е плана по валовым показателям — это главная оценка его эффективности. Это путь к получению наград и большей власти. Плюс просто естественный дефицит квалифицированных рабочих кадров, основная масса которых в Гражданскую погибла, а новых в достаточном количестве просто не успели воспитать и обучить.
Очень важно, критически важно понимать, что такая ситуация стала возможной только благодаря тому, что сторонники Троцкого укрепились в НКВД. В первую очередь это группа Ягоды, связанная с Свердловым и Троцким. Массовые репрессии — это прекрасный показатель их работы, чем больше выявлено врагов и шпионов, тем лучше. Но это очень опасная тенденция. Шпиономания в царской России была тем фактором, который разрушил авторитет власти, не надо повторять такой ошибки! Не могут сотни тысяч людей быть вражескими шпионами! Что это за власть, которую контролируют шпионы других государств. Необходимо провести показательный процесс над Ягодой и его ближними сподвижниками, которые раскручивали маховик массовых репрессий, но судить их не как троцкистов или шпионов, а именно за нарушения социалистической законности, превышение своих полномочий, показывая народу истинную заботу партии и правительства о своем народе, провести ревизию дел ОГПУ, освободить и извиниться перед невинно осужденными. Укрепить социалистическую законность. Убрать классовый подход, заменив его презумпцией невиновности — обоснованием виновности со стороны органов охраны правопорядка. Исправить перегибы в борьбе с кулачеством. И честно говорить о том, по чьей вине они произошли. Говорить о подготовке страны к войне с мировым капиталом».
Написав эту преамбулу, я начал набивать ее фактами и аргументами. Закончил эту работу утром, в шесть часов, успел поспать целых два часа до приезда Артузова.
— Что это, Миша?
Артур смотрит на пакет, который я аккуратно запечатал на его глазах.
— Когда ты идешь с докладом к нему?
— Сегодня. Он обеспокоен твоим состоянием.
— С моим состоянием всё в порядке. Это так оно проявляется. Озарение. Назови это так. В общем, тут данные, которых очень не хватало. Очень. Что с ними делать, решать не мне. И не тебе. Отдашь ему. Не читая. Это очень важно. И очень опасно.
— Миша, ты понимаешь, что ты делаешь? Понимаешь, что ставишь наше задание под удар? Я ведь теперь не уверен, что с тобой будет всё в порядке. Это поставить всё под удар. Мне теперь надо искать другого исполнителя.
— Артур, как он решит.
— Не ожидал я от тебя такой свиньи, Кольцов. Ладно, спускайся, поедем на стрельбище.
Артур вышел действительно расстроенным. Я быстро оделся. Я не знаю, откуда он достал эту модель Вальтер ППК, он ведь только-только создан, но этот пистолет оказался мне как раз по руке. Сразу результаты стали в стрельбе лучше. Легкий и короткий пистолетик был смертоносной игрушкой. В общем, мы с ним друг другу понравились. Это не револьвер Нагана, который пока взведешь, потеряешь цель. В общем, не буду рассказывать про свои мучения на стрельбище, но кое-как стрелять я научился, но на это ушли еще три посещения тира и три сотни патронов.
Я вернулся домой, умылся, переоделся и поехал в редакцию. Вот только тяжелый взгляд Артузова меня преследовал почти весь день. Звонок по телефону раздался в квартире почти под ночь. Я только отпустил секретаря, додиктовав очередной фельетон, да и правки к «Крокодилу» с нею же отправил. Новый номер был готов. Мне показалось, что за квартирой следят, уж точно этот звонок совпал с моим одиночеством.
— Ну и сволочь ты, Миша! — услышав голос Артура понял, что пока что арестовывать меня не придут.
— Не я такой, работа такая! — отвечаю.
— Спать не ложись.
— Чайник ставить?
— Ага. Кофе сваришь?
— Не вопрос. Будет тебе кофе. Лично сварю.
— Это дело!
Был у меня небольшой запас кофе. Причем не бразильского. Не люблю ихнюю робусту, слишком горькая. Мне притащили по заказу немного настоящей арабики, правда не аравийской, а африканской. Сейчас я аккуратно прожариваю, чуть-чуть, маслянистые зерна, потом перемалываю, кофемолка ручная, но дает очень мелкий помол, я долго такую искал (три часа), нашёл и был счастлив! Тут появился Артузов. Мы прошли на кухню, пропахшую ароматом прожаренных зёрен. Медная джезва уже на плите, огонь горит, молотый кофе заливаю теплой водой, очень быстро начинает подниматься шапка пены, подливаю еще воды, снова поднимается, подливаю еще раз воду и добавляю сахар. Несладкий кофе — это для особых любителей-извращенцев. Пена поднимается третий раз. Готово. Две чашки с инвентарными номерами на донышках и с обязательными щербинками, впрочем, я к этим мелочам уже привык.
— Понимаешь, Миша, какая хрень произошла… Думал я, что не выйду я из одного кабинета. Он когда читал твой меморандум, мне показалось, что взорвётся. Я его таким злым никогда не видел, никогда! Ты же знаешь, выдержка дай боже кому, а тут разве что не матерился, но ходил по кабинету, как тигр, трубку так сжал, что она треснула. Посмотрел на сломанную вещь, только тогда сумел взять себя в руки. Что ты там написал, хрень! Хрень, понимаю я… И тут спрашивает: «Сможет Журналист выполнить задачу?».
Артур отпил глоток кофе, его лицо на миг приобрело блаженный вид.
— Божественно! В общем, Миша, взял на себя этот грех, сказал, что ты сможешь. А он меня стал расспрашивать, что я видел, как ты себя чувствовал, в подробностях, никакой мелочи не пропустил. Ругал, что не вызвал ни врача, ни медсестры. Но не сильно. Так, поругивал. В общем, Миша, ты меня не имеешь права подвести.
— Когда?
— Спецпрепарат готов. Вот, смотри, это твоё оружие.
Он достал ручку — вроде обычный Паркер, самописка с золотым пером.
— Смотри внимательно. В обычном положении — обычная ручка, можно писать, проблем нет.
Он вывел на бумаге несколько слов, ручка писала обычными чернилами, ничего нового.
— Теперь смотри, из этого положения делаешь поворот на девяносто градусов против часовой стрелки, надеваешь колпачок, надавливаешь на него, готово, там внутри микрокапсула с бесцветным веществом, второе надавливание на колпачок — выстрел, видишь, пятно на бумаге, это вода. А там токсин будет. Он должен попасть на одежду. Всё. Через десять-двенадцать дней сработает…
— Значит, надо будет сначала воду, а потом можно вернуть, чтобы писать?
— Да, поворот по часовой стрелке и снова чернилами пишешь.
— Понял, в общем, мне надо потренироваться.
— Для того тебе и принёс…
— Когда?
— Двадцать пятого.
— Я буду готов.
— Да, стрельбы не отменяются.
— По-прежнему нас трое в курсе?
— Да.
— А спецпрепарат? Понимаешь, Артур, если его еще кто-то применит, да всплывут концы…
— Понимаю, а ты, Миша, понимаешь, сколько стоит его разработка? И вот эта ручка?
— Артур, если нет гарантии, что это единственная акция с этим препаратом и этим инструментом, то лучше и не начинать. Тут никакой подставы быть не может. Это должна быть ювелирная по чистоте работа. Про этот препарат забыть надо…
— Миша, говорил же я тебе, что ты сволочь! Но наша сволочь! Знаешь, что мне он сказал? Что если ты не вернёшься, по любой причине, мне лучше было бы в таком случае и не рождаться. Он не угрожал. Нет, так, акценты расставил. Умеет расставлять всё по местам. Так что мы теперь с тобой одной ниточкой связаны, Миша, одной…
И ничего приятного в этих словах Артузова для себя я не услышал.
Глава пятнадцатая. Миссия невыполнима — 2
Зубалово-4, дача Сталина. 21 марта 1932 года.
Иосиф Виссарионович Сталин чувствовал себя немного неуютно. И не то, чтобы сидевшая в беседке молодая женщина смущала его — он даже и не успел внимательно рассмотреть посетительницу. Он просто сомневался в принятых своих решениях и продолжал их прокручивать в уме. Лучше было бы иметь еще немного времени на размышления, но время — как раз тот ресурс, который расходуется быстрее всего и никак от идеологии не зависит. Как любой человек, которому перевалило за сорок лет, он чувствовал себя уже не молодым, но полным сил и энергии. И тот объем работы, который он взвалил на себя, мало кто из молодёжи мог бы потянуть. Он постоянно присматривался к своим соратникам и помощникам, стараясь отбирать только самых упорных и работоспособных. Другие просто не могли приспособиться к его ритму работы, а слабаки ему были не нужны. И всё-таки разговор, который предстоял немного вождя напрягал.
Он быстро подошел к беседке, в которой сидели двое: среднего роста немолодой мужчина и молоденькая девушка. Мужчина — Вильгельм Пик, немецкий коммунист, настоящий спартаковец, разделявший убеждения Сталина, человек, которому вождь доверял настолько, насколько он вообще мог доверять кому-нибудь. А вот с ним была невысокая девушка со смуглой кожей, имеющей легкий оливковый оттенок, на ее широком лице выделялись миндалевидные глубоко посаженные глаза темно-коричневого, почти что черного цвета. Тонкие губы, волевой подбородок. Она не была красавицей, но она была молодой, очень молодой, и эта молодость придавала ей неповторимый шарм, магия молодости…
Они поздоровались. Сталин, как радушный хозяин, пригласил эту парочку домой. Надежды еще не было, сегодня ее и не будет — она уехала в Ленинград, по поручению Землячки. Только что созданная структура госконтроля еще не обросла сотрудниками, прежние товарищи из Рабкрина у вождя доверия не вызывали.
Вильгельм, которому перевалило за пятьдесят, был седовласым, чуть плотноватым, носил аккуратную бородку, одевался вполне в соответствии своему статусу: неброско, но при этом очень аккуратно. Он был дотошным человеком, вникающим в любые мелочи, особенно, касающиеся поставленной ему задачи.
— Товарищ Сталин, разреши представить тебе — Паулина Одена Гарсиа, товарищ Лина Одена, наш молодой, но очень перспективный кадр. Учебу в школе[2] практически закончила. Вы просили самого лучшего ученика, я нашел вам самую лучшую ученицу.