захотел получить мой совет. Если я хотел, чтобы Чавес услышал меня, естественно, что нужно было вначале выслушать его.
Этот опыт, возможно, больше, чем любой другой, научил меня рисковать и отказываться от заранее подготовленных планов, как бы трудно это ни было. Я понял, что только так можно надеяться на прорыв.
Одним из самых больших препятствий на пути к пониманию другой стороны являются наши предубеждения. В ситуациях конфликта мы чувствуем угрозу и, естественно, занимаем оборонительную позицию. Наше мышление становится ограниченным, и мы легко погружаемся в стереотипы. Мы судим других.
Ставя себя на место другого, мы перестаем осуждать и отбрасываем предубеждения. Это урок, который мне, опытному медиатору, приходится усваивать снова и снова.
В 2012 г. я начал работу над проблемой сирийской гражданской войны вместе с коллегой Дэвидом Лешем – выдающимся американским историком, специализирующимся на политике Ближнего Востока. Он написал содержательную биографию сирийского президента Башара Асада. Война шла уже год, и Дэвид сетовал на полное отсутствие диалога между воюющими сторонами. Ни у одной из них не было понимания того, как другая воспринимает ситуацию и чего на самом деле хочет. Дэвид пытался организовать неформальный доверительный диалог, но ему помешали страх, подозрительность и враждебность сторон.
Поэтому я предложил ему упражнение по непрямому слушанию. Мы с ним и другими коллегами могли бы выслушать знающих и имеющих хорошие связи лидеров всех сторон конфликта. Мы бы задавали им один и тот же набор из дюжины или даже больше вопросов. Почему начался конфликт? Каковы их страхи и опасения? Мечты о будущем и устремления? Мы бы собрали все ответы, а затем передали лидерам другой стороны то, что узнали. Хотя это упражнение не могло заменить прямой диалог между сторонами, мы надеялись, что оно поможет улучшить взаимопонимание в качестве прелюдии к будущим переговорам.
Дэвид, его коллеги и я провели неделю перед Рождеством 2012 г. возле турецкого города Газиантеп, в нескольких милях от сирийской границы{70}. Война бушевала, тысячи людей гибли, миллионы бежали во всех направлениях в поисках спасения.
Мы договорились провести интервью с десятком командиров сирийских повстанцев и политических лидеров оппозиции. Они буквально покидали поле боя, чтобы дать интервью, а потом вернуться в сущий ад. Атмосфера была очень тяжелой из-за ежедневных человеческих потерь. Один командир повстанцев, с которым мы говорили, только что потерял в бою жену и детей. Слушая рассказы о кровопролитии и насилии, я чувствовал тяжесть в груди и тошноту.
В последний день нашим собеседником был молодой человек лет под 30, плотный, с бородой. Командующий более чем 3000 человек, он был представлен нам как салафитский джихадист.
Я наблюдал, как в игру вступают мои собственные стереотипы: сразу вспомнилась трагедия и травма 11 сентября. Глядя на него, я решил отклониться от стандартных вопросов и попробовать более личный подход, чтобы копнуть глубже:
– Чем вы занимались до войны?
– Я учился в университете.
– О, и что вы изучали?
– Поэзию.
– Поэзию? – удивился я.
– Да, я изучал поэзию. Я родом из семьи поэтов. Более того, выиграл первый приз на национальном поэтическом конкурсе.
Он прочитал нараспев короткое стихотворение на классическом арабском языке. Звучало очень красиво, я был тронут.
– И как же вы стали бойцом?
– Когда мне было 16, я написал стихотворение, в котором намекнул на политическую ситуацию у нас в стране. Власти узнали об этом и вызвали меня на допрос. В тюрьме меня пытали.
– Пытали? – в ужасе переспросил я.
– Да. Меня пытали три раза. В прошлом году, когда началась революция, она была мирной. Но потом силы безопасности открыли огонь. Я видел, как на моих глазах убивали друзей и товарищей по протесту. У меня не было другого выбора, кроме как присоединиться к повстанцам.
Меня захлестнула волна инстинктивного сочувствия.
– Понимаю вас. Если можно, я хотел бы задать вам еще один вопрос. Мне интересно, чего вы желаете самому себе, о чем мечтаете. Чем бы вы хотели заняться после войны?
– Ну, я вряд ли доживу. Но если доживу – я познакомился в Египте с молодой женщиной, я хотел бы жениться на ней и завести детей. Вот моя мечта.
Когда он говорил, его глаза светились. Затем мы обратились к его страхам и надеждам:
– Что вас больше всего беспокоит, когда вы думаете о будущем своей страны?
Я предполагал, что он назовет своих политических врагов – внутри страны и за ее пределами. Вместо этого он сказал:
– Больше всего меня беспокоят экстремисты.
Я был поражен. Я-то считал экстремистом его самого!
– Почему? – спросил я.
– Я, конечно, за шариат. Но я не верю в навязывание его силой. Меня беспокоят те, кто воюет с нами вместе и кто хочет навязать его. Это по-настоящему раскололо бы нашу страну.
В конце я спросил его:
– Скажите, есть ли какое-то личное послание, которое вы хотели бы, чтобы мы донесли до людей на Западе?
Он на мгновение замолчал.
– Да, когда они смотрят новости о Сирии, они не видят за сухими цифрами статистики людей. Просто попросите их представить, что их ребенок, их жена – одна из этих цифр. У каждого из нас есть жизнь и душа. У всех нас есть душа. Просто скажите им это.
Смущенный, на мгновение я потерял дар речи. Негативные убеждения, с которыми я пришел к этому разговору, растворились. Слушая с любопытством и сочувствием, я смог выбраться из своей шкуры и поставить себя на его место. Это не означало, что я соглашался с его взглядами; это означало, что я понял его как человека.
Кто знает? Если бы я родился в его шкуре, в такой же мучительной ситуации, последовал бы я тем же курсом, что и он? Кто мог бы честно сказать?
Когда мы прощались, молодой командир сказал еще кое-что примечательное:
– Знаете, к нам приходили поговорить и другие жители Запада – журналисты и дипломаты. Но вы первые, кто действительно слушал.
Для меня это был важный урок, подчеркивающий, что, если вы хотите по-настоящему слушать, придется отказаться от своих предубеждений. Это трудно сделать в конфликтных ситуациях – нужно подключить непредвзятое любопытство. Во время этого невероятного разговора мое понимание и сочувствие углублялись с каждым последующим вопросом и ответом.
Мне вспомнилась старая поговорка: самое длинное расстояние в мире – это расстояние между головой и сердцем. Это не означает, что нам надо отказаться от своих рациональных способностей. Это значит использовать и голову, и сердце, чтобы полностью раскрыть потенциал.
Иногда я задаю людям, находящимся в конфликте, такой вопрос:
– Можете ли вы вспомнить момент, когда важный вам человек вас не слушал? Каково было чувствовать себя неуслышанным?
Варианты ответов были такие:
– Как будто меня оскорбили.
– Словно я невидимка.
– Я был зол.
– Это унижение.
– Мне не доверяют.
– Я изгой.
– А теперь вспомните момент, когда вы почувствовали, что вас по-настоящему слушают. Каково было быть услышанным?
Люди отвечали:
– Меня ценят.
– Это давало чувство принадлежности.
– Я свой.
– Меня уважают.
По своему опыту конфликтов я давно заметил, что самая простая уступка, которую вы можете сделать, которая меньше всего стоит и больше всего дает, – это выслушать и тем самым проявить немного уважения.
В упорных конфликтах вам может вовсе не хотеться проявлять уважение. Мы можем считать, что те, кто находится на другой стороне, не заслуживают нашего уважения. Но помните: элементарное человеческое уважение не означает одобрения их поведения или даже симпатии к ним.
Уважение в том смысле, в каком я его здесь использую, – это не то, что нужно заслужить хорошим поведением. Каждый человек заслуживает его просто потому, что он человек. Даже солдаты противника в экстремальных обстоятельствах часто способны проявить элементарное человеческое уважение.
Проявление уважения происходит не от слабости или неуверенности, а, скорее, от силы и уверенности. Уважение к другому человеку проистекает непосредственно из уважения к самому себе. Вы уважаете других не столько из-за того, кто они, сколько из-за того, кто вы.
Уважать – значит придавать ценность другим, потому что они – люди, и уделять им внимание. Слово respect («уважение») происходит от латинской приставки re, означающей повторность, и корня spectare, означающего «смотреть». Уважать – значит посмотреть еще раз: рассмотреть человека, стоящего за неудобным для нас поведением.
Уважать – значит относиться к другому так же достойно, как вы хотели бы, чтобы относились к вам. Достоинство – это право каждого человека от рождения. Когда мы уважаем других, мы чтим в них ту же человечность, которая существует внутри нас. Достоинство в этом смысле является неотъемлемым правом людей.
В один из самых напряженных периодов венесуэльского конфликта я вел конференцию, и ректор Католического университета Андреса Бельо в Каракасе отец Луис Угальде выступил на ней с понятным и убедительным заявлением:
– Давайте начнем с того, что проясним три вещи. Во-первых, другая сторона существует. Во-вторых, у нее есть интересы. В-третьих, у нее есть власть{71}.
Его выступление попало прямо в цель, потому что отсутствие уважения одной стороны к другой являлось в этом конфликте главным препятствием на пути к прогрессу. Сейчас, во времена поляризованных конфликтов, особенно важно помнить эти три пункта.
Самый простой способ проявить элементарное человеческое уважение – слушать.