Нужно сказать, что у Александра Дмитриевича была своя особенность, свой пунктик. Начиная работать по какому-то новому делу, он обычно по нескольку раз бывал на месте, где совершилось преступление. Сообразуясь с обстановкой, пытался мысленно воспроизвести картину случившегося. Понять и разобраться в действиях человека, решившего совершить преступление, а потом представить все его дальнейшие поступки. На месте всегда лучше думалось. Вот и сейчас он пытался найти то, чего не заметил днем. Искал, ничего не находил, но кое-какие предположения у него появились...
Обратно возвращались молча. Шли через сквер. Около опустевшей беседки, той самой, в которой собирались хулиганы, остановились. Дорохов предложил:
— Посидим, покурим?
Первое, что бросилось в глаза, — чисто выметенный пол. Ни окурков, ни пыли. Рогов заметил удивление Дорохова и улыбнулся.
— У них тут свой порядок. Где-то в кустах прячут веник, ведро, тряпку, стаканы, а то и закуску. Когда расходятся, по очереди, но, конечно, не те, кто верховодят, убирают.
— А Славин бывал здесь? — вдруг спросил Дорохов.
— Бывал, — ему ответил Козленков. — Здесь многие бывают. Соберутся выпить — и сюда. Беседка у них называется «подожди немного».
— Оригинально, — усмехнулся Александр Дмитриевич. — Ну, так вот, дорогие мои коллеги, о Лаврове. Все, что есть в уголовном деле, удивительно четко работает против него. Вот посудите. Лавров говорит, что парикмахер был пьян. По заключению биологической экспертизы, в организме Славина алкоголь полностью отсутствует. Лавров говорит, что был нож, а его никто не видел. Есть и третье, не менее важное обстоятельство. Лавров говорит, что Славин хотел его убить. Но за что, не знает. И никто этого не знает.
— Так вы, Александр Дмитриевич, Олегу не верите? — не выдержал Рогов.
— При чем тут это — верю или не верю? Я говорю о фактах, имеющихся в деле, и все они — против Лаврова. Криминалисты, следователь, прокурор, наконец суд, в первую очередь рассматривают факты.
— Так что же делать?
— Набраться терпения и искать новые факты. У меня есть кое-какие сомнения... — медленно проговорил Дорохов.
— Какие именно?
— Понимаете, товарищи, Лавров, как говорят юристы, мог добросовестно заблуждаться. А вдруг ему только показалось, что у Славина был нож? Ведь могло случиться и так, все-таки у него плохое зрение.
— Если считать, что нож Лаврову привиделся, то как же быть со словами? — Рогов встал. — Ведь парикмахер прямо сказал, что убьет Олега. На слух-то Олег не жалуется.
— Хорошим слухом, Женя, тут не отделаться. Сколько у вас в дружине ребят?
— Около трехсот. В активе — больше сотни. Двадцать человек я выделил в помощь Николаю, — он кивнул в сторону Козленкова.
— Тогда давайте сделаем так. Вы, товарищ Козленков, пригласите завтра вечером своих помощников в городской отдел. Днем, надо полагать, они на работе? И вы, Женя, приходите. Договорились? — Дорохов взглянул на часы. Было около часа. — Ну, что? По домам? Как говорится, утро вечера мудренее.
— Вы, товарищ полковник, в гостиницу? — спросил Козленков.
— Да.
— Если позволите, я вас провожу, мне по пути.
— Идемте.
Они попрощались с Роговым и медленно побрели по аллее.
Шли молча. Дорохов присматривался к своему спутнику, а тот, видимо, ждал вопросов. Полковник хотел представить себе, что за человек этот инспектор. Он знал, что для работника уголовного розыска важна выдержка, а Козленкову в сдержанности не откажешь. То, что он сам решил не идти в квартиру Лавровых, не желая мешать беседе, Дорохову понравилось, и он расценил это как проявление такта. Нравилась и спортивная подтянутость Козленкова.
— Что вы думаете о деле Лаврова? — спросил полковник.
Козленков, не задумываясь, ответил:
— Верю Лаврову. Только никак не пойму, почему Сергей хотел его зарезать? Я Олега знаю чуть ли не с детства. Знаю и Сергея. Мы ведь почти ровесники. Все мы тут друг друга знаем. Олег честный малый.
— Считаете, что Лавров говорит правду?
— Да.
— А почему Киселев думает иначе?
— Киселев? — Козленков как-то замялся, стал говорить медленнее, подбирая слова. — Знаете, Захар Яковлевич к молодым людям относится по-своему. Он терпеть не может тех, кто носит длинные волосы. В его представлении все они — балбесы и пижоны. Ходят с гитарами и поют — плохо. Носят расклешенные брюки — еще хуже. Он часто повторяет, что в его время молодежь была не такая. Потом, прокурор сказал: «Давайте доказательства». Мы стали их искать и не нашли. Киселев решил, что этих доказательств нет вообще. И еще одно. Захар Яковлевич постоянно имеет дело с закоренелыми преступниками или негодяями, которые скрываются от собственных детей. Может быть, он потерял веру в человеческую порядочность? — Козленков задумался, а потом предложил: — Вам бы, товарищ полковник, с Афанасьевым, с нашим начальником уголовного розыска, поговорить. Правда, он в больнице.
— А разве он знает об убийстве Славина?
— Знает. Я к нему потихоньку от врачей хожу. Это он мне велел вместе с дружинниками искать нож и свидетелей. И сегодня я у него был. Рассказал о вашем приезде. Он обрадовался.
Дорохов и Козленков подошли к гостинице. Прощаясь, полковник попросил инспектора с утра быть в городском отделе. Ему явно понравился этот молодой человек.
Дежурная по гостинице, пожилая женщина, передавая Дорохову ключ, сказала, что около десяти часов вечера ему звонил капитан Киселев.
— Он что-нибудь просил передать?
— Нет, только спросил, возвратились вы или нет, — женщина помедлила. — У нас в гостинице душ работает круглые сутки... Есть электрический чайник... Если хотите...
— Спасибо. С удовольствием. Сначала душ, а потом чай.
В своем номере Дорохов открыл окно и дверь на балкон, заглянул в чемодан. Обычно там всегда оказывалось что-то съедобное. Дома знали его манеру. Знали, что, взявшись за новое дело, он пропустит обед, ужин, и подсовывали всякую снедь. И на этот раз Александр Дмитриевич обнаружил два целлофановых пакета: в одном была сухая колбаса, кусок сыра, шпроты и сардины, в другом — домашнее печенье, жестянка с чаем и конфеты.
Александр Дмитриевич взял один пакет, запер номер и спустился на первый этаж к дежурной. Женщина удивленно взглянула на сверток в руках Дорохова и сказала, что думала, полковник будет пить чай у себя в номере. Но Дорохов ответил, что чаевничать лучше всего вдвоем.
Женщина накрыла салфеткой маленький столик, поставила два стакана в подстаканниках, тарелки с фаршированным перцем и домашними пирожками и ушла за чайником.
Когда чай, темный, точно устоявшийся гречишный мед, был разлит по стаканам, полковник предложил:
— Давайте знакомиться. Меня зовут Александр Дмитриевич.
— Знаю, знаю, — перебила женщина. — Дорохов, полковник милиции, прибыл к нам из Москвы, срок командировки неизвестен. Заглянула в вашу карточку. Меня зовут Нина Николаевна. Я дежурный администратор. В этой гостинице работаю уже лет двадцать. Начала еще в старой, тогда это была не гостиница, а дом приезжих, — Нина Николаевна отхлебнула чаю. — Вы к нам по делу Лаврова? — Дорохов кивнул. Нина Николаевна спохватилась: — Берите, пожалуйста, перец, пирожки, не стесняйтесь.
Дорохов положил себе перца, взял пирожок, стал с удовольствием есть. Нина Николаевна продолжала:
— Обоих я знаю. Сергей у нас тут в парикмахерской поначалу работал, года три как перешел в салон. Ничего был парень. Раньше они с матерью в соседнем бараке жили. Очень убивается женщина. Вчера встретила в магазине, идет вся в черном и сама черная... Мы с ней чуть не столкнулись, а она меня и не заметила. Жалко мне Сергея. Погиб уж больно глупо. Не знаю, что у них там с Олегом получилось. Люди разное говорят...
— Что же все-таки говорят, Нина Николаевна?
— Разное. Вам-то лучше знать, что правда, а что болтовня.
— Не успел я еще узнать-то. Только ведь приехал, сами знаете.
— Ну, одни рассказывают, что Сергей хотел расправиться с дружинником, только за что, никто не знает, а кто-то болтает, будто видел, как Сергей следил за Лавровым.
Дорохов насторожился, отставил стакан и хотел что-то спросить, но, видимо, решил дать Нине Николаевне высказаться до конца и продолжал слушать с еще большим вниманием.
— Другие ругают дружинников, мол, они распоясались, людям прохода давать не стали, нарочно убили парикмахера. Пристали к пьяному и били до тех пор, пока тот не скончался. Что здесь правда, что нет — не знаю. А Олег с моим внуком вместе учился, раньше часто бывал у нас. Парень он честный. В мать. Отца-то я мало знаю, а мать Олега, Калерия Викторовна, наш участковый врач. Справедливая женщина.
— Нина Николаевна, а кто рассказывал вам насчет того, что Сергей следил за дружинником?
— Кто-то говорил, но кто, убейте — не помню.
— Может быть, припомните?
— Если припомню, скажу обязательно.
Чайник опустел. Женщина стала убирать со стола. Дорохов поблагодарил ее, поднялся в номер и улегся в постель.
Он долго ворочался, изо всех сил старался заснуть, пробовал считать, вспоминал стихи. Ни один из способов не действовал. Чай? Чепуха... Что-то другое не давало ему покоя, вспоминались обрывки разговоров, лица, но все это забивала какая-то навязчивая мысль. Какой-то вывод, которого он, Дорохов, еще не сделал. За окном посветлело. Часы показывали без нескольких минут четыре.
Решение пришло внезапно. Дорохов вскочил, умылся и вышел из номера. Нина Николаевна удивленно взглянула на часы и, открывая парадную дверь, не вытерпела:
— Что это вам не спится?
— Видно, уж слишком крепкий чай был, поброжу немного и вернусь.
Дорохов быстро пересек пустую улицу, прошел под той самой аркой, где был убит Славин, и, не задерживаясь, вошел во двор. Миновав беседку, направился к кустам жасмина. Он стал медленно обходить их, пробрался в самую гущу. Там оказалась маленькая свободная площадка. Наверное, здесь не раз прятались мальчишки, играя в казаков-разбойников. Верхние ветки кустов были довольно редкими. Они полностью закрывали Дорохова и вместе с тем позволяли видеть весь двор: подъезд, где живет Крючков, и тротуар, идущий вдоль дома. Он опустился на корточки и обнаружил, что и внизу голые ветки не закрывали обзор. Чахлая трава была почти вытоптана, несколько молодых побегов жасмина сломано и засохло. Выше некоторые ветки также были надломаны. Ветки были сломаны на уровне его глаз, и Дорохов решил, что для мальчишек это высоковато. Придя к выводу, что в кустах кто-то прятался, полковник стал осматриваться. Нашел несколько окурков, но, рассмотрев, отбросил: за неделю они не могли приобрести столь древний вид. Нашел старую, со сломанными зубьями, расческу: она, видимо, тоже лежала здесь давно. Расширяя круг поисков, Дорохов выбрался из кустов и заметил небольшой шарик скомканной бумаги. Он поднял его, развернул, расправил и прочел: «Холодок. Москва. Фабрика Бабаева». Немного в стороне валялась еще одна скомканная обертка. Он хотел развернуть ее, но раздумал и снова забрался в кусты. Прикинув направление, в котором оказались конфетные обертки, был вынужден повернуться лицом к арке. Размахнувшись как можно сильнее, бросил скомканную обертку и, проследив за полетом, отправился ее искать. К величайшему удивлению Дорохова, рядом на земле лежал еще один тугой шарик. Бережно спрятав их в сигаретную коробку, п