— Это ещё надо проверить, — загорелся я.
— И думать забудь! По всему видно, что глупость.
— Почему глупость? Надо рассматривать любые версий. Может, твой Трубецкой всё равно, что тот Джек-потрошитель, только нашего розлива. Убийца-маньяк!
— Петюня, сдаётся мне, что тебя нужно к тому же дереву, что и итальянца, привязать, да водичкой охолонуть, — язвительно произнёс канцелярист.
— Я в порядке предположения, — обиделся я. — А алиби у всех в доме проверить придётся. Чужой бы сюда свободно не попал. Из своих кто-то орудовал. Даже не сомневайся.
— Что за «алиби»?
— Потом объясню. Термин такой юридический.
Иван задумался.
— Вдруг у неё хахаль был? Терпел-терпел, да не вытерпел.
— А что, согласен! Ревность — мотив серьёзный. Не одного человека на тот свет из-за неё спровадили. Потому принимается. Молодец, чернильная твоя душа!
Елисеев смущённо улыбнулся.
К цветастому пояску, обхватывающему сарафан девушки, крепился небольшой кармашек из ткани.
— Гаман называется, — пояснил канцелярист.
Я проверил его содержимое и нашёл несколько медных монет и клочок бумаги.
— Записка, — обрадовался Елисеев.
— Читай, — попросил я. — А то мне все эти ваши «яти» и «еры» как арабская грамота.
— «Жду завтра к вечору у меня. Весь истомился. Твой К.»
— Ясно. Шуры-муры-лямуры. Что за таинственный «К», который пишет амурные записки нашей горничной?
Елисеев помотал головой:
— Кто будет горничным записки писать? Да и насчёт грамотности сумлеваюсь.
— Сомневаешься? Вот сейчас и проверим.
Я вышел к подпиравшему вход в дровяник Гавриле.
— Скажи-ка, любезный, покойная горничная читать-писать умела?
— Полноте, сударь. На что дворовой девке сия наука? Баловство да и только.
— Понял, спасибо.
Я повернулся, собираясь вернуться к досмотру, но тут в голову пришла ещё одна мысль. Девушка, судя по одежде, куда-то ходила. Накидка на ней определённо не для домашней носки, а для выхода «в люди».
— Ещё вопрос, Гаврила.
— Слушаю, сударь.
— Покойница то ли куда-то ходила, то ли откуда-то пришла. Может, знаешь?
— Как не знать?! Конечно, знаю. Барыня её с самошнего утра в аптеку посылать изволила.
— Зачем?
Гаврила, должно быть, удивился моей тупости.
— Дык за лекарствами. Дохтур нашей матушке всякие отвары да мази прописал для здоровья телесного. Вот она и снарядила Вареньку, царствие ей небесное!
Вернувшись, я передал всё услышанное Ивану.
— Так я и думал, — протянул он. — Несравненная Анастасия Гавриловна наставляла рога своему супругу, а горничная в том ей помогала: записочки носила, о встречах договаривалась.
— Думаешь записка для княгини?
— А для кого ещё? Мне многое про неё сказывали.
— Тебе виднее, — не стал спорить я. — Только записочку положи обратно, чтобы полицейским было б потом чем заниматься.
— Давай мы её спрячем и никому показывать не будем, — предложил Иван.
Я усмехнулся:
— Никак пожалел? Кого интересно: Трубецкого или его супругу?
— Анастасию Гавриловну.
Елисеев потупился и стал ковырять носком башмака землю. Мне стало ясно без слов.
— Нечего её жалеть, Иван. Не заслужила она такого обхождения. Знала, на что идёт. А если умная, так сама отопрется.
— Злой ты.
— Я — не злой, я — практичный. С твоего разрешения пойду с Гаврилой ещё побеседую. А ты тут побудь, полицейских встретишь.
Выйдя к Гавриле, я сходу попёр на таран. Взял его под локоток и отвёл в сторонку, чтобы нас не подслушали любопытные товарищи, которые нам вовсе не товарищи. А страждущие до последних новостей нет-нет, да появлялись. То девка какая неторопливо пройдёт в подозрительной близости, то знакомый уже мальчуган-казачок затеет рядышком игру.
Я таинственно понизил голос:
— Вот что я хочу узнать от тебя, приятель мой ситный: скажи, есть ли среди твоих тот, кто глаз на Варю мог положить и кому б барские заигрывания с ней не понравились?
Дворецкий нахмурился.
— Понимаю, к чему клонишь, сударь. Камердинер барина Антон давно к Варюшке дышал неровно.
— Антон, говоришь. Пойдём-ка, посмотрим на твоего камердинера. Заодно потолкуем немного.
Раздался приглушённый женский крик, послышалось чьё-то падение. Я мгновенно определил источник шума: что-то происходило в дровянике. Мы кинулись к нему и наткнулись на совершенно потерянного Ивана, который огорошил нас странной просьбой:
— Воды.
— Что?! Какой воды?
— Барыня внутрь зашла на Варю посмотреть. Увидела труп, дурно себя почувствовала, даже упала. Воды принести просила.
Что-то мне эта сценка при всей её реалистичности напоминала, но я пока не мог вспомнить, что именно. В тот самый миг. Когда в голове прокручивались возможные варианты, из дровяника, покачиваясь, вышла виновница последнего переполоха.
Княгиня выглядела бледной, едва не падала.
— Вам худо? — взволнованно крикнул дворецкий.
— Со мной всё хорошо. Благодарю вас, сударь, — обратилась она к Ивану. — Я справилась. Воды мне не надо.
Сказав это, она попыталась пройти вперёд, но пошатнулась.
— Охти ж мне! — воскликнул Гаврила и подхватил барыню. — Пойдёмте, Анастасия Гавриловна, я вас до опочивальни доведу, да девок кликну. Потом дохтура позову. Пусть для успокоения чего-нибудь даст.
От нашей помощи он отказался:
— Не надо. Сам справлюсь.
Прежде чем уйти в сопровождении дворецкого, княгиня повернулась к нам и заплетающимся языком попросила:
— Найдите душегуба, господа сысчики.
— Найдём, Анастасия Гавриловна. Всенепременно найдём, — заверил Иван.
Княгиня кивнула, и на какую-то долю секунды в глазах её появилось странное выражение, облегчённое и немного насмешливое, хотя никаких поводов для веселья я не видел.
— Ну-ка, зайдём, — я практически затолкнул Ивана в дровяник и снова склонился над убитой.
Сунул руку в этот, как там его… гаман и обнаружил, что ничего, кроме медной мелочи в нём нет.
— Вань, признавайся: записку на место вернул?
— Я сделал всё, как ты просил.
— Понятно. — Я нервно усмехнулся. — Провела тебя Анастасия Гавриловна, а ты её ещё пожалел.
— Загадками говоришь.
— Да какие загадки! Записки нет.
— То есть как — нет?! — захлопал глазами Иван.
— Да вот так! Нет и всё. Скажи спасибо, Анастасии Гавриловне. Разыграла комедию, будто в обморок грохнулась. Ты за водой метнулся, а она не постеснялась карманы у трупа обшарить, компромат убрала. Вот и верь ей после такого.
— Ну и стерва же она, — мрачно произнёс Елисеев. — А ты как догадался?
— В книжке одной читал. Про сыщика Шерлока Холмса. История была… ну точь в точь как наша. Таким же макаром одна барышня полицейского провела. В обморок при нём хлопнулась. Пока тот суетился, взяла, что ей было нужно и вуаля. Такие дела, братец.
— Женщины, — подавлено произнёс Иван, а я мысленно с ним согласился.
Глава 16
Двое склонились перед экраном ноутбука, пристально разглядывая несколько десятков снимков, сделанных при помощи камеры с высоким разрешением. На всех фигурировал один и тот же человек — молодой парень, лет восемнадцати, чуть выше среднего роста, худощавый, в очках, с пышной, слегка рыжеватой шевелюрой.
— Это и есть племянник нашего Елисеева?
— Совершенно верно, профессор. Сын его сестры — Евгений Южин.
— Бог ты мой, он же совсем пацан!
— Внешность обманчива. Этому «пацану» двадцать четыре. Окончил университет и отслужил в армии. Да, кстати, если хотите, могу и видео с ним запустить. Мы тут его немного поснимали в самой разной обстановке.
— Спасибо, не нужно. Если не секрет, по какой специальности он учился?
— Какие у нас перед вами могут быть секреты, Арсений Петрович?!
Профессор Орлов кашлянул. Его собеседник — куратор проекта со стороны «конторы» — понимающе улыбнулся.
— Учитель истории. Подумывает об аспирантуре. Опубликовал несколько работ по краеведению, по мнению специалистов, довольно серьёзные.
— Каким образом планируете привлечь его к нашей работе?
— Я же сказал — он историк. Да за такую возможность любой учёный душу продаст. Но нам его душа без надобности. Мы платим конкретные деньги за конкретный труд. Только, уважаемый профессор, поясните: чего вы привязались к этим Елисеевым? Неужели других подходящих кандидатур нет?
— Вы знаете, что у нас крайне мало «окон» в прошлом. Собственно, поэтому интерес к нашему проекту со стороны вашего ведомства весьма слаб.
Собеседник кивнул, но всё же заметил:
— Тем не менее, мы держим руку на пульсе и даже финансируем ваши исследования.
— Хоть на этом спасибо.
— Всегда пожалуйста. Если считаете, что финансирование осуществляется не на должном уровне, подготовьте обоснование. Я постараюсь довести его до сведения тех, кто принимает решения. Но помните: бросать деньги на ветер никто не будет. Прошли те времена.
— Понимаю. Сложно обосновать свою полезность, если двадцатый век закрыт полностью, в девятнадцатом всего два «окна», каждое протяжённостью в сутки.
— Если я не ошибаюсь, то чем глубже в прошлое, тем таких «окон» становится больше.
— Вы не ошибаетесь, но мы по-прежнему сжаты тисками ограничений, физическая природа которых до конца так и не выяснена. И вот, наконец, мы и приходим к роли Елисеева в наших исследованиях.
«Эфэсбэшник» подобрался, стал походить на сжатую пружину:
— И в чём же она заключается?
— До начала экспериментов с Елисеевым мы считали, что в восемнадцатом столетии открыты всего четыре суточных промежутка. И вдруг выясняется, это не так: Елисеев раздвигает пределы, словно ему наплевать на все законы природы. Никакие ограничения на него не действуют.
— Он уникален?
— Пока что никто и близко не подошёл к его результатам.
— А племянник зачем понадобился?
— С его помощью я попытаюсь подтвердить или опровергнуть мою гипотезу. Рассчитываю, что способности к хрононаблюдению у Елисеевых передаются по наследству. Жаль, что детей у него не было.