лись за ними. Тогда из цепи красноармейцев раздалось несколько предупредительных выстрелов. Женщины схватили детей и, заголосив, бросились за школу. Мужики остановились и стали, выламывать из изгороди колья.
— Мы вас не боимся! Ваша власть кончилась!
— Стреляйте! Все равно всех не убьете! — кричали они.
Полуэктов опять обратился к разъяренным мужикам:
— Чего вы хотите?
Голос его был спокойный, но громкий, словно он говорил на сильном ветре.
— Освободите арестованных!
— Всех выпустите! — требовала толпа.
— Врагов мы не освободим! — ответил Полуэктов. — Надо будет, еще кое-кого заберем.
Толпа опять загалдела и двинулась вперед.
— Берите! Убивайте!
— Да вы и стрелять-то не умеете!
Рийко, лежавший вторым номером за пулеметом, схватил свою винтовку и крикнул в ответ:
— Когда надо будет, сумеем.
И он выстрелил. Пуля расщепила кол в руках одного из мужиков.
— Ну как? Умеем?
Тогда из толпы тоже раздался выстрел.
Полуэктов махнул рукой, и пулемет застрочил. И хоть очередь прошла над головами мятежников, пустырь моментально обезлюдел, толпа отхлынула за школу.
— Что будем делать? — спросил Липкин.
— Подождем, что они предпримут, — ответил Полуэктов и передал команду по цепи: — Если пойдут в атаку, открыть огонь, но стрелять в воздух!
Долго ждать им не пришлось. Из-за школы хлынула толпа. Впереди бежали женщины, за ними, размахивая кольями, мужчины. Во главе толпы, тяжело переваливаясь, топала толстая старуха, которую Липкин уже издали узнал по широкому круглому лицу. Из толпы раздалось несколько выстрелов. Кто-то из красноармейцев застонал. Полуэктов и Липкин тоже залегли. Опять застрекотал пулемет, но, заметив, что пули пролетают над головами, толпа продолжала приближаться.
Толстая старуха была уже так близко, что Липкин видел, как дрожит бородавка на кончике ее широкого носа.
И вдруг…
Бабка остановилась, подхватила подолы всех своих юбок и, высоко задрав их, пошла прямо на пулемет, Липкин знал, что так в Карелии бабы отпугивают медведя. Считалось, что если бабе в лесу встретится медведь, стоит ей оголиться, как косолапый встанет на задние лапы, плюнет и убежит. Пулеметчик, молодой русский парень, понятия не имел о таком обычае, но он тоже плюнул, вскочил и стал отходить, волоча за собой пулемет. Рийко подхватил коробки с лентами и побежал следом. По команде Полуэктова красноармейцы отошли к лесу.
Через сутки, получив новые инструкции, отряд снова вошел в село. Мятежники разбежались, не оказав сопротивления.
Дело Королева вел молодой следователь Сергей Лобанов.
Королев наблюдал за своим следователем, пожалуй, более внимательно, чем следователь присматривался к нему. Следя за тем, как быстро и старательно следователь записывает его показания, Королев подумал, что этот молодой человек, видимо, совсем недавно столь же тщательно вел конспекты лекций. И хотя следователь был в военной форме, Королев наметанным глазом сразу определил, что этот юноша пороха еще по-настоящему не нюхал.
Сергею Лобанову действительно еще не пришлось воевать. По настоянию отца, сельского учителя из Тверской Карелии, Сергей поехал учиться в Москву, чтобы стать, как и отец, учителем. Но в Москве он увлекся юриспруденцией. Потом заинтересовался работами Маркса, начал штудировать марксистскую литературу, а вскоре стал посещать подпольные кружки. Так он пришел к убеждению, что его призвание — борьба с царизмом. Когда в университете начались аресты студентов — участников нелегальных кружков, Сергей сбежал в деревню, к отцу, оттуда вскоре перебрался в Петроград, где познакомился уже с настоящими большевиками. Сергей с детства владел карельским языком, и поэтому после революции товарищи пригласили его на работу в ЧК и направили в Карелию…
Записав анкетные данные, Лобанов поднял глаза на Королева.
— Я прошу вас рассказать, какое участие вы принимали в деятельности контрреволюционной группы.
Лобанов кивком головы показал на знакомую Королеву папку, которая лежала теперь на столе следователя.
— Там все записано.
— Значит, вы признаете, что эти документы написаны вами?
— Там везде стоит моя подпись.
— Хорошо! — оживился следователь. — Надеюсь, вы понимаете, что в ваших интересах быть откровенным? Итак, вы были в Военном комитете писарем?
— Нет, секретарем, — поправил Королев.
— Ясно. Секретарь, конечно, больше, чем писарь.
— Да и секретарем я был лишь потому, что был единственным, кто умел вести документацию.
— Вы хотите сказать, что ваша роль была в комитете еще значительней?
— Если вы найдете в этих документах имя хоть одного человека, способного стоять во главе Военного комитета, я охотно уступлю эту честь ему.
Оба усмехнулись: в таком положении эта «честь» была весьма незавидной.
— Можно ли и мне задать один вопрос? — Королев показал на папку. — Как вам удалось перехватить эти документы? Наверное, не обошлось без вашего личного участия?
— Почему вы так думаете?
— Вы производите впечатление очень способного контрразведчика.
— Ошибаетесь, — с серьезным видом сказал Лобанов. — Нам помог народ — простые карельские крестьяне. Это еще одна возможность для вас убедиться, насколько безнадежны ваши попытки поднять мятеж против собственного народа.
Королев кивнул и заметил:
— А вы проницательный психолог. Вы угадали мои мысли. Я только хотел сказать…
— Что же вы хотели сказать?
— То же самое, только другими словами. Я заметил, правда слишком поздно, что то, что мы делали, отнюдь не в интересах карел, что народ нас не поддерживает.
— Убедиться в этом никогда не поздно. Давайте продолжим наш разговор, — предложил Лобанов. — От кого вы получали инструкции?
— От Временного правительства Карелии.
— Точнее.
— От Хеймо Парвиайнена.
— Отчасти верно. А где он?
— В Финляндии. А правительство — в Суомуссалми.
— А сам Парвиайнен?
— Он — член правительства и тоже находится там же.
— Вы уверены? Допустим… Пожалуйста, вспомните, от кого еще вы получали инструкции.
— От Сивена и Таккинена.
— Так… А они где?
— В Реболах.
— Хорошо. Пойдем дальше. Назовите состав диверсионной группы, пытавшейся взорвать железнодорожный мост у станции Кесяйоки.
— Васселей Антипов, из Тахкониеми. Потапов… Откуда он — не знаю. И третьим был наш проводник. Его зовут Кириля. Он работал у меня на участке…
Пока Лобанов записывал ответы, Королев смотрел в окно. На дворе две сороки дрались из-за куска навоза. Которая же из них хитрее? — гадал Королев, следя за отчаянной схваткой сорок. И тут он, к своему удивлению, заметил, что сороки дали ему отличную идею. Правда, эта мысль появилась у него, как только за ним пришли, но теперь она окончательно оформилась…
Улыбнувшись следователю, Королев признал:
— Да, ваша взяла. Народ помог вам, и мне не остается ничего другого, как ради спасения своей жизни чистосердечно рассказать обо всем, как бы тяжело это ни было.
— Прекрасно! — обрадовался следователь. — Итак, вы признаете, что в списке указаны не все ваши сообщники? В ваш заговор были вовлечены не только эти тридцать, человек, да? Я имею в виду и тех, кто так или иначе помогал вам.
— Я вас понял, — вздохнул Королев. — Именно этот вопрос меня волнует больше всего. Ведь речь идет о моих односельчанах, друзьях, земляках…
— Вам не надо беспокоиться за их судьбу, — заверил Лобанов. — Особенно за тех, кто оказался вовлеченным по своей несознательности, волей случая… Это гарантируют принципы советского правосудия.
— Но я прошу принять во внимание, что ответственность за их вступление в заговор несу прежде всего я. И я также обязан нести ответственность за все их действия.
— Это — честное признание, и оно несомненно облегчит вашу участь. Вот вам бумага, — Лобанов протянул несколько графленых листков, взятых, видимо, из какой-то бухгалтерской книги.
— Простите, но вам дело кажется слишком простым, — снисходительно улыбнулся Королев. — Вы думаете, все можно сделать в один присест, одним росчерком пера? Просто список участников вас, по-видимому, не устроит? Наверное, понадобится краткая характеристика каждого: кто что делал, как оказался вовлеченным в заговор…
— Разумеется, разумеется, — смутился Лобанов. — Что вам для этого нужно?
— Мне нужно время. Надо вспомнить все, подумать, чтобы все соответствовало истине.
Королеву предоставили все, что он потребовал. Время, бумагу, хороший паек. Потом он заявил, что для установления наиболее полного списка участников подготавливаемого мятежа ему необходимо покопаться в документах кооператива, которые хранятся у него дома. Среди бумаг есть всякие заметки, которые непосвященному покажутся невинными, но которые он, Королев, может расшифровать. Решив, что после того, как Королев выдал целый ряд своих сообщников, ему вряд ли есть смысл бежать, Лобанов отвел своего подследственного домой и оставил там под охраной местной милиции.
Хорошо было Королеву в родном доме. Он попарился в бане, отдохнул и принялся за работу. Теперь у него были все условия для работы: тихо, тепло. И никакая опасность не грозит, потому что есть охрана. Он работал и днем и ночью. Написал пространный доклад о том, как подготавливался мятеж. Потом составил список его участников и в отдельности охарактеризовал каждого. Не беда, если многих он и приписал. Не беда, если имен в списке оказалось больше, чем их было в действительности. Имена, имена… И каждому надо придумать какое-то дело. Было над чем поломать тут голову. Документы и книги кооператива ему действительно очень помогли: в них было много имен и фамилий. Потом Королев стал перебирать в памяти всех жителей окрестных деревень.
Однажды ночью он разбудил даже мать.
— Ты не помнишь, сколько сыновей у Мийхкали из Леппясуари?
Мать начала перечислять:
— Сколько же их было… Гавро, Петри, Пуавила… Потом родились Юрки да Иовсей.