Амур растянулся на матрасике, который принесли его новые хозяева, и задремал. Во сне он увидел дежурную часть, и ему показалось, что его вернули в уголовный розыск, что сейчас появится шофер, Акимов, оперативная группа и они поедут на происшествие.
Осторожно: мошенники!
Женя Ващенко бродила по Москве и никак не могла поверить, что всего несколько часов назад была дома, в Чебоксарах. Родители задумали сделать ей подарок и на зимние каникулы отправили в Москву, к дальним родственникам. Они говорили: десятый класс трудный, впереди экзамены, пусть отдохнет неделю.
И вот Москва. Дома решили, что Женя совместит приятное с полезным и не только побывает в музеях, но и сделает кое-какие покупки. Деньги, заработанные Женей в колхозе во время летних каникул, предназначались на новую шубу. Теперь-то, в Москве, она обязательно ее купит!
Было холодно, и, чтобы согреться, Женя вошла в «Детский мир». Украшенный к новогоднему празднику, магазин показался ей особенно приветливым. Девушка посмотрела игрушки, одежду для самых маленьких и, подойдя к одному из прилавков, увидела цигейковые шубки.
Продавщица сообщила ей, что в «Детском мире» бывают меховые пальто и 46-го размера, но сейчас их нет.
Женя направилась в следующий зал. Впереди ведь еще целая неделя, и, наверное, в каком-нибудь другом магазине она найдет для себя подходящую шубу.
На лестнице девушку остановила симпатичная молодая женщина. Под ее форменным халатом виднелся дорогой вязаный костюм. Улыбаясь, женщина сказала:
— Я проверяла товар в секции детской одежды и слышала, что вас интересует меховое пальто. Вы мне чем-то понравились, и я хочу сделать вам приятное. У нас на складе есть одна цигейковая шуба 46-го размера, вот только чуть длиннее, чем нужно: у вас второй рост, а она на третий. Ну, ничего, вы сможете ее укоротить, а мех пригодится потом для ремонта. Хотите, сейчас принесу? Только, сами понимаете, шуба одна, и, если я отдам ее в секцию, она вряд ли вам достанется. Постойте здесь, — и добрая фея направилась к служебному ходу.
Заведующая секцией не заставила себя ждать. Она появилась в светлом пальто и с аккуратным свертком в руках. По серой бумаге прыгали зайчики и медвежата, крупные оранжевые буквы поздравили Женю с наступающим Новым годом. Немного надорвав бумагу, заведующая показала ей черный блестящий мех.
— Шуба стоит 178 рублей 50 копеек. Деньги заплатите мне, а в конце дня я сама сдам их в кассу.
Женя достала кошелек, по настоянию матери спрятанный подальше, и отсчитала восемнадцать десятирублевок.
Женщина почти навязала ей сдачу: юбилейный рубль и полтинник — и, попрощавшись, скрылась за служебной дверью.
Счастливая, девушка заторопилась домой. Уже у выхода из магазина она подумала, что в такой мороз в шубе ей будет теплее, и решила переодеться. Женя пристроилась около окна и нетерпеливо развязала несколько тугих узлов... В свертке, завернутые в половину сильно поношенной детской шубки, лежали какие-то тряпки. Женя сразу и не поверила, что ее обманули, решила, что произошло недоразумение, что симпатичная женщина перепутала пакеты и отдала ей тот, который предназначался для мусорного ящика. Стоит только сказать об ошибке — и все разъяснится. Она побежала обратно в отдел, где продавались шубки. Со слезами на глазах стала объяснять продавщице, что их заведующая секцией ошиблась и вместо свертка с шубой отдала ей другой...
Кабинет заместителя начальника 18-го отделения милиции Москвы майора Александрова находится на третьем этаже универмага «Детский мир». Войдя, я застал майора за необычным делом. В присутствии понятых Николай Федорович толстой иглой с суровой ниткой сшивал детскую цигейковую шубку, которая была разрезана вдоль спины на две части. Я спросил, зачем он это делает, и Александров рассказал мне о случае с Женей Ващенко.
— Откуда же другая половина шубки?
— Из ГУМа. На следующий день та же мошенница обманула еще одну приезжую женщину.
— Так зачем же сшивать? Это же вещественное доказательство!
— Была в одном месте кража, среди других вещей похитили и детскую шубу. Хочу предъявить в целом виде, по частям-то не опознают. Вот вынес постановление и превратился в скорняка.
Я понял: если останусь, могу помешать. Договорились, что Николай Федорович как-нибудь сам позвонит мне.
Прошло около месяца, и как-то раз, подняв телефонную трубку, я услышал:
— Полковник? Добрый день! Это Александров. Хотите посмотреть на ту особу, которая продавала шубы? Приезжайте.
...В маленьком кабинете было накурено. Около стола сидела допрашиваемая — довольно миловидная молодая женщина с модной, но помятой прической. Александров, стараясь восстановить прерванную моим появлением нить допроса, задумался и, видимо, не в первый раз предложил:
— Расскажите лучше все откровенно сами.
Женщина, жадно затянувшись сигаретой, стала доказывать, что рассказала все, что совершила только те преступления, в которых созналась, что других дел за ней нет. Она говорила настолько убедительно, что я готов был ей поверить. Но Александров, заглянув в блокнот, сверил свои записи с протоколами допросов и заявил:
— Мне надоело убеждать вас в том, что нужно рассказывать только правду, — обратившись ко мне, он пояснил: — Ее соучастница созналась первой и назвала целый ряд преступлений. Я показал Раисе, — он кивнул в сторону женщины, — протокол допроса, позволил пересчитать эпизоды, и вот она, не задумываясь, назвала столько же случаев мошенничества, но многие из них оказались совсем не теми, которые фигурируют в показаниях ее помощницы. Сегодня мы полдня уговариваем друг друга. Я убеждаю Раису в том, что нужно говорить правду, а она уверяет меня в своей искренности. Тогда я напоминаю ей конкретный случай, и она начинает рассказывать. За полдня «вспомнила» четыре мошенничества, но, по моим сведениям, это далеко не все.
Женщина попросила:
— Отправьте меня в камеру. Подумаю, припомню и завтра все расскажу.
Мы остались вдвоем. Николай Федорович, не торопясь, начал рассказывать:
— Помните, тогда, с кражей? Ну, с предъявлением шубки потерпевшим? Ничего у меня не получилось, не опознали. И не мудрено. Теперь-то она рассказала, что разрезала шубу собственной дочери. Выросла из нее девочка, и вот мамаша, чтобы не пропадать добру, пустила ее в оборот. Впрочем, вы лучше сами послушайте.
Александров перемотал ленту магнитофона. Усилители несколько исказили голос майора, который сообщил, что далее следует запись допроса задержанной по подозрению в мошенничестве Раисы Сергеевны Царевой.
Спокойно и уверенно задержанная говорила, что не имеет никакого отношения к преступлениям, что ее оклеветали, что произошла ошибка и в ближайшее время майор в этом убедится сам. Александров спросил, судилась ли она раньше. Царева, видимо, раздумывала, как ей ответить, — пауза затянулась. Горько вздохнув, Раиса сказала, что в жизни ей не повезло и ее действительно судили за спекуляцию. У нее на руках было двое детей и муж-бездельник, и ей не оставалось ничего другого, как заняться перепродажей дефицитных товаров. Александров уточнил, какими вещами она спекулировала. Царева медленно и как-то неохотно объяснила, что ее задержали на колхозном рынке при перепродаже шерстяных кофт, две изъяли на месте и еще несколько — дома.
Послышался шелест перелистываемых страниц и затем довольно сердитый голос Александрова:
— Зачем вы говорите неправду даже по очевидным фактам?! Я изъял из судебного архива ваше старое дело, смотрите, вот справка о том, что ваш муж работал, в другой сообщается, что дети находились у ваших родителей на Украине. Наконец, по делу известно, что вас привлекли за спекуляцию детскими цигейковыми шубами.
Дальше лента поведала о том, что, освободившись, Царева для маскировки устроилась работать официанткой в загородный ресторан, а затем отыскала свою подружку Юлию Шарафутдинову, также уже побывавшую в исправительно-трудовой колонии. Вместе они решили использовать большой спрос на некоторые товары и разработали план мошенничества. Сначала по субботним дням ездили в подмосковные города, а после того, как несколько преступлений прошли безнаказанно, стали действовать в столице, обманывая, главным образом, приезжих.
Царева передавала подробности совершенных преступлений, и в ее голосе не слышалось ни угрызений совести, ни раскаяния. С каким-то даже удовольствием она говорила о том, как после очередной «операции» они с Шарафутдиновой делили деньги, причем Раисе за исполнение «главной роли» полагалась бо́льшая сумма. Мне вспомнился ее вид, вкрадчивый, приятный голос, и я подумал, что именно внешнее обаяние и умение расположить к себе помогали Царевой обманывать доверчивых людей.
Интересно, как Царева расценивала свои действия? Видимо, и Александров задавался этим вопросом, так как он спросил:
— Скажите, Царева, у вас ни разу не шевельнулась совесть, когда вы обманывали, ну, скажем, вот ту школьницу, Женю Ващенко?
Вопрос Александрова не произвел на мошенницу никакого впечатления. Не задумываясь, она ответила:
— Я не сентиментальна. Решила скопить деньги, купить квартиру, дачу, а школьница, — чувствовалось, что она усмехнулась, — впредь будет умнее.
Майор выключил магнитофон.
— Расскажите, Николай Федорович, как вы нашли их.
— Сначала было совсем плохо. Никто из потерпевших примет преступницы не запомнил. Все говорили: хорошо одета, миловидная, симпатичная, вежливая, а какой нос, какие глаза — сказать не могли. Даже толком возраст не удалось выяснить. Сами понимаете, найти в Москве преступницу по таким данным трудно. Вспомнил я одну давнишнюю кражу, я тогда еще в 83-м отделении работал. У известной художницы из секретера украли фамильные реликвии. Я отыскал их — это были старинные золотые часы и брошка. Художница предложила портрет мой написать. Ну, скажите, зачем мне портрет? Теперь же, когда с мошенницей у меня ничего не клеилось, я нашел эту художницу и попросил помочь. Она сама разговаривала с потерпевшими и с их слов сделала много зарисовок, а потом