Смешно им, сволочам.
Виктору же было печально. Все эти советы были совершенно неисполнимы.
Как таким придурком объяснить, что ухаживать за свиньями сложно физически, требуется много сил, чтобы убирать свинарник, кормить животных, заботиться об их здоровье. Сам это узнал совсем недавно, когда деревню захватил, и то спасибо бабе Миле, растолковала.
Сначала думал закидывай труп, и животные все сами сделают, оказалось все куда хлопотнее, и дерьмо выгребать, вытаскивать кости, и на одном мясе тоже не живут хрюшки, а пищевых отбросов просто нету, как нет и массы всего того что надо свиньям давать обязательно, дробленое зерно, сочные овощи, траву и всякие прочие витамины.Все это вкусное и сами бы съели.
Смешно сказать, когда договорился с анклавовскими, что они будут ему помои доставлять из столовой, свиньи тут же начали толстеть, причем выбор в сторону помоев был сделан ими однозначно. Зомбомясо они жрали из голодухи.
За человечью еду аж дрались. И не они одни. Когда узнал, что бабы скотницы из помоев вылавливают вкусные куски для себя, то сильно огорчился.
Надо бы конечно было их поколотить, но предпочел лучше им паек давать побольше. Это вызвало среди баб очередные склоки и скандалы. Подумал, что завтра будет твориться, аж поморщился.
- Что еще осталось? - спросил Макс и отвлек от раздумий.
- Ты говорил, что приз положен за истребление банды?
- Говорил. В зависимости от упокоенных голов. У тебя пока три. Пять было бы лучше – не без намека ответил гость.
- Это ясно. Что входит в приз?
- Считать надо. Как были вооружены, напали ли первые что до этого делали. Приезжай будем решать.
- Ладно тогда до завтра.
Попрощались.
Дождался пока они уедут и пошел в подвал. Выволок связанного пленника на улицу, хотя тот и цеплялся каблуками изо всех сил за лестницу, порог и все подряд. Запихнул в багажник своей машины и слушая сзади отвратительные мычание и кряхтение, отъехал за деревню. Деловито дотянул ауешника до ближайшей лужи, сунул его туда мордой. Придержал несколько минут пока тот колотился, а когда тот обмяк, разрезал стяжки на руках и ногах. На всякий случай постоял рядом, убедился, что из лужи поднимается нормальный свежий зомби, не спеша сел в машину и уехал.
У дверей замка увидел топчущуюся Гайку.
- И что еще? - хмуро спросил ее. Ожидал, что шлюшка начнет вертеть задницей и всяко кокетничать, но блондинка четко сообщила что состояние больного ухудшилось, нога отекла чудовищно и без врача здесь не обойтись. Виктору понравилась такая четкость. Сделал для себя пометку на будущее, а девахе сказал, что сейчас на ночь глядя уже ничего сделать не может. Приказал прийти утром.
Потаскушка спорить не стала, кивнула просто и пошла обратно. Это тоже понравилось. Возможно, она не так плоха в деле. И фигурка симпатичная, походка легкая и вся такая женственная. Если бы не дурные рекомендации и плохая болезнь – вполне бы годилось для постели. Потасканная, конечно, ну так вполне себе ничего. Зато опытная и умелая. Не без сожаления зашел в замок, запер дверь и поднялся в спальню. Чуть не плюнул от досады - чертова домоуправительница уже под одеялом лежит и вроде как спит. В душе стало как-то тошно.
Сразу вспомнилось что ее пахали во все дырки как минимум трое. Брезгливо. Вот просто очень брезгливо.
- Слышь, вали - ка ты отсюда! – потряс ее за плечо и довольно грубо спихнул с кровати.
Ожидал не без злорадства что она треснется задом, но сожительница гибко вывернулась и встала ошалевшим столбом.
- Витя, почему?
- Мелафьей чужой пахнешь! – буркнул барон.
- Да как ты… ты же…
- Ты вниз иди, там спать будешь теперь.
Всегда тихая домоуправительница внезапно выдала такой фонтан брани и слез, что Виктор даже опешил. Этого он никак не ожидал. Даже не все расслышал, только понял что она винит во всем его, так как бросил ее без защиты с тремя отмороженными уголовниками, которые ей мигом объяснили, что Виктора уже пристрелили, хотя такого лоха и ножиком пикануть легко, а ей вырежут глаз и посадят на бутылку, но сначала она все равно их обслужит. То, что они никак не шутили было показано и сразу, и очень внятно. Потому после нескольких оплеух и ударов по печени домоуправительница о любом сопротивлении и думать перестала. Причем ведь не сказала, что у старухи ружья в доме и патроны, а могла бы!
- Опа, засекла таки бабским глазом!
- А, еще бы не увидеть, как ты ружье таскал! Защитник, мужчина, бросил меня как ветошь, пользуйся кто угодно!
- А ты и рада!
- Сволочь ты, Виктор! Сволочь! – схватила свои шмотки, застучала босыми пятками по лестнице вниз. Думал, что со злости убежит из дома – нет, не настолько дура. Ну вот, слышно, как рыдает. Нехорошо получилось. Ну и черт с ней! Не шибко-то и хороша, зараза! Нет, ну почему другим и красотки достаются и в рот смотрят и каждое слово ловят (ну во всяком случае слыхал не раз о таких) – а мне все какие-то второсортные достаются. Да еще и с гонором! Вишь, как дело обернула! Сама после пары пощечин сдулась. А ведь сколько раз пытался ее обучить стрельбе – а она мало не ссалась от одной мысли об оружии, слякоть сраная!
Небось дизайнерам, которые ее тоже пахали всяко – слова тоже не сказала.
Виктор так разозлился, что никак теперь не мог заснуть. Пришлось вставать, брать из тумбочки фляжку и хлебануть теплого коньяку. Спал плохо, какими-то урывками.
И сны снились какие-то идиотские, словно прошло много лет – и у него уже седая борода с усами, то есть уже тридцать лет прошло как бы и сидит он – Витёк Первый посреди спасённой им деревни на тронотубаретке с позолоченными ножками, а вокруг ходит демонстрацией какая-то глупомордая школота с плакатами "Далой терана! Хотим в Литву и смену пола!". Он пытается их убедить, что смена пола сейчас не самое важное, потому как видит грязные фигуры, уже идущие по улицам – довольно близко за спинами манифестантов, но его не слушают, а ему и рук не поднять.
А ему прямо в морду выкрикивают какие-то глупости насчет им с печи мента и охренендума с выполнением всех пожелалок и волеизъязвлений! Тогда Виктор напрягся и сказал им сурово:
- Волеизъявление граждан это дифирамбум. Если же нет, то тогда плебсоцид! И я вам сейчас все по спискам и укатаю! Поголовно!
И решительно стал вставать.
Рывком. Невзирая на. Тело не слушалось. Рванулся.
Проснулся злой и потный.
Позыркал вокруг свирепым взглядом.
Но горячий завтрак стоял на столе, сама домоуправительница на глаза не показывалась, хотя пахло вкусно – курятиной, вареной. Суп варит, сукота слезливая.
За дверью на улице уже шумели.
Выходить не хотелось, уже представлял, что будет.
Ничего хорошего.
Глянул на часы. Пора. Подхватил ружье, вышел на крыльцо.
Ну да, как и ожидал. Толпа. Новички. Рожи злые и недовольные.
И что характерно – из своих баб были все. Валерия и еще одна из своих – стояли чуток в стороне. И у каждой по четыре человека из новеньких. Остальные какой-то кучкой сбоку припеку, вроде и рядом с толпой протестантов, но наособицу, и сразу увидел – что эти не справились с задачей и пятерок не досталось. И да, мало их что-то, ага – трое в толпе затесалось и вроде как глазки разгорелись, тоже как новички требовать сейчас будут всякое. Поискал глазами Авантта – сзади за спинами трется, что-то химичит, науськивает, вафлер проткнутый.
Вспомнились странные слова из сна. Усмехнулся.
- Это не дифирамбум. Явно. Ладно, тогда плебсоцид!
Рта не успел открыть, а уже орать стали – требуя жратвы и соблюдения прав человека. Ожидаемо затошнило. Ор становился громче, хотя заметил, что «его» бабенки не вопят. Пока не вопят.
- Прав у вас нет. Вообще. Кому не нравится – вот по этой дороге обратно к газовщикам – к ужину успеете. Если вас туда обратно возьмут. Хотя сомневаюсь, вас только что оттуда выперли нахрен. Вы ничему не учитесь?
В ответ брань и крики только усилились.
- А с чего ты тут нами командовать взялся? – донеслось из заднего ряда. Сосед Авантта вопит, сам вафлер приссал, а соседушку навстобурчил.
Виктор с трудом подавил в себе яркое желание влупить весь магазин с картечью в эти рожи и открытые рты. С большим трудом.
- Хочешь покомандовать? – спросил негромко.
- Почему нет? Тут любой с такой фигней справится!
- Так и любой?
- Нет тут ничего сложного!
- А стрелять ты умеешь? – так же негромко, вынуждая крикунов поутихнуть.
- Могу, тоже мне сложнота – презрительно фыркнул умник.
- Кто еще стрелять умеет? – спросил барон.
Неожиданно из стоящих у крыльца вышла та самая шлюшка Гайка. Тряхнула белобрысой гривкой.
- Я умею.
- Отлично – кивнул, на секунду задержав взгляд на ладной фигурке.
Посмотрел на остальных
- Теперь вопрос – все остальные стрелять не умеют, и все рвутся командовать? Правильно понимаю? А жратву откуда брать будете?
- У нас есть права! Мы люди! Мы не потерпим! Ты не имеешь права! Ты обязан нас кормить! – заголосили из толпы.
- Вам я ничего не обязан. Вот такое у меня право. Не будете работать – не получите жратву. Ты и ты – идите сюда, выдам ружья. Будете охранять остальных.
- Ты не имеешь права! – опять из толпы.
Виктор просто бахнул над головами крикунов.
Вроде притихли, но рожи злые.
- Имею право. У меня двадцать женщин и двадцать свиней. Я их взялся защищать. Они стрелять не умеют, поэтому защищаю их я. У них права есть, потому что женщины работают, чтобы мы все вместе выжили, а свиньи сало наращивают, больше с них спроса нет. Вы не работаете и сала с вас нету. Жратвы у нас не вагоны, за каждую калорию корячиться приходится. С неба ничего не падает. Вместе выжить может и получится, но просто так еду в сортир спускать, то есть отдавать вам, дармоедам, ни за что ни про что, возможности нету.
Потому либо вы работаете, чтобы выжить либо не получаете жратву вообще. И не надо мне тут брехать — никаких прав у вас не