- Ты - живой. А миллионы - слышь, миллионы, не кот чихнул, большая часть всех человеков - нет. Уже это говорит о многом - старуха, похоже, немного в себя пришла, прежним своим тоном заговорила. Хоть один человек в этой занюханной деревне толковый.
- Спасибо, Мелания Пахомовна, мне это было нужно - серьезно сказал барон.
- Приходи вечерком, потолкуем. Возникла у меня мысль, подумать надо.
- Хорошо.
Взял ружье, кивнул по-дружески и пригнувшись перед низкой притолокой - привычно уже, воспитали избы - пошел на улицу. Остановился на минуту, обернулся.
- Тут такое дело, куриц я у этих уродов забрал. Оставил своей домработнице, чтоб подготовила. Ощипет, выпотрошит - будет у нас куриный супчик.
Старуха тяжело вздохнула в ответ.
Понял. Что лучше больше ничего не говорить - вышел вон. Глянул на пустой загончик, помрачнел еще больше.
У валявшихся трупов уже собралось с полтора десятка человек, пополам - и новички и свои. Зеваки хреновы.
Один тут же поспешил подойти к машине.
Рожей сразу не понравился, хотя лучилась эта рожа самой радостной улыбкой.
Барон вылез, хлопнул дверкой. Ключи привычно топырились в кармане - так уж точно не потеряешь и не оставишь в замке.
- Виииитя! - радостно протянул поспешивший навстречу. И радушно распахнул объятия. А у барона все в душе ощетинилось - и даже не шерстью, вставшей дыбом щетиной, а натурально дикообразьими иглами. Видимо, что-то на лице выразилось гостеприимное, рука еще перехватывала ружье, а радостный прохвост уже притормозил, объятия запахнул, теперь только руку дощечкой тянул.
- Виииитя! Огромная тебе благодарность за то, что этих паскуд заземлил!
Опять это 'Вииитя!', от которого злость вскипела, как джезва с забытым кофе.
Точно так тянула его имя, только пококетливее чертова кукла Верка. Вертихвостка не оглянувшаяся даже. Хуже не мог поприветствовать этот тип.
- Ты - кто?
- Меня зовут... - начал расшаркиваться по дипломатическому протоколу цветущий радостью и благодарностью незнакомец.
- Насрать. Кличка твоя какая? - с трудом удерживаясь от нестерпимого желания дать прикладом в сияющую рожу спросил хрипато Виктор.
- Я думал, что у человека главнее фамилия, имя и отчество - немного поувяв розами щек, чуточку обиженно заявил незнакомец. Но по-прежнему лучился восторгом.
- Вас даже по кличкам не всех знаю. А чтоб я вас по имени - отчеству величал - вам сильно постараться придется. Кличка твоя?
- Авантт! - с некоторой неохотой выговорил уже переставший улыбаться субъект.
- Ясно. Тот самый дырявый пидор! Ты представляешь, скамейка вафленая - о тебе ни один человек ничего хорошего не сказал! У всех мнение совпало, даже странно такое единодушие! - по-волчьи усмехнулся барон.
- Вииииитя!
- Еще раз так скажешь - и я тебе высажу зубы. Я с тобой не знаком и мое имя в своем помоешном рте не смей полоскать. Понятно? - и ухмылка стала и вовсе оскалом.
- Но я...
- Знаешь, я уже всякое говно сегодня успокоил. Одним больше - одним меньше, для меня сейчас не принцип. Понятно или как? Ну - ка живо руки в ноги - собрал быстро всех, кто тут живет, пять минут у тебя есть! Бегом!
Так как этот хлыщ замешкался - с намеком поднял ствол на уровень его живота, щелкнул предохранителем и оценивающе прищурился.
- Время пошло. А мне что три трупа к свиньям. Что четыре. Ну?
Авантт не стал меряться взглядом, достаточно поспешно дернул прочь.
Проводил его прицельным взглядом в спину. Очень сожалея, что только взглядом, руки чесались бахнуть из ружья вдогон, всем сердцем, печенками и прочими органами чувств - включая и пятую точку точно ощущал - от этой гниды ходячей будут только проблемы, причем самого гнилого толка.
- Не расходиться. Сейчас приду. Лера! Этот выродок ничего делать не умеет - позови всех наших - и этих новичков. И лучше б им всем придти. Я за ними ходить не буду - кто не придет - три дня без жратвы.
Почему-то царапнуло по сердцу, что никто из 'своих' не то, что не помог, а даже и не прибежал узнать, как да что.
То ли боятся дуры.
То ли отгородились.
Да, похоже, что они к нему не как к своему спасителю и благодетелю относятся - а как к забору перед Раем. Вот перелезть - и счастье! Сбыча мечт!
Как бы революцию не замутили, уродки.
Хмыкнул про себя.
Так же советские люди рвались на Запад. И послесоветские - тоже.
Не понимая тупыми репами простую вещь - там они не нужны в принципе. Потому как говно пахорукое. И именно по этой причине живут плохо здесь. А там будут еще хуже. Потому как пользовать их будут на низовой самой работе.
Что особенно удивляло практичного Виктора - больше всех орали об ужасности свинцовой жизни в Рашке именно те, кто получал чудовищные совершенно по громадности деньги за ерундовую работу - певцы под фанеру, хохмачи про жопу с писей, писаки и прочие блогеры. Пальцем о палец не ударявшие и не сделавшие ни на каплю жизнь лучше. Только жрать и срать умеющие. И совершенно бесполезные за рубежом, где таких своих пруд пруди...
И ему, барону этих мест и окрестностей - там тоже не светит. Свое начальство уже есть, своя элита, свои патриции и либо выгрызать себе в сложившейся компании место под солнцем в лютой подковерной драке, либо в рядовые чистильщики.
Без перспектив и по чужой команде с утра до вечера.
И как чужака пошлют первым на убой в самую дыру.
Почему-то страшно захотелось пристрелить Макса.
Прямо воочию увидел, как разлетается вдребезги башка с этой чертовой тонкой улыбочкой на губах.
И глаза в разные стороны летят.
Как у зомби.
Которым он лепил в головы заряд из нестандартных гаек и болтиков.
Встряхнулся, отгоняя наваждение.
Чушь. Матерый, сволочь, начеку все время. И если даже и подловишь самого - то у него свита. Толковая и грамотная.
А пуля из нарезного дырявит этот пенобетон за милую душу.
Два пулемета...
Сито.
Мысли облегчил, понизил градус, мысленно влепив Максу по ногам зарядом. Как Калгану.
И опять почуял нутром - нет.
Не срастается.
Не выходит даже и в мыслях понаслаждаться видом и воплями сукина сына, который его, барона Виктора, взял в правильную толковую осаду мягкими ласковыми ежовыми рукавицами и даже уже и дивергруппу прислал.
Потому что за Максом - Анклав.
И пулеметы, и БТР.
Сволочь!
Неодолимо.
Даже если бы этого Макса и не любили - не спустят втихую такое - чтоб другим пример не подавать. Накажут от души и с походом, даже за подстреленную ногу отплатя страшно.
Перехватил поудобнее отяжелевшее ружье.
Удивился, с чего это оно не ухватисто, как обычно. Потом понял - наваливается отходняк. Выдохся, воюя и нервничая. А, еще и не жрал толком же! И вроде, как и не хочется. Вот полстакана чего крепкого бы хряпнул от души.
Коньяку! Его можно теплым пить! Водка хоть и в погребе - а без холодильника не то.
Опять обозлился на анклавовских. Тут же себя охолонул.
Не в них проблема.
Не те - так другие.
Всегда кто-то будет.
У кого житье лучше.
И кто-то - у кого еще хуже.
И далеко ходить не надо - вон, до моста доехать, там как раз живой пример.
Или точнее - не живой.
Глянул на тех, кто перед ним стоял и глядел выжидающе.
Свои бабы - почти все. Чужих - половина. И Авантта тоже нету.
Лерка, поймав вопрошающий взгляд - тут же встала как лист перед травой, запинаясь отрапортовала, что нашла всех, кроме четверых, не пойми куда девшихся. Она их искала, но в обычных местах нахождения - нету!
Преданно уставилась собачьими верными глазами.
Кивнул молча. Глядел мрачно и сурово.
Глава 8. Сюрв Виктор. Горький вкус победы.
На крыльцо поднимался. Словно в гору альпинист. Выдохся.
Домработница в струнку тянется, глазами преданно ест. Сучонка поиметая, оделась уже, тваринка. Не знает, как услужить.
- Обед давай!
Засуетилась.
Суетись, суетись, потаскушка...
Захотелось пристрелить последнего ауешника. Вот прям невтерпеж. Встал из-за стола, спустился в подвал и просто так, но от души напинал лежащему там по ребрам и хребтине. Тот только мычал гадостно, хорошо кляп впихнул. И да, припахивать начал, тварь паскудная, в штаны навалил, не иначе. Ладно, домуправительница отчистоплюет. Пнул пару раз за вонь.
И как-то стало легче.
И коньяк зашел хорошо.
Обед смолотил - сам не заметил. И сморило. Еле до кровати добрался. Упал, как был.
А когда проснулся - отправился к Мелании.
Получалось так, что на одного человека тут только и можно рассчитывать.
А остальные - так, недолюдь какая-то. И спиной не повернись и не доверить ничего нельзя. Грустно, девушки. Несколько баб вроде, как и слушают и выполняют, что скажешь, те, что выездные. Но лучших Анклав забрал. А эти... ну, все в сравнении, конечно. Как съесть кило крупных яблок, имея кило мелких? А выбирая по очереди по одному самые крупные...
Только фигня все это.
Себя-то зачем обманывать?
Не партнеры, не помощники и даже не подчиненные толком. Обсевки. Особенно когда такие соседушки рядом. Раньше бы и не подумал, что будет корячиться в модели политического устройства государств. А оно - вот туточки. В полный рост, да еще и в самом неприкрытом средневековом виде, без всяких дипломатических фиговых листков. Хотя сейчас врет сам себе - есть, есть дипломатия и Макс - посол ее.
Нет, до чего ж все повторяется.
Как в полузабытом учебнике. А он тут с Анклавом - как Новгород супротив Москвы. Задавят, благо и потому в старину так вышло - что в Новгороде каждый за себя был и в свою сторону тянул, демократия, в полный рост. Кого масквичи перекупили, кого переманили, а кого и прищемили.
Хотел плюнуть с досады - а уже в дверь дома старухи стучит, не удобно тут плевки сеять. Открыла мигом, ждала, похоже.
Опять чаем угостила. И смотрит странно. Тоже женщина. Все у них вот так - кручено...