фрукты неизменными.
— Что случилось, бравый капитан? — Беатрис позабавило его расстройство и неукротимый гнев. Она не думала о том, что причиной плохого настроения Курта могут быть обстоятельства, которые негативно скажутся на ходе всей экспедиции.
Шипка кинул на Александрос обжигающий взгляд и мысленно уединился с тарелкой горячего томатного супа. За него ответил Брауз:
— Староста, речь о нём.
— Удалось добиться желаемого?
— Да, но, как всегда, всё оказалось не так просто, как хотелось бы, — следопыт отправил в рот щедро отломленный кусок сырной лепешки, обмакнутой в пасту из нута.
«Настоящие приключения. Преграды одна за другой. Когда вернусь домой, наверное, книгу напишу», — подумала детектив.
— Кораблём обзавелись?
— В данный момент у них ничего нет. Для нас будут строить ладью, двухпалубную, небольшую, но крепкую, мы с Куртом проконтролируем. Строительство займёт около трёх месяцев.
Беатрис чуть не подавилась.
«Приключения заключаются в том, чтобы сидеть на месте по целому кварталу, а потом делать короткий рывок в нужном направлении. Хорошенькая книга у меня получится».
— Почему так долго? — спросил Клебенс.
— Видели бы вы эту гильдию судостроителей. Четыре калеки. Мало того, что постройка несчастной ладьи займёт так много времени, староста потребовал в уплату за неё внедорожник и леопардовые шкуры, — усмехнулся Дарен.
— Я так и думала, что не стоит оставлять автомобиль в Долине Высоких Ветров, лишним бы не оказался.
— Ничего страшного. Я дальновидней, чем ты думаешь, детектив, — Курт подмигнул ей. — Ты же не думаешь, что мы вернёмся из экспедиции в полном составе?
«Очень остроумно».
Капитан говорил, что отвечает за свою команду, как за собственную семью. Это было похоже на тонкий намёк, что не вернётся кто-то из них. За всеми этими розовыми соплями, льющимися ручьями вокруг неё в последнее время, она ослабила бдительность и забыла, что путешествует с убийцей.
— А шкуры-то леопардовые зачем? — удивился Виктор.
— А кот камышовый его знает, и вообще, главное не зачем, а сколько, — ответил ему капитан.
— Да, это точно, — поддержал Шипка Брауз. — Сто леопардовых шкур. Мы договорились, что начнём охоту на этих зверюг при условии, что они начнут строить корабль.
— А вы уверены, что в округе столько наберётся?
— Мои парни, если нужно любых котов надушат в нужном количестве и фломастерами им шкурки разукрасят. Пусть только эта мразь скажет, что это не леопарды, — Курт блеснул золотыми зубами. — А если честно, детектив, то котов никто считать не собирается. Это не квест в ролевой игре. Сделаем вид, что охотимся. Набьём ему несколько животин. А как только ладья будет готова, заберём её. Силой, если потребуется.
— А как же наши внедорожники?
— Один, к сожалению, придётся отдать уже завтра. Остальные, когда ладья будет готова, мои ребята отгонят в джунгли и спрячут их там, понадёжнее. Наш следопыт в этом подсобит. Так что, поздравляю вашу троицу, — он указал на Беатрис, Клебенса и Виктора, — с внеочередным отпуском. И только попробуйте меня в чем-нибудь упрекнуть. Вы уже нажрали на столько, что ваша продажа в рабство это не покроет, и ещё нажрёте, я уверен, не меньше.
— Это в качестве морального ущерба тебе зачтётся, — лукаво произнесла Беастрис. «Частично».
Время себе не изменяло. Есть оно или нет. Время даёт человеку понять разницу между началами и завершениями событий. Определиться где закончился разговор о так называемом «будущем» и наступлением этого самого «будущего».
Три месяца — для человека не мало, для Земли — лишь четверть цикла обращения вокруг Солнца. К середине осени можно было ожидать окончания строительства ладьи, а пока, каждый проводил это время по-разному.
Клебенс тренировал Виктора игре в Шеш-Беш:
— Это дисциплинирует, умиротворяет и позволяет развивать стратегическое мышление.
Штейману младшему, возможно, и не нужно было учиться построению сложных стратегий и многоходовок, но это занятие отвлекало от мыслей о срыве, дисциплинировало и позволяло задействовать серые клеточки мозга, пробуждая их от спячки, в которую они впали, измотанные от бесконечного агрессивного воздействия наркотических веществ.
Детектив могла только порадоваться за лингвиста, который столь уверенно продолжал сохранять трезвость ума. Беатрис не сомневалась, что у Курта на «Свежем ветре» были припасены приличные количества психотропных препаратов, которые не исключено, что он прихватил с собой.
Этому матёрому капитану пиратов учиться стратегии было излишне. Он уже не раз доказывал свою прозорливость и дальновидность, которая хоть и давала периодические проколы, но не критичные для Шипка.
Его подручные периодически уходили в джунгли, окружавшие Бобровую Нору, и возвращались оттуда не только со шкурами леопардов, но и с другими трофеями. В основном это были обезьяньи тушки, местная дичь, фрукты, которые не росли в самом поселении. Свою группу они баловали папайей, плодами манго, хлебного дерева и прочей экзотикой.
«С таким темпом, и обманывать старосту не придётся, — думала Александрос. — Регулярность и упорство, с которыми головорезы Курта охотились на диких котов, могли позволить в срок снабдить здешнего главу обещанными шкурами».
Беатрис заметила, что сам капитан Шипка и следопыт Брауз, хоть и не изменяют себе в праздном образе жизни, наполненном алкоголем и блудом, друг с другом стали ладить куда хуже, чем до прибытия в поселение.
Местные жители занимались привычными для себя делами. Женщины собирали урожай по мере его созревания, ухаживали за домашними животными, мужчины работали на здешних производствах, горбатясь на их владельцев ровно так же, как работяги Нижнего города Мулсатора трудятся на промышленность и акул крупного бизнеса.
Это давало возможность наглядно убедиться в том, что на каком бы уровне не находилось человеческое общество, его основы, заложенные ещё при первобытном строе, тянулись, соблюдая традиционное неравенство, испокон веков.
Сама Беатрис большую часть времени предпочитала наблюдать за остальными, делая свои выводы, точно также тренируя свой мозг, пытаясь расследовать мелкие происшествия, постоянно имеющие место в Бобровой Норе. Не ради денег или славы, для себя, чтобы не забывать, кто она, в чём смысл работы и жизни для её эго.
В конце лета ожидался крупный праздник, который местные жители называли «Ad festum Sancti» — праздник урожая.
Готовиться к нему начинали за неделю. На центральной площади соорудили высокий постамент с плетёным из засохших длинных пальмовых листьев, стволов бамбука и лиан деревом. Его наряжали как новогоднюю елку, только вместо игрушек обильно украшали ветви плодами.
По традиции это дерево в завершающей части празднества должны были придать огню, в знак жертвы богам плодородия, чтобы накормить их и задобрить на новый плодовитый год. Но это должно было случиться лишь в самом конце. Начинался праздник урожая с пиршества, которое могло традиционно включать в себя лишь те яства, которые получили жители Бобровой Норы от самой Земли. То есть пир был полностью веганским. Животные и рыба, употребляемые здесь в пищу, приписывались не земному плодородию, а мастерству людей, которые брали пример у диких животных и использовали их хищные уловки себе во благо.
За пиром должны были следовать ритуальные танцы. Они репетировались как женщинами, так и мужчинами, занятыми в представлении на протяжении всей подготовки к знаменательному дню. Праздник урожая оказался открыт для всех, но по техническим причинам не мог вместить на центральной площади и прилегающим к ней улицам всех жителей городка, поэтому не грех было отмечать «Ad festum Sancti» у себя дома, в кругу семьи.
Когда долгожданный последний день лета наступил, староста пригласил всех членов экспедиции на праздник в качестве почётных гостей, желая приобщить чужеземцев к местным традициям и показать широкий размах своей добродетели и радушия.
На самом же деле, Беатрис понимала, что нет в этом ничего бескорыстного. Во-первых, когда все значимые лица поселения будут задействованы тем или иным образом в праздновании последнего дня лета и урожая, легче будет проследить за гостями Бобровой Норы, ну а во-вторых, дать понять многим свою значимость в циклах природы и неотъемлемую духовную связь человечества с окружающим миром.
Когда солнце едва покинуло свой зенит, а шатры, раскинутые на центральной площади вокруг плетеного дерева, символизирующего всё плодородие местной земли, были снабжены всем необходимым для пира, места для гостей праздника приготовлены, а столы накрыты, музыканты рассажены по местам, староста вышел в центр площади и произнёс речь.
Он благодарил и людей, и богов, и духов, своей похвалой и признательностью не упустив абсолютно никого из того заслуживающих. После чего староста поднял кубок с ромом, который здесь в изобилии готовили из сахарного тростника, и призвал всех к началу пира.
Помимо крепкого напитка присутствовали и разные сорта вина, фруктовые соки, свежая леденящая вода, добытая из богатых минералами подземных источников. Блюда были и в самом деле из растительной пищи, а также из грибов, но приятно удивляли своим многообразием. Они не заканчивались банальными фруктовыми и овощными салатами и нарезками. Супы, холодные и горячие, на основе масел из орехов, грибов, корнеплодов, жареные, запечённые смеси и сочетания всевозможных даров растительного мира на деле пришлись сытными, свежими и полезными.
Беатрис больше всего впечатлили неизвестные ей овощные плоды, по форме напоминающие цветки ромашки, запечённые в углях. Внутри они таили сладко-солёную начинку из ягод и перца, оставляющую ореховое послевкусие.
Праздник живота продолжался до захода солнца, тогда вновь на площади продолжилась развлекательная программа. Было понятно, почему для неё ждали наступления темноты. Начиналось завораживающее огненное представление.
Местные факиры начинали с простого. Выдыхали струи и кольца огня, потом создавали фигуры, переплетающие их. Следом шоу усложнялось. При помощи факелов, горящих палок, плетей и выдохов подожжённого спирта, на глазах публики оживали невероятно сложные картины. Пляски людей, изображения сражений, трагическая история одинокого тигрёнка, оставшегося без мамы. Пробирало до мурашек и даже до слёз.