся тоном замечает Надежда и смотрит выжидательно.
Прожевав, отвечаю: «Как сказал в подобной ситуации известный антрополог и ученый, командор нескольких орденов и академик ряда академий Тур Хейердал «Ничего, зато внутри совсем сырое!»
— Это который на всяких папирусных лодках плавал?
— Он самый. До этого еще на плоту по океану рассекал. «Кон—Тики» плот назывался.
— Не слышала. А что он и впрямь так говорил? Действительно сырое?
— Говорил, говорил я слово в слово его процитировал… Он своей жене устроил свадебное путешествие в глухое место Полинезии, пожить первобытной жизнью. Вот она и осваивала там кухню каменного века. Не переживай, вполне печенюшки годны, сконсумирую с удовольствием. Чай есть?
Чай есть, но не про мою часть – вызывают из больницы. Ночное дежурство надо прикрыть, у коллеги семейные обстоятельства какие—то образовались, просит подменить. Очень не хочется. Но я ей должен два дежурства, никуда не денешься. Грустно смотрю на Надежду, сгребаю печеньки в пакет и ползу в больницу. Спохватившись, спрашиваю: «Может печеньем поделиться, а то я сгоряча все забрал?»
Боевая подруга так мотает головой, что мне становится страшно, как бы там у нее что—нибудь не отвинтилось. Заодно решаю проверить подогнанный мне уже пару недель тому назад автомобиль – Вовка расстарался, доставил непривычных очертаний реношку «Кенгуру» вроде называется. Обычная легковушка, только кузов высокий, кубиком, удобно мне с моим ростом. Все руки не доходили, а тут уже вечереет, не хочется как—то пешедралить… Вот и еду как английская королева – она когда была в Питере с визитом как раз на чем—то похожем рассекала. Даже сподобился ее близенько лицезреть – в двух шагах стоял. Стыдно, но почему—то хотелось похлопать ее ласково ладошкой по нелепой шляпке и сказать доброжелательно: «Не журыся, Лизавета!»Так мне и непонятно, с чего в голову пришли такие мысли при виде аж цельной английской королевы.
Ночка заладилась с самого начала дежурства веселая и бойкая. Для начала пришлось разбираться с идиотом, который ухитрился так разбить себе башку, что первые несколько секунд я всерьез прикидывал — а не зомбака ли мне привезли, больно уж этот голый кособокий и уродливый субъект, залитый с головы (естественно!) до ног кровищей
походил на нежить. Только его забинтовал и принял, как началась почечная колика у другого пациента — с пневмонией. Хоть и знаю, что как дежурство начнется, так оно и пойдет, но после того, как мужик с коликой пережил приступ, я всерьез рассчитывал, что смогу поспать. Но это я зря так губу раскатал.
Уснуть—то я уснул, а только тут же и разбудили телефонным звонком из порта.
Мутно поглядывая на листок с инструкцией, предписывающей отвечать на звонок чеканным: «Дежурный по приемному отделению больницы26 врач такой — то» с приписками карандашом ниже «врач Какойто», «Никакой врач—то», «Лена, прекратите отвечать — Алло, милый!» и прочим юмористическим творчеством дежурантов отвечаю хрипловато, но, в общем, по форме.
Оказывается, сейчас притащат американца с огнестрелом. Перехватили его посудину в нескольких сотнях километров от Кронштадта, сейчас на подходах. Огнестрел старый, состояние у пациента так себе, но держался, в общем, нормально. Что у них там на посудине произошло — бог ведает, не спрашивали толком, тот, кто ему стрельнул в спину сидит в импровизированной камере видно конфликт был между двумя, не более — тоже к слову раненый. Брет Гарт, Майн Рид, шестизарядные кольты…
Вот счастие—то привалило! Огнестрел, надо ж как красиво! И двое, прелесть какая!
Спрашиваю — когда доставят?
Отвечают, что скоро. Пострадавших уже сгрузили с лайбы на катер, сейчас привезут на Летнюю пристань. Мда, значит не спать точно. Интересно — собирать операционную бригаду по тревоге, или это не ургентные больные, потерпят до утра? Ладно, в конце концов, эти америкосы уже сколько—то времени в море болтались, раз не померли — несколько часов перебедуют, а операционщики сегодня и так вкалывали как шахтные кони. Если что пойдет вкось и вкривь — тогда буду будить. Ладно, подождем.
Успеваю подготовить, что нужно для перевязки, уже в дверь деликатно тарабанят.
Из разговора по телефону мне ясно, что корыто это американское явно нашим интересно чем—то. Придется с америкосом покорячиться. Сопровождавшие лица улетучиваются мгновенно, а у меня появляется возможность глянуть на пациента. Одного привезли. Второй под охраной остался, не стоит видимо на него время и силы тратить, сейчас расследование коротенькое, а суд еще короче.
Показываю ему рукой на топчан. Плюхается грузно, хотя вроде бы не производит впечатление мешка. Рослый, так бы можно сказать, что относится к категории «крепкий мужик», но то ли из—за ранения, то ли из—за других причин выглядит до предела замудоханным. Сидит, как палку проглотил. Перевязок не видно, шел сам. Уже хорошо — не полостной, и видимо без переломов обошлось. Кожа, правда, паршивого серовато—зеленого оттенка. Еще странный диссонанс ладно сидящей полувоенной (или военной? Не силен я в американской форме) одежды, козырного лифчика с прибамбасами, пистолета в кобуре странно размещенного на груди и неявного косоглазия пациента. Косоглазый стрелок — это само по себе нелепо. Ладно, поехали.