Богданов допил коньяк, налил еще рюмку, встал, с сожалением посмотрел на Степана.
— Ну что же, я предполагал такой вариант. Идем. Нож в твоем гараже, отдам.
— За что вы хотели убить Лаврова?
— Это длинная история, да и не твоего ума дело, — Богданов пристально смотрел на Степана, что-то обдумывая. — Впрочем, если тебя интересует, расскажу: обмолотили мы с парикмахером магазин удачно. Едем домой, а нам навстречу — постовой, я говорю «отверни», а Серега — прямо на него и сбил. Мы смылись. Милиционер, наверное, отдал концы. Приехали домой, все хорошо, все спокойно. Стали прятать тряпки. Серега понес, я остался у машины, а там товару как на складе. Ну, смотрю, а мимо — дружинник. Я поднял капот и делаю вид, что копаюсь в моторе, а он остановился, подошел ко мне и спрашивает, нет ли спички, ему, видите ли, закурить надо. Я говорю — нет, а он снова пристает с вопросом: «Что, искра в баллон ушла, может, помочь?» Да нет, говорю, спасибо, нашел уже эту проклятую искру. Он постоял, посмотрел, увидел тюки: «В отпуск собираешься?» На юг, говорю, думаю махнуть, к морю, ну, он и ушел. Хорошо, что Серега из гаража не вышел. А через день мы увидели, как он тебя, пьяного, тащил чуть ли не через весь город. Ты ведь наверняка разболтал ему про наши дела? Не знаешь какие? Удивительно!
Богданов открыл гардероб, не спеша одел темно-серый костюм, сунул в карман чистый носовой платок.
— Пошли.
Степан отставил, не пригубив, свою рюмку и вышел вслед за Богдановым. Они шли быстро. Пересекли несколько улиц, вошли в сквер, миновали беседку, где еще никого не было, и подошли к гаражам. Крайний слева, из ребристого железа, принадлежал Крючкову. Вернее, это был гараж его отца, и достался он Степану по наследству. После того, как отец с матерью поехали в отпуск на машине и погибли в автомобильной катастрофе, гараж долгое время пустовал. Потом Степан, поддавшись уговорам Богданова, разрешил ему оставлять в нем «Москвич». Они перешагнули канаву, вырытую перед гаражом, Богданов открыл навесной замок, с трудом оттащил перекосившуюся дверь. Они вошли.
Машины Богданова в гараже не оказалось.
— Где же твой «Москвич»?
— Ты очень любопытный, Степа. Я же тебе говорил, что предвидел, что полковнику захочется встретиться со мной еще раз, ну, и на всякий случай приготовился.
В гараже было темно. Крючков, нашарив выключатель, зажег свет.
Богданов стоял рядом и что-то обдумывал.
— Слушай, Степа, а зачем тебе все это нужно? Ты же сам влипнешь в нехорошую историю. Мы с Сергеем воры. Но и ты не лучше выглядишь: кто поверит тебе, что гараж уступил мне просто так. Если заглянешь в ремонтную яму, то увидишь краденые тряпки. Думаешь, тебе поверят, что ты об этом не знал? Помнишь, я твоей Ирке подарил платье? Так ведь оно краденое. И свитер тебе отдал тоже краденый. А туфли черные с тупыми носами?
— Но ведь я же тебе платил за них деньги! — возмутился Крючков.
— Вот об этом-то никто и не знает. Будь уверен, сам на допросе я о деньгах твоих не вспомню. Может быть, тебе нужны гро́ши, Степа? У меня есть. Разойдемся по-красивому.
— Отдай нож.
— Нож? Ну, что же, бери, вон там, за верстаком.
Степан отодвинул верстак и увидел белую ручку ножа. Он нагнулся, хотел достать его, но в этот момент большой разводной ключ, который почему-то называют «французским», обрушился ему на голову. Богданов точно направил удар, но Степан, услышав сзади какое-то движение, инстинктивно обернулся, и ключ только задел его. Крючков упал за верстак. Он слышал, как Богданов процедил сквозь зубы:
— Иди, гад. Доноси, если сможешь.
Выскочив из гаража, он начал закрывать дверь. Она не поддавалась, скрипела, а Степан постепенно приходил в себя. Вдруг его рука нащупала ребристую рукоятку ножа. Крючков, шатаясь, поднялся. Теплая густая кровь заливала глаза. Всем своим весом Крючков навалился на дверь, и она открылась. Впереди мелькнула фигура бегущего Богданова. Едва сдерживая крик от боли, охватившей голову, Степан бросился следом. Он бежал тяжело, одной рукой отирал кровь, а в другой зажал нож.
Впереди показалась беседка. В ней уже собралось несколько парней. Они столпились у стола, не замечая приближающихся Богданова и Крючкова, и тогда Степан закричал:
— Эй, Зюзя, держи его! Смотри, что гад со мной сделал!
Парни растерянно смотрели на окровавленного Крючкова. Потом бросились к Богданову. Он сунул руку в карман брюк.
— Не подходите. Всех перестреляю.
Ребята остановились, только Зюзя сделал несколько шагов вперед. Его опередил Степан. Продравшись сквозь кустарник, он прямо шел на Богданова.
— Не бойтесь. Нет у него ничего в карманах. При мне он одевался.
Зюзя схватил Богданова и обшарил его карманы.
Крючков тоже подошел к Богданову и резко рванул пояс его модных брюк. Крючки и пуговицы посыпались в траву.
— Теперь не уйдет.
— За что он тебя? — спросил Зюзя, стягивая с себя рубашку. — Давай завяжу, а то смотреть на тебя страшно.
Пока Зюзя неумело обматывал Степану голову, тот объяснял:
— Вор он, да и подлец порядочный. Хотел смотаться, а меня подставить вместо себя. Я не соглашался, ну, вот он и решил от меня избавиться. Мало ему одного. Ну, пошли...
— Куда? — испуганно спросил какой-то паренек.
— Как куда? В милицию, там его какой-то полковник ждет не дождется.
— А, из Москвы! Он у нас вчера был, ничего мужик.
Вся ватага направилась в городской отдел, беседка опустела.
Богданов шел молча, обеими руками поддерживая спадающие брюки. Молча двигались и остальные, только Степан изредка сквозь зубы стонал и ругался. Процессия с каждым шагом обрастала. Присоединялись знакомые и просто любопытные прохожие. Когда поравнялись с Дворцом культуры, кто-то предложил: может, в дружину? А то Степану чего доброго не дойти.
Рогов, Звягин, Кудрявцев опешили, когда к ним ввалилась вся компания «беседочников». В комнате стало тесно. Степан положил на стол нож. С усилием, превозмогая боль, прошептал:
— Вызывайте милицию и скорую помощь.
Дорохов решил попить чаю. А что ему оставалось делать еще? Допрашивать Богданова? Рано. Со Степаном Крючковым он успел вдосталь наговориться в больнице. Уйти в гостиницу нельзя: нужно дождаться, когда сотрудники вернутся с обысков. Оставался чай. Потягивая его, полковник отдыхал.
Кто-то постучал в дверь. Дорохов взглянул на часы: ночь, одиннадцать часов. Стук повторился. Дорохов крикнул:
— Войдите!
Вошли начальник штаба дружины Рогов и еще какой-то парень лет двадцати пяти.
— Александр Дмитриевич, наш секретарь заводского комитета комсомола хочет с вами познакомиться.
— Товарищ Зверев!.. Знаю вашу фамилию, знаю. Я к вам тоже ведь собирался... — он пожал крепкую руку парня и автоматически набросал про себя его словесный портрет: брюнет, лицо открытое, приятное, на лбу шрам, старый — видно, в детстве отчаянный был, загорелый — наверное, мало сидит в кабинете. Одет просто, значит, без претензий. Держится свободно, независимо.
— Чем кончилась лавровская история, вы, товарищ Зверев, знаете. Но у меня к вам есть другое дело. Вы в беседке бывали, ну, в той, что в сквере?
— Был раза два. Возле. И Рогов мне о ней рассказывал.
— Нет, это все не то. Рогов и его дружинники ребят из беседки разогнать хотели, а саму беседку сломать. Мне думается, что это неправильно. Там нужен комсомольский вожак, умный и обаятельный — спортсмен, турист или кто-нибудь в этом роде. В общем, интересный человек. Чтобы не речи толкал, не нотации читал, а сумел бы всех заинтересовать увлекательным делом и постепенно перевел бы в клуб. В этой беседке — готовый музыкальный ансамбль, есть и чтецы-декламаторы. Репертуар, конечно, не тот, — улыбнулся Дорохов. — Но будет очень плохо, если дирижировать в беседках начнут Славины или Богдановы, а они, имейте в виду, уже пытались.
Беседа затянулась далеко за полночь. Полковник рассказал комсомольцам о том, что он видел в других городах. Говорил об успешной организации шефства, об объединении ребят по интересам. Зверев и Рогов тоже высказали немало ценных соображений. Провожая их, Дорохов почувствовал удовлетворение — посетителями беседки займется комитет комсомола завода.
Совсем рассвело, когда в кабинете Дорохова собрались все местные и приехавшие из соседних районов работники. Несмотря на бессонную ночь, настроение у всех было приподнятое.
Киселев подвел итоги операции:
— В квартире Богданова мы ничего не нашли. Ни одной подозрительной вещи, разве что около килограмма конфет «холодок». Попалось несколько писем, среди них есть интересные, наверное, наведут они нас на тех, кому сбывались краденые товары. В гараже Крючкова нашли 32 пары туфель, много шерстяных платьев и кофт и ткани с последней кражи — полностью. Самое интересное оказалось в «Москвиче», что стоял во дворе у Бориса Воронина. Посмотрели мы — как будто ничего нет. Стали обыскивать, ощупывать и под приборной доской, возле руля, в специальных зажимах нашли пистолет, исправный, заряженный. В спинке заднего сиденья обнаружили тайник, в нем — деньги, около трех тысяч рублей, и документы с фотографией Богданова, но на другую фамилию. Думаю, что этот ворюга почувствовал, что вот-вот его раскусят, и приготовился незаметно сбежать. У парикмахера, — Киселев взглянул на Дорохова, припомнив разговор о законности обыска, — Козленков и Григорьев нашли шерстяные вещи, семь пар туфель, а в тайнике, в полу, — облигации трехпроцентного займа на две тысячи триста рублей. — Киселев помолчал, а потом попросил: — Может, теперь, товарищ полковник, вы нам кое-что объясните? В ваших выводах до сих пор не все ясно.
— Ну что ж, раскрою, как говорится, свои карты. Начну с убийства Славина. Когда мне рассказали, что за парень этот Лавров, я ему поверил. Поверил не потому, что он мне понравился. Просто его честность объективно подтверждалась. Сразу возник вопрос, почему Славин, абсолютно трезвый, решил расправиться с дружинником? Не мог же он вот просто так взять нож и начать следить за первым встречным? Редко, очень редко бывают безмотивные убийства. Вот я и стал искать мотив. Кроме того, мне пришло в голову, что если убийство Лаврова подготавливалось заранее, то кто-то заинтересованный в этом деле мог наблюдать за непосредственным исполнителем — Славиным. Проверяя это предположение, разыскал обертки от конфет. Сначала я подумал, что их мог съесть сам Славин. Но потом выяснил, что он конфет не любил. Вполне логично было предположить, что нож взял наблюдавший. Нет ножа — и картина сразу меняется. Но так мог поступить только умный, хладнокровный, закоренелый преступник. Вот и пришлось мне вспомнить дедукцию и индукцию и от частного случая — покушения на жизнь Лаврова — перейти к общему — оперативной обстановке. Сразу нашлись кражи из магазинов. Во всех — разный почерк. В одном случае — пролом стены, в другом — подбор ключей, в третьем — пропил потолка. Можно было подумать, что действовали разные преступники. Но меня насторожило, что ни на одном месте преступления не оказалось следов. Ни обуви, ни пальцев. Сначала это показалось странным, а потом решил, что это вполне закономерно, что, если хотите, это — почерк опытных преступников, и, как ни парадоксально, подумалось, что разные способы краж — тоже маскировка. Дальше сам собой напрашивался вывод, что воры живут здесь, в самом городе. Тут они обворовали один магазин, а потом переметнулись к соседям. Дома-то ведь проще засыпаться, тем более что парикмахера очень многие знали.