Эта записка могла пролежать в кармане халата Славина и неделю, и месяц. Дорохов протянул ее Бронштейну. Тот прочел и удивился:
— Отчаянная женщина, сама назначает свидание, сама идет в буфет и, наверное, сама будет платить, потому что вряд ли Сергей стал бы тратиться даже на очень красивую. По-моему, вот эту самую записку принес Борька, когда Славин ушел обедать. Я ему советовал подождать, а он сказал, что некогда, и убежал... У меня как раз было два клиента, и я их обслуживал. Когда вернулся Сергей, я сказал, что был Борис и оставил ему под мыльницей послание.
— Когда это было?
— Не помню точно, но, наверное, дня за четыре или пять до убийства. В тот день я пришел с обеда, а Сергей — сразу ко мне: «Слушай, Жора, будь друг, выручи, поработай за меня, я часа на полтора раньше смотаюсь, а потом, когда понадобится, я за тебя отработаю». Я согласился и нескольких человек обслужил от его имени. У нас с планом строго, — Бронштейн взглянул на Наталью Алексеевну.
В чемоданчике оказались бритвы, машинки для стрижки и несколько флаконов одеколона. Директриса отметила, что этих марок она со склада никогда не получала.
Дорохов стал прощаться.
— Одну минутку, товарищ полковник, а почему вас так Славин после своей смерти заинтересовал?
— Все очень просто, Григорий Абрамович, должен же я докопаться до причины, из-за которой поссорились Славин и Лавров, — он взглянул на директрису и улыбнулся: — Не иначе, здесь замешана женщина.
На улице, отойдя на приличное расстояние от салона, Дорохов остановился и еще раз прочел записку. «Буфет у ЖДС». ЖДС — наверняка железнодорожная станция. Но к этому городу не подходит железная дорога. До ближайшей станции 40 километров. Не могла же знакомая назначать свидание за полсотни километров от дома. Не могла? А почему? Если она не хотела афишировать своего знакомства со Славиным, она могла сесть в автобус или такси и проехать эти километры. А может быть, в городе есть какое-то предприятие, учреждение или завод, который называется этими тремя буквами? Нужно спросить у Киселева или Козленкова, решил полковник и спрятал записку. Вспомнив Козленкова, Дорохов усмехнулся. Не прост, совсем не прост. Ловко он вчера его, старого воробья, заставил проверять капустинские показания. И ведь знал, что Левка наплел, но не стал убеждать его в этом, не стал доказывать. Молодец, получится из него хороший работник уголовного розыска! Кстати, зачем понадобилось Воронину и Капустину оговаривать дружинников, особенно Лаврова? Что это — по собственному почину или по чьей-то подсказке? Случайно ли, что Воронин носил записки парикмахеру, а потом дал ложные показания о его убийце? Дорохов знал, что люди, осужденные по указу о мелком хулиганстве, отбывают наказание в камерах предварительного заключения, но днем их водят на работу и они могут встретиться с кем угодно. Посоветуюсь с Николаем Козленковым, он их тут всех знает. Интересно, как у него дела? Кого они с дружинниками разыскали сегодня?
Дорохов шел на завод, решив познакомиться еще с одним приятелем Славина. Может быть, он что-нибудь знает и, наконец, даст какую-нибудь новую зацепку?
В заводском комитете Дорохову предоставили свободную комнату и вызвали через главного механика Константина Богданова. Вскоре к нему пришел невысокого роста мужчина лет 30-35. На нем ладно сидели джинсы. Черная шелковая рубашка облегала крутые мускулистые плечи, ее короткие рукава едва прикрывали хорошо тренированные бицепсы и всем напоказ открывали довольно грубые татуировки. «Морские», — решил Дорохов. На левой руке своего посетителя он увидел массивный браслет и квадратные часы «Сейка». Эти часы весом больше ста граммов почему-то за последнее время стали входить в моду, хотя их продают втридорога. Достать «Сейку» даже в Москве не так-то просто. За одни эти часы можно было бы купить, ну, скажем, пяток наших, тонких, элегантных, с абсолютно точным ходом. Вошедший задержался в дверях. На его лице было недоумение. «А лицо-то ничего, приятное, — констатировал Дорохов, — умные глаза, красивый, прямой нос, четко очерченный подбородок». Каштановые, слегка вьющиеся волосы Богданова были подстрижены с претензией на моду. «Пижон», — подумал он про себя и спросил:
— Вы Богданов?
— Да...
— Это я оторвал вас от работы и попросил зайти. Садитесь, пожалуйста.
Богданов устроился на стуле и продолжал с явным недоумением рассматривать Дорохова. Полковник протянул ему свое удостоверение. Богданов прочел его раз, другой и, возвращая, спросил:
— Что же вам от меня нужно?
— Мне поручили дело об убийстве Славина, — начал полковник.
— А... — протянул Богданов. — Я знал Сергея. Жалко. Был славный малый.
— Так вот, у меня есть кое-какие неясности, а мать Славина сказала, что вы с ним дружили.
Богданов вздохнул.
— Дружил. Может быть, той дружбы, которая подразумевается под этим словом, у нас и не было. Но мы встречались, Сергей часто бывал у меня дома. В прошлом году мы вместе ездили в отпуск в Сочи.
— Расскажите мне о Славине поподробнее, пожалуйста.
— Особенно мне рассказывать нечего. Он был хороший парень. Добрый, отзывчивый. Очень увлекался музыкой, у нас у обоих магнитофоны, — Богданов говорил медленно, подбирая слова, и четко формулировал фразы. — Я не сторонник пьянства, и Сергей не очень-то любил выпить. Это, пожалуй, основное, что нас сблизило. Он был холостой, я тоже. Иногда ходили на танцы. Иногда — к знакомым девушкам. Три года назад я купил «Москвич-407», не новый, и сам его отремонтировал. Славин в то время учился на курсах шоферов и мечтал тоже приобрести машину. Когда мы познакомились, я как раз приводил в порядок свое детище и Сергей напросился мне помогать, для практики.
— Вы знаете, как он погиб?
— Со слов матери и из разговоров знаю, что его убил Лавров, дружинник. Во время ссоры.
— А из-за чего они могли поссориться?
— Мне трудно сказать, но говорят, этот дружинник задиристый. Конечно, наводить порядок нужно, это доброе дело. Но ходят слухи, что дружинники не всегда пользуются, так сказать, дозволенными средствами.
Перед Дороховым сидел совершенно спокойный человек. Сдержанная настороженность, явно проявившаяся вначале, совершенно прошла.
— Скажите, а что за девушка была у Славина?
— У него разные были, он не отличался постоянством. Последнее время дружил с одной врачихой. Серьезная женщина. Раза три мы вместе выезжали за город на моей машине.
— Как вы думаете, не знаком ли с ней Лавров?
— Не знаю. Думаю, что нет. Дружинник-то совсем мальчишка, а та женщина в возрасте. Мне лично представляется, что все это несчастье не имеет какой-либо серьезной почвы. Лавров мог сделать Славину замечание, Сергей человек вспыльчивый, что-нибудь ответил резкое, дружиннику не понравилось. Больше того, допускаю, что Сергей мог ударить Лаврова, а тот самбист — не рассчитал своих действий.
Дорохов достал сигареты, закурил, предложил своему собеседнику, но Богданов отодвинул пачку.
— Благодарю вас. Бросил, уже больше двух месяцев.
— У меня к вам еще один вопрос. Лавров показывает, что Славин ему угрожал, даже собирался его убить, в руке у него был нож.
— Наверное, ничего не остается Лаврову, как свалить все на Сергея. Но если бы у Славина появился враг, думаю, мне он рассказал бы об этом в первую очередь. А нож у Сергея был, — опередил очередной вопрос полковника Богданов. — Складной, туристический, с вилкой и ложкой. Он с этим ножом всегда за город ездил, в отпуск тоже брал.
— Лавров описывает другой нож, большой, охотничий с пластмассовой ручкой.
— Такого ножа я у Сергея никогда не видел.
— Я хочу вас попросить, напишите все, что мне рассказали.
Богданов задумался.
— Уж лучше вы сами, а то почерк у меня дрянной, да и не силен я в изложении.
Дорохов отыскал несколько чистых листов бумаги, записал биографические данные, предупредил Богданова об ответственности за ложные показания и быстро написал протокол. Как выяснилось, Константин Иванович Богданов в прошлом был моряком Северного флота. Он внимательно прочел каждую страничку, взял ручку и вывел: мною прочитано, записано с моих слов верно, в чем и расписываюсь.
На улице парило нестерпимо. Дорохов снял пиджак, перекинул его через левую руку и направился в городской отдел. Наступил обеденный перерыв, а идти в столовую или кафе совсем не хотелось.
— Скажите, пожалуйста, где у вас рынок? — остановил Дорохов проходившую мимо женщину.
— Рынок, — та улыбнулась. — Рынки — это у вас, москвичей или ленинградцев, а у нас базары. Вот направо пройдете два квартала и там увидите.
Дорохов знал южные базары, крикливые, расцвеченные всеми летними красками, любил праздно бродить по ним, прицениваться, рассматривать и не думать о самом главном, о том, что забросило его в эти края. Только вот беда, не может он не думать. Вчера надеялся, что эти две беседы внесут какую-то ясность, а сегодня, наоборот, все запуталось. Жорж говорит, что Славин жадный, а Богданов описывает его добряком. Жорж рассказывает, что Сергей никогда не ввязывался ни в одну драку, избегал их, а Богданов рассказывает, что Славин вспыльчив и запросто мог повздорить с первым встречным, и не только повздорить, но и при случае закатить оплеуху.
Дорохов, не торгуясь, купил большой зелено-серый арбуз, пристроился с ним возле продавца и попросил нож. Пожилой мужчина протянул ему основательно сточившийся нож. Беря его в руки, Дорохов сразу же узнал узбекский «пчак». Александр Дмитриевич разрезал арбуз, с удовольствием откусил красную прохладную мякоть и стал вспоминать. Есть у него дома в собственной коллекции ножей несколько «пчаков», но их лезвия украшают маленькие пятиконечные звездочки, а здесь полумесяцы. Очевидно, этот нож намного старше своего хозяина и сделан до революции.
— Интересный у вас нож.
— Источился весь. У меня он уже почти пятьдесят лет да у хозяина, наверно, столько же прожил. В 1926 году послали наш казачий эскадрон в помощь Киргизскому кавалерийскому полку на борьбу с басмачеством. Слышали такой город, Джала-Лабад? Там стояли. Разгромили мы одного курбаши, тогда я себе ножичек этот на память и взял...