Кто-то танцевал под ритмы местных барабанов, под мотивы, уходящие к временам предков народа, населяющего Бобровую Нору, кто-то бродил меж шатров, рассказывая небылицы и анекдоты.
Изрядно выпившие участники праздника выглядели веселыми, раскрепощёнными, настроенными на позитивное мышление и готовыми к наступающей осени.
— Молодцы, — сказал Клебенс. — Давно я не был свидетелем такого братского единения людей. На континенте Камня забыли, что такое единство.
— Ничего, — сказал Виктор, — скоро королева Эйрин Кор всем напомнит, что такое единство наций.
— Ну, зачем ты так, оставь этот континент Камня, мы сейчас здесь, на Забытом материке, — раскинула руками Беатрис. — Забытые и сами по себе.
— Я так понимаю, что ты не собираешься возвращаться на материк? — удивил её своим выводом Курт.
— Собираюсь, но не сейчас же. Посмотрите, насколько этот народ един, как они празднуют завершение лета. В этот день видно, что их труды, работы по уходу за деревьями, кустами и травами, всё для того, чтобы поддерживать жизнь в этом городке. Чтобы здесь был мир и покой.
— Похоже, ты совсем захмелела, детектив, — оборвал её Дарен.
— Да нет. Я прекрасно разглядела за эти полтора месяца, что здесь многое схоже и с укладом, присутствующим в современном обществе Мулсатора. Работа на производствах, неравенство. Но без этого не бывать человеческому строю. Это тоже часть природы, если хочешь.
Брауз ухмыльнулся:
— Нет, Беатрис, я не это имел в виду. Ты считаешь этот народ миролюбивым, но ты не знаешь, что здесь бывает весной.
— Это Вы о чём? — спросил Виктор.
— Давай, расскажи им о местном фольклоре и о том, как эти дикари в него верят, — Курт откинулся на бок и начал ковыряться в зубах тростинкой.
— Ты это про джинов и прочие суеверия? — это не удивило Беатрис.
— Про суеверия, но несколько другие. Ни кому из вас не приходилось за полтора месяца пребывания здесь слышать о чужаках? — Брауз интригующе оглянул взглядом всех.
— О чужаках вроде нас? — в недоумении уточнил Виктор.
— Нет, лингвист, — следопыт отрицательно покачал указательным пальцем. — Я о других чужаках. Если верить местным преданиям, этих созданий рождают джунгли. Если весной кто-то уходит в леса, то он не возвращается оттуда. Тот, кто приходит вместо него — чужак. Тварь из чащи, притворившаяся человеком, — голос Дарена стал зловеще тихим и протяжным.
— Что за тварь? — Беатрис почувствовала как встали дыбом волоски на шее под её затылком.
— Раньше, до того как первые люди смогли преодолеть Долину Высоких Ветров, обманув обитающих там джинов, здесь жил народ. Нимфы, дриады и русалки. Чтобы занять территорию, принадлежавшую им, выгодно расположившись у истока Бобровой реки, люди изгнали созданий вглубь чащи, в джунгли. Но там несчастным созданиям было не выжить, без воды, рыбы, окружённые хищниками, они умирали пачками. Однако их души остались неуспокоенными. Они затаили вековую обиду на жителей Бобровой Норы. Духи дриад призвали демонов из потустороннего мира, способных воровать душу у человека, выгонять её из тела безвозвратно и занимать его. Тех, кем овладели эти мерзкие демоны, местные жители именуют чужаками. Эти создания после своего возвращения втираются в доверие людей, ведут себя как их телесные оболочки, пока не начинают убивать, чтобы лакомиться кровью и плотью членов семьи. Есть только один способ понять, что перед вами чужак — убить его и вскрыть труп. У этих тварей два сердца.
— Бред, — Беатрис махнула рукой.
— На самом деле, дорогая детектив. Весной по подозрении в принадлежности к чужакам убивают около сотни жителей, и так каждый год, — подвёл к финалу свою мысль Брауз.
— И что, вскрывая людей десятками, обнаруживая у них всего одно сердце, никто не остановился? — возмутилась Беатрис.
— А с чего ты взяла, что у всех было лишь одно сердце? — прищурившись, спросил Дарен. — Эти люди не самые развитые, но не идиоты, чтобы убивать понапрасну.
Дерево, украшенное плодами, сплетённое из сухих частей пальм, вспыхнуло быстро, но горело не меньше часа. Началась астрономическая осень. Когда дар духам и богам плодородия был принесён полностью, народ стал расходиться.
Вернувшись к себе в номер, несмотря на присутствующих рядом Клебенса и Виктора, Беатрис долго не могла уснуть. Рассказ Дарена Брауза о чужаках очень впечатлил её.
И в самом деле. Она не могла поверить, что люди продолжали бы жестоко убивать своих соседей, глупо подозревая их в том, что не было подтверждено на практике ни разу. К середине ночи Александрос заснула, но ей снились кошмары. Грезились жертвы подозрений, невинные, а также те, у кого среди чёрных, кишащих червями внутренностей нашлось по два сердца.
Проснувшись утром, детектив отвлекалась играми в Шеш-Беш и пешими прогулками по городу и вдоль речного берега. Она встретила молодую девушку, хотела расспросить её о чужаках, но та не захотела обсуждать этого, оставив Беатрис в ещё большем замешательстве. Лишь Клебенс, как и всегда, смог вернуть ей душевный покой:
— Делите всё надвое, детектив. Не верьте слепо тому, что Вас не коснулось.
Уже перед следующей ночёвкой ей вспомнились россказни и о джинах, в которых никто не верил, а потом вспомнилось, как её тащило нечто во тьму. Даже не углубляясь в мистику и фольклор, она усомнилась в убеждениях Клебенса, которые он пытался ей привить. В слухи о пиратах и работорговле, процветающей на берегах Забытого континента, лингвист тоже призывал её не верить, но со всем этим она уже познакомилась лично.
«Может, он и не такой мудрый муж, каким я его нарисовала у себя в голове, — подумала детектив. — Такой же человек, как и все мы, способный заблуждаться».
— Беатрис, — сказал Александрос Курт в один из наступивших осенних дней, — я не просто так отправился в эту экспедицию. Я верю чертовщину, с какой сталкивался много раз, поэтому я хочу перевести это пророчество или предостережение. Я хочу быть готов к тому, что ждёт людей. Будь то демоны, инопланетные вторжения, хищные миры, или ещё бог весть что.
— Почему же тогда ты так скептически отнёсся к джинам, когда мы были в Долине Высоких Ветров? — попыталась подловить капитана пиратов Беатрис.
— Ты меня неправильно поняла. Я не относился скептически к этому, просто не хотел никого пугать. Ни свою команду, ни вас, воробушков.
— Зачем же ты назвал наши имена? Чтобы разозлить злых духов?
— Нет, чтобы разозлить всех вас, чтобы вы подобрали свои нюни с пола и стали готовиться дать отпор надвигающейся угрозе. Когда мои парни начали пропадать, я понял, что за этим что-то да стоит. Джины или разбойники, может, дикие звери, прячущиеся в ущельях и атакующие ночью, тогда я ещё не был до конца уверен. Я надеялся дать отпор этой заразе. Я уже говорил, что за свою команду я порву, вот только ветер и тьму разорвать не удастся.
После такого диалога Детектив вновь поменяла своё отношение к пиратскому капитану. Она осознала его неоднозначность, как и любого другого человека. Ей вспомнился рассказ Клебенса Штеймана о том, что Курту кто-то постоянно звонил на «Свежий ветер», когда они были в плавании. Капитан хранил немало тайн, и сердце у него было чёрным. Но никто не знал его, кроме него самого, и своих демонов он не прочь был изгнать, да только подходящего времени и возможности не было.
Ванесса IV
Как главный врач, она могла бы заниматься только управлением госпиталем, но в сложившемся серьёзном положении, когда люди гибли и получали ранения на войне, Ванесса не могла отсиживаться в своём кабинете. Путь целителя, избранный ею, звал в унисон с голосом чести.
Отделение травматологии переполнилось, как и остальные корпуса госпиталя Шияры Кор.
Уроженцы Мулсатора и сдавшиеся в северной войне жители Фирсмура уже были выписаны, либо отправлены на кладбище. Новыми пациентами стали пострадавшие на войне с Портом Огненного Моря. Противников, сдавшихся в плен, среди них не было, судя по всему, бывшие побратимы стояли за свою независимость ещё жёстче, чем северяне, либо был отдан приказ: «пленных не брать!» Это не могло не беспокоить, ведь королева через министерство обещала, что отца Ванессы, находящегося за стенами портового мегалополиса, доставят обратно целым и невредимым после победы.
Солдаты получили разные степени травм: кто-то пострадал от ожогов, кто-то лишился конечностей. Некоторым несчастным выбило глаз или оба, у кого-то внутренности проглядывали наружу из отверстий, прожжённых бластерами.
Врачи и медсестры принимали и обслуживали их каждый день, в операционных теснились хирурги. Часть пациентов доставляли после полевой хирургии. Несмотря на всю развитость медицины, инфекционные осложнения встречались в огромном количестве, и антибиотики не всегда справлялись. Случались гангрены, требующие ампутации, сепсисы различной тяжести.
Личные кладбища врачей во время войны неотвратимо росли с небывалой для мирного времени скоростью. Из медицинского университета и колледжа приходили студенты-волонтёры, их энтузиазм не мог не радовать Ванессу, хотя куда больше её бы обрадовало окончание войны.
Раздор, мор и смерть, оставался голод. Слова учёного о четырёх всадниках апокалипсиса, которые она услышала в музее, перед тем как прикоснулась к зловещему камню, холодили её душу. Хотелось закричать: «Люди! Остановитесь, пока не поздно!»
Когда она боролась с эпидемией звёздного вируса, обвинять было некого. Разве можно обратиться к молекуле ДНК, окружённой защитной оболочкой, и, глядя в микроскоп на клетку, пораженную вирусом, крикнуть: «Сволочь, ты убиваешь людей!» Нет. А что сказать, когда люди сами друг друга убивают? На них накричать, тоже не получится, они солдаты, они не виноваты.
Да и было бы на кого кричать.
Те бойцы, что приходили в себя и при этом не лишились части своих органов, как-то держались. Кто потерял обе руки, обе ноги, оба глаза, или всё сразу, чаще молили о смерти. И за многими она приходила, но кому-то предстояло жить калеками, столько времени, сколько отвела судьба.