Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов - продолжение — страница 27 из 174

— Вы меня удивляете! – с интонациями волка—скорохвата Таманцева заявляет Енот. И смотрит при том на меня, как на дефективного.

— Да хоть и так. С чего это Ропша такая медом намазанная оказалась?

— Похоже, ты не в курсе. Там много всего ценного – медленно выговаривает Сергей.

— Ну например?

Серега, прищурясь, смотрит на бликующую воду, потом начинает перечислять: «Во—первых – живых людей под полтыщи. Во—вторых – рыбозавод и институт рыбный соответственно. В—третьих – две конюшни с лошадками уцелели. В—четвертых – там перекресток дорог, а дороги надо расчищать. В—пятых судя по отсутствию курозавров – там какая—то часть птицефабрики уцелела. Мало?

— В—шестых там куча отмороженных людоедов, которые вооружены и имеют бронетехнику и всякие взрывающиеся железячки… — возражаю я ему.

— Ага, в—шестых там куча отмороженных людоедов. И этот пункт стоит поставить вперед. Первым пунктом – замечает Енот.

— Из гуманизьмы?

— Нет. Из—за идеалогии. Или уже даже и религии. Устоявшей, вполне имеющей шансы на распространение. Между прочим – они весьма себе привольно живут. Не сравнить с тем же анклавом в Александро—Невской лавре. Тем все время приходится отражать нападения, да и вылезти за стены не получается, там упыри толпами. Потому кого бог любит – оно не очевидно. Вот с точки зрения людоедов – ни тебе постов, ни смирения духа, ни умерщвления своей плоти – куда как веселее живется…

— Ну насчет умерщвления плоти ты неправ…

— Я уточнил – своей плоти. Чужую то умерщвлять они куда как горазды.

— То есть мы похоже, крестоносцы? – улыбается Серега.

Енот молчит. Потом, старательно подбирая слова, пытается вразумительно выразить в звуке свою мысль.

— Крестоносцы грабить шли. И им пофигу было кого, лишь бы побогаче богатствие было. Иначе не стали бы они христианский же Константинополь громить, пока Гроб Господень изнывал в Джирузалеме, попираемый босыми ногами и руками язычников и мусульман. Так что крестоносцы – это просто хорошая отмаза. Тут другое – иногда надо рисковать шкурой, потому что просто надо… Чуйка твоя говорит – тут надо влезть, потому что именно без тебя – будет Огромная Страшная Жопа. А ты – ну почти Избранный, что ли…

Хрюкаю весело, вспомнив давнюю компьютерную игру «Бард,с тэйл», где Избранных было больше сотни – ну почти все население игрового мира. Сама игра была пародией на героические пафосные игры – от начала и до конца, даже самый первый квест Главного Героя, данный разбитной бабешкой—трактирщицей (У нее были такие роскошные сиськи!!!) был на удивление стандартен и тривиален – пойти в подвал и убить крысу. Ну как в большинстве таких игр. Только крыса оказалась громадной и огнедышащей и уморить ее удалось только в конце игры. Еще и меч свой герой при первом же квесте этом потерял… Так вот была там заставочка, где пафосный юнец встречается с обычным гоблином и на вопрос нечисти о том: «Кто он таков?», гордо отвечает – «Я Избранный!». «Еще один» – говорит гоблин и привычно бьет стрелой в лоб наповал очередного Избранного…

Понимаю, что поспешил, Енот тут же как улитка втягивется в раковинку. Замыкается в себе.

Черт, нескладно получилось. При всей своей нахальности, а зачастую и наглости, хромой старательно держит закрытым свой внутренний мир. Сейчас только вот приоткрыл было дверку, а я хрюкнул. Ну и куда меня с моим свиным рылом?

— Имеешь в виду, что там если женщину обижают или ребенка, то надо вмешаться – поспешно мешаю закрыть эту самую дверку.

Понимаю, что выглядит это как всунутый между закрывающейся дверью и дверным косяком сапог, но Енот все же отвечает:

— Нет, не это. Не за всякую девушку надо вступаться. А то дураком сам себя выставишь. Может это она «Помогите!» орет от избытка пьяных веселых чувств и вообще у нее такие брачные игры. Настучишь кому по харе, а это ее любовник любимый или тем более обожаемый муж… Да и дети… Тоже не все так однозначно…

— Ага. Детский сад, штаны на лямках… Мы несколько раз пацанят валили, когда на обстрел отвечали. Сопляки, сопляки, а у одного СВД, у трех других калаши разные. Еще и несколько военных билетов наших у одного такого нашли. Так что детишки – это не так просто все, особенно если их взрослые науськивают – поддерживает Енота пулеметчик.

— Именно. Тоже так получилось, два паренька что—то в земле колупали, мы их окликнули – там и рвануло. Фугас, оказывается, дети ставили для нас, а от оклика испугались, ручонки не то сделали. Им по триста баксов за фугас платили, так старались.

— Неплохие деньги…

— Не, платили—то фальшивками в основном. Потому этот бизнес и увял – возишься, возишься, а тебе фальшак суют… Не то.

— Так тогда мысль поясни.

— Больно надо метать тут бисер разума пред всякими этими… которые хрюкают… — выразительно смотрит на меня хромой.

— Не буду больше! – честно говорю я.

— Это ты зря… От многого отрекаешься… теперь и не похрюкать будет, невеселая житуха в перспективе – задумчиво тянет время Енот.

— И все таки?

— Это трудно высказать,чтоб нормально получилось. Получится либо глупость фанфарная, либо пафос убогий… Вот вообще – а для чего человек живет? Что такое – цель в жизни? Вот для мужчины – что является показателем его успеха?

— Фигасе ты спросил! – теряюсь я.

— Почему нет? Простой вопрос. И что забавно – раньше на него не стеснялись отвечать. Причем и с женщинами все было ясно и с мужчинами.

— Погодь, и что там с женщинами ясно – заинтересовывается пулеметчик.

— Да все ясно. Раньше – четыре «К» в том или ином виде. То есть Кирхе, Кюхе, Клейде, Киндер, теперь идеал — это выпить цистерну шампанского, сьесть тонну икры и насосать себе на «Лексус». Или на «Мазду», если сосаемые не широки в кошельке. С женщинами как раз все ясно. Может скупить все лапти и тряпки самых модных брендов в близлежащих бутиках Парижа – тогда Богиня, не может – дура лошарная, все просто.

Чуть было не нарушаю обещание «не хрюкать», вспомнив недавнюю стычку Кабановой с чайлдфришной медсестричкой, удерживаюсь. Сижу со старательно сохраняемой постной физиономией. Енот осторожно, словно идет по тонкому льду, прощупывающе так, продолжает:

— Вот что такое «не зря прожитая жизнь»?

— Ну не знаю… мне кажется у каждого это свое должно быть…

— Да ну? И нет общепризнанных ориентиров?

— Ну те, что были, как то не для всех. Наворовать побольше и свалить из сраной Рашки в Лондон – как бы не для всех идеал и венец успеха.

— Да брось, я не о том.

— Тогда о чем?

— Если б я смог так сходу и афористично ответить, то был бы велик, как все древнегреческие Сократы и Аристотели одним пучком связанные. Ты к слову был на первой или на второй? – неожиданно спрашивает Енот у Сереги.

Тот, не очень удивясь странному вопросу, отвечает, что на второй.

— И какое у тебя было ощущение? – с журналистской вьедливостью уточняет хромой.

Серега задумчиво отвечает: «А вперемежку. То понимал, что я лох, который за чужие денежки горбатится и шкурой рискует зазря, пока умные ребятки в тылу бабло молотят. А было, что и наоборот – я делал мужскую работу и на мне все держалось, пока другие в тылу крысили… Хотя первое чаще, пожалуй. Особенно когда вернулся. А там когда видел, что мы за чуму остановили – бывало и гордился собой и своими ребятами. Да, гордился. Было такое».

Для меня это как—то внове. Да и вообще задумываться о смысле жизни… Поневоле в башку лезет старая пародия на Хармса «Гоголь о смысле жизни только к старости задумываться начал, в молодости у него совсем стыда не было… Однажды свою невесту в карты проиграл. И не отдал!!!».

— Вот знаешь и у меня как—то так же. С одной стороны понимаешь, что идиот. С другой – если бы не я, то из этих мажоров бойкие вахи выпустили бы кишки моментально. И вся преграда между головорезами и всеми теми в тылу – это небольшая кучка таких же идиотов, как я. С одной стороны обидно защищать мажоров и воров. С другой стороны – они—то удерут, а резать головы будут совсем уж неповинным. И получается, что поневоле задумывашься о том – а смысл всей твоей жизни – в чем? Родился, крестился, женился, помер? Или что—то другое? Или главное в жизни – купить в кредит Форд—Фокус? Или быть какбэ дураком, тратя силы на защиту неизвестных тебе людей. Которые не шибко—то скрывают свое презрение к лоховатым идиотам, зазря своим здоровьем жертвующим. У кого нет миллиарда – может идти в жопу!

— Странно, что ты сейчас об этом заговорил.

— Ничего странного. Сам же знаешь – надо выдвигаться каких—то уродов по приказу плющить. При этом явно и у тебя в башке вопрос «А почему – мы? А почему— я?». И при этом знаешь – не можешь не знать, что и у людоедов очень может быть бабы и дети есть. И тоже, что характерно – людоеды. Милые детишки—людоеды. Красотки девчонки. И тоже – людоедки. И бить их придется насмерть. И девушек милых и детишек ясноглазых. И при том святая цель как—то начнет святость свою терять, а особенно если учесть такой странный факт, что людоедов не трогали чересчур долго. Вопрос ведь такой возникал, а?

— Ну возникал…

— И как ты на него ответил, а?

— Гм… Я подписку давал… Ну в смысле…

— Ага. Знаешь, мы тоже с усами. И ушами. И мозги посерединке работают. Людоедство – вообще каннибализм, потому как мальчонка – крысолов на крысах проверял, да и Алик мичман тоже намекнул толстенным намеком – резко субьекта каннибала усиливает. И мощный он и ловкий и лютый… Потому их там и держали в целости – как живой эксперимент. И если бы не получилось, что каннибал дуреет в итоге до кретинизма и навыки теряет, то не уверен я, что все бы так кончилось. Не уверен. А сейчас мы будем зачищать неудачный эксперимент. И пока мы там будем рисковать – в тылу у нас ребятки будут безопасно богатеть…

— Не так безопасно, друже, не так безопасно. Помнишь азеров, которые дорогу братве Невидимой Руки Рынка перешли?

— Да как же,помню. Мы одного такого нашли, когда патрулировали – заказ на бабаморфу был там. Она как раз на азере и кормилась. Но с азерами оно как бы не удивляет. Дружок у меня рассказывал, как ему аксакал тамошний после провалов в боях с армянами сказал грустно: «Мы своим детям говорили,чтоб они в армии становились уважаемыми людьми, шли в хлеборезы и кладовщики. А армяны шли в танкисты –артиллеристы. Вот и вышло – у них танкисты—артиллеристы, а у нас хлеборезы»… Но суть—то не в этом.