Есть еще и третья группа богов — великих, верховных и вездесущих. Мне не хочется включать в эту группу мать-Кавери. Ибо она выше их всех и кроме того, я подозреваю, что она ниоткуда не приходила, а родилась именно на земле Курга. Она и есть самая главная. Но брамины имеют на этот счет свое мнение. Они объявили верховным богом Махадеву и его жену Бхагавати. Более того, они утверждают, что Махадева и есть сам индусский бог Шива, а Бхагавати — это Парвати. Но этого им тоже показалось мало. Они начали настаивать на том, что каждый кургский бог — это Вишну, или Шива, а каждая кургская богиня — это Лакшми, или Парвати. Правда, они и сами точно не могут сказать, кто есть кто. Вопрос запутан ими до предела. Но вежливые воинственные курги, слушая разглагольствования браминов, только тонко и иронически улыбаются. Уж они-то знают, кто есть кто. Как бы ни старались брамины, они натыкаются на спокойное упрямство и открытое пренебрежение кургов к индуистской вере и канонам. Сколько лет идет эта скрытая, а порой и открытая борьба, — трудно сказать. Но она продолжается и до сих пор. И пока не в пользу пришлых браминов. Брамины пытаются проникнуть в души кургов через их храмы и их богов. Но эти души пока остаются для них закрытыми.
Самый большой храм находится в Меркаре. Его построили еще при кургских раджах. Предки раджей были пришлыми. Они поклонялись индусскому богу Шиве, и с их помощью брамины соорудили этот храм. И стали властвовать в нем, служа богу Шиве. Они надеялись таким образом поправить свои дела в Курге. Храм стоит в центре Меркары и своей архитектурой чем-то напоминает мусульманскую мечеть. Он не похож на торжественные и величественные храмы Южной Индии. Его стены бедны и не украшены великолепной и изощренной скульптурой. Обычная черепица покрывает его крышу. Каждый день к его воротам выходят два музыканта. У одного в руках барабан-табла, у другого — длинная храмовая труба. Громко бьет барабан, зазывно звучит труба. Но мощеный двор храма не наполняется народом, никто не входит в священный водоем для омовения. В святилище, куда ведет каменная лестница, несколько жрецов со шнурами «дважды рожденных» через плечо начинают читать мантры — заклинания перед изображением бога Шивы, украшенного цветами. Горят светильники, заунывно звучат молитвенные напевы. Жрецы разбивают кокосовые орехи. Бронзовое лицо Шивы замкнуто и печально. Бьет барабан, надрывается труба. Но все остается по-прежнему. Только бог и его жрецы. Кургов, для которых все это делается, здесь нет. И наверное, от этого на лицах жрецов нет подобающей благодати. Их губы упрямо сжаты, лбы наморщены. Они не смотрят на вход. Они знают, что оттуда никто не появится. Разве что несколько любопытствующих туристов.
Курги считают, что меркарский храм заслуживает гораздо меньше внимания, чем солнце, огонь, деревья и… змеи.
Солнцу молятся каждый день, и для этого не надо ни барабана, ни длинной храмовой трубы. Нужно одно — первые солнечные лучи. Женщина, которая зажгла священную лампу в доме предков, на рассвете выходит из дома и ждет этих первых лучей. Как только они появляются, женщина складывает руки в «пранаме». Так приветствуют в Индии и бога, и друга, и просто знакомого. В Солнце объединены все эти три качества. Поэтому восток священен для любого курга. Кургский крестьянин каждый день устремляет свой взор именно в эту сторону. Он не начинает свой рабочий день, не поприветствовав бога и друга — солнце. Ибо от солнца зависит его урожай и благосостояние его семьи. Поэтому столь молчалива и сокровенна молитва курга богу Солнцу перед началом сельскохозяйственного сезона.
Огонь, слабое земное отражение солнца, тоже священен. Священен огонь в лампе дома предков, священен огонь кухонного очага и кремационного костра. Огню, как и солнцу, поклоняются каждый день, Ибо он символизирует единство семьи и незыблемость дома предков. Огонь чтут за его очистительную силу. И поэтому ни один кургский ритуал не обходится без огня. Солнце и огонь — сама природа. Деревья — тоже. Им поклоняются, они — естественная часть жизни кургов. Фикус, манго, хлебное дерево, баньян — священны. Их окружают платформами из аккуратно сложенных камней. Под ними ставят камни в честь богинь. И где бы вы ни проходили или ни проезжали, вы обязательно натолкнетесь на священное дерево. Они стоят по всему Кургу, самые красивые и самые полезные деревья. Дерево, окруженное камнями в знак человеческого внимания, почитания и благодарности, пожалуй, самое первое святилище на земле.
И самые первые святилища сохранились на золотой земле Курга. Не только сохранились, но и пользуются древним почитанием. Ни один храм в Курге не обходится без священного дерева. Ибо храмы и алтари выросли на местах первых святилищ. Потом курги их заселили духами и богами. Но все они не мыслились без этого священного дерева. Как не мыслится ни один кургский ритуал без листьев таких деревьев. Листья сгорают в священном огне, их жуют во время церемонии, их раскладывают, защищая себя от злых духов. Деревья защищают людей, а люди защищают деревья, строго следя за тем, чтобы никто не погубил их. В этом, с точки зрения курга, проявляется великое священное равновесие. Когда равновесие нарушается, деревья гибнут, а с ними умирает что-то очень важное в самих людях. Умирает и не восстанавливается. Говорят, что духи погибших деревьев превращаются в вампиров, иссушающих живую душу человека. Но пока они стоят, к ним относятся, как к людям, и заботятся, как о людях.
Что еще священно для курга? Змея. Чаще всего кобра. Змея — символ мудрости и долголетия. Ее изображения помещают на платформы под деревьями. Около таких деревьев змей убивать нельзя. И вообще лучше воздержаться от убийства змеи, и особенно кобры. Ибо кобры необычные существа. Они живут тысячу лет и умирают не так, как другие животные. Через семьсот лет тело кобры становится короче и приобретает блеск серебра. Века через два кобра уменьшается до фута, но начинает блестеть, как золото. К тысячи годам она становится совсем маленькой и легкой. Сначала она поднимается в воздух, затем снова падает на землю и… исчезает. Те места, где это случилось, очень священные. Правда, никто из кургов не был свидетелем такой чудесной смерти и даже не видел ни серебряных, ни золотых кобр. Но, собственно, это неважно. Главное — знать священное место. Для этого стоит только обратиться к астрологу, и он его укажет точно. И обязательно найдет камень, около которого совершилось чудо с тысячелетней коброй. Камень этот очень необходим. Ибо в месяц Скорпиона (октябрь — ноябрь) на нем зажгут масляную лампу. И будут гореть такие огоньки по всему Кургу, удивляя незнающих путников, оказавшихся на дороге ночью. Но сами курги прекрасно осведомлены, зачем это делается.
Боги, духи, священные деревья, змеи — не слишком ли много для одного народа? Оказывается, нет. И вообще такой неквалифицированный вопрос может задать только малосведущий человек. Настоящий кург хорошо справляется со всеми этими сложностями и даже может дать краткое и четкое определение всей системе кургских верований. Как это сделал старый вождь — деша-такка в своей записке, составленной по моей просьбе.
«Даже сейчас, — написал деша-такка, — мы поклоняемся нашим предкам. Мы исполняем дьявольские танцы, верим в духов и богов, которые стоят в храмах. Более того, можно сказать, что мы идолопоклонники. В память наших первых предков, или прародителей семьи, мы построили алтари над их останками и молимся им из поколения в поколение. Этот алтарь называется „каймада“. В каймаде мы исполняем дьявольский танец в честь духа первого предка. Мы также чтим солнце, деревья, огонь и змей». Как говорится, ни прибавить, ни убавить. Коротко и ясно. А мне, чтобы разобраться во всем этом, пришлось много ездить по Кургу, собирать материал, словом, напряженно работать. Но меня оправдывает только то, что я не кург.
11Священный лес
— Вот здесь, — сказал Мудамайя, показывая на пирамидку, сложенную из камней, — и погребли Чиннаппу.
— Значит, все это не легенда и не сказка, а было в действительности? — спросила я.
— Конечно, — ответил Мудамайя. — Все произошло на самом деле в те далекие времена.
…В ночь новолуния, в месяц Быка в священном лесу богини Мандатаввы громко и тревожно забили барабаны. Барабаны в эту ночь били каждый год. Но сейчас они звучали как-то по-особенному. Их бой разносился далеко и был слышен в крайних домах деревни. В тех, которые примыкали к священному лесу. В домах царили предпраздничное оживление, и только в одном из них было тихо. Казалось, что дом вымер. На самом же деле в доме были люди. Много людей. Они сидели молчаливые и сосредоточенные на скамьях центрального зала. В зале было темно, и только огонек священной лампы освещал вход в комнату предков. Бой барабанов здесь был хорошо слышен. И чем громче он звучал, тем напряженней становились позы людей. Казалось, люди приросли к скамьям и не хотели от них отрываться. Они ждали чего-то, и это ожидание давило на них.
Где-то в темноте прокричал три раза ворон. Глава семьи, согнутый старик с резкими чертами лица, вздрогнул и низко опустил голову. Еще несколько мгновений он оставался неподвижным, затем сбросил с себя оцепенение и тяжело поднялся.
— Пора, — сказал он. — Чиннаппа, выполняй свой долг.
Чиннаппа, молодой кург, широкоплечий и тонкий в талии, поднялся и, ни на кого не глядя, подошел к священной лампе. Остальные стали за его спиной.
— Во имя вас, духи предков, во имя тебя, богиня Мариамма, — начал старик.
Юноша шевельнул губами, и какой-то странный звук сорвался с них. Его плечи опустились, и руки бессильно повисли вдоль тела. Старик повернулся и мягко произнес:
— Повторяй, Чиннаппа.
— Повторяй, — печальным эхом откликнулись другие.
Чиннаппа усилием воли стряхнул с себя оцепенение.
— Во имя вас, духи предков, во имя тебя, богиня Мариамма…
Голос юноши звучал безжизненно и тихо. На какое-то мгновение смолкли барабаны в священном лесу. И только этот голос, похожий на шелест осенних листьев, оставался в доме.