У-у, как же приятно пахнет перцовка!.. С сожалением я завинтил крышку фляги. Люблю, знаете ли, напитком наслаждаться. Не хочу впопыхах.
– Что ж, придется объяснить для тех, кто со мной в танке катался.– Уверен, после этих моих слов Орфей и Турок дружно ухмыльнулись, вспомнив, как мы втроем на особой бронетехнике проехали через всю Чернобыльскую зону отчуждения.– Да уж, парни, были времена… И куда все сгинуло?..
– Край, кончай ностальгировать,– Орфей безжалостно перебил поток моих интимных переживаний.– Давай по делу уже!
– У меня есть теория насчет Полигона и прочих подобных мест… – начал я и ускорился, ведь политинформацию можно провести в режиме «почти что бегом». Ночь могла наступить в любой момент, и потому очень хотелось достичь леса до того.
Ну а далее я изложил спутникам свою теорию насчет того, что Земля – всего лишь свалка.
К чести троицы никто не поспешил заявить, что я брежу, и ни разу никто меня не перебил. Поэтому я продолжил излагать основные постулаты, упомянув о том, что мусор на нашу бедную планету сбрасывают звездные цивилизации, настолько чуждые нам, что человеку разума не дано понять, на кой везти свои объедки за тридевять парсеков… Тут я ожидал услышать хмыканье, ну или хотя бы засечь обмен глумливыми взглядами. Но нет, меня не только слушали,– причем крайне внимательно!– но и воспринимали мои умозаключения всерьез. Однако! Вдохновившись, я продолжил изложение своей теории. Я провел аналогию с земным зверьем, живущим на поле, на которое вдруг приезжает мусоровоз и вываливает прямо на чью-то пушистую башку картофельные очистки и битые пивные бутылки. Какой лисичке такое понравится? Какой зайчик этому возрадуется? Но как они могут спасти свою родину? Как могут помешать нам, людям, превратить поле в зловонную кучу отходов?..
– Впрочем, это отдельный разговор,– оборвал я сам себя, почувствовав, что ухожу в сторону от заданной темы.– Оставим зайчиков в покое. А вот что касается нашей ситуации, то Землю регулярно посещают звездные мусоровозы, опорожняясь тут и там в строго отведенных местах. Пока что – в строго отведенных.
– Макс, а какое это все имеет отношение… – начал было Орфей.
– К тому, что случилось у ворот?– я закончил за него.– Непосредственное, дружище. Полигон не просто свалка мусора, но нечто более высоко организованное. Сравнить можно, к примеру, с мусорным контейнером, в который дрянь сбрасывают. А такие контейнеры в цивилизованных странах – и в аналогичных звездных системах – принято брезгливо прихлопывать крышками. Уловили? Зачем, думаете, так напрягаться? А чтобы меньше пахло, да зверье всякое не разносило отбросы с помойки!
Я замолчал, дав им возможность подумать и самостоятельно сделать выводы.
Первым заговорил Панк:
– Так значит… контейнер захлопнули крышкой? То есть мы теперь заперты на Полигоне?
– В точку!– я радостно подтвердил его самые худшие опасения.
– То есть, даже если мы захотим прервать миссию и вернуться, то не сможем это делать?– вот и у Турка включился-таки мозг.
– Да, дружище, да!– Мне захотелось схватить его за руку и пожать сильно-сильно. Шутка. Обойдется без моих ласковых прикосновений.– Соль в том, что крышки бывают разные. И та, которая захлопнула Полигон, не только пространственная, но и временная. Для нас время мира снаружи как бы остановилось.
– Но если контейнер накрыли крышкой, то, получается, в ближайшее время мусор на Полигон выбрасывать не будут?– Орфей присоединился-таки к клубу умников.
– Да! Тоже так считаю!– Я обернулся к нему, хлопнул его по плечу и с удивлением понял, что хочу обнять его. Я вообще чувствовал прилив бодрости, мне было хорошо, и полумрак был просто задорным таким, примерным, и товарищи со мной были просто отличные, и мы вместе великолепно просто проводим время в великолепном месте, где все идеально, ну да в нашем мире только так и бывает, только так есть, было и будет!
Я с воодушевлением смотрел на то, как неуверенность покидает лица моих друзей, в которых я души не чаю, с которыми мечтаю быть рядом, идти с ними к светлому будущему и радоваться жизни, потому что жизнь – прекрасна и удивительна, а на всякие там трагичные мелочи вообще не стоит размениваться, не стоит портить себе из-за них настроение! Тоже еще надумал – раз погибли жена и сын, так прямо все для тебя, Край, закончилось? Нет уж, дружище Край, все только начинается! Полигон – вот где все начинается! И отлично, что начинается!..
И тут – какой приятный сюрприз!– я заметил эту штуковину.
Она лежала метрах в пяти от нас.
Эта замечательная вещь была похожа на… Секунду, а то и дольше, я подыскивал подходящую аналогию… Похожа на милейшую мягкую игрушку! Не на мишку или ослика, а на нечто сшитое – хотя швов не наблюдалось – из светло-серой ткани по лекалам странной, но приятной для глаза формы, заполненное силиконом или поролоном так, что оно получилось расширенным в передней части и суженным в задней, которая оканчивалась эдаким симпатичным темно-серым раструбом. И две темно-серые впадины виднелись по бокам вещицы, а вдоль нее протянулись… ребра жесткости? Иначе назвать эти закругленные образования я не мог.
И самое замечательное было то, что это не просто какая-то вещь лежала на земле, а самый настоящий прибор обустроился там, ожидая жертву! Вот его-то воздействие и стало причиной нашего приятно радостного настроения!
Поэтому, не теряя больше драгоценного времени,– каждая секунда могла стать последней для моего помутненного прибором сознания – я вскинул «калаш» и жахнул очередью.
Пулями «мягкую игрушку» буквально порвало в клочья, и ошметки швырнуло в стороны с такой силой, будто внутри прибора детонировал заряд с незначительным, но ощутимым тротиловым эквивалентом. Причем ощутимым настолько, что меня будто бы толкнуло в грудь и оторвало мои стопы от земли, а затем уронило на горизонталь в паре метров от того места, где только что стоял. Остальные тоже не удержались на ногах.
Не разлеживаясь, я тут же вскочил и брезгливо сбросил с себя с десяток «лоскутов», которые, цепляясь за снарягу и одежду, извивались на мне, точно черви. Я тщательно втоптал их в землю. Орфей с Турком и Панк без указаний на то последовали моему примеру.
Лишь только после того, как мы избавились от последних доказательств недавнего существования прибора, прозвучал вопрос бородача:
– Что это было, Край?
Я нехотя ответил:
– Прибор.
Не люблю кликать лихо, пока оно тихо, и упоминать всуе. И да, если хотите, считайте меня суеверным…
– Что-что?– Орфея, похоже, контузило или же серные пробки забили ему слуховые отверстия.
Пришлось сообщить подробности:
– Мы попали под воздействие прибора. Из-за него мы так странно себя вели. Воодушевление, отличное настроение, море по колено… У вас ведь были такие же симптомы, верно?
Дружно кивнули. Неуверенно, но дружно. Мы ж теперь одна команда, вместе весело шагать… м-да… От недавней эйфории не осталось и следа. Наоборот – накатила апатия. Стало муторно внутри, а снаружи – серо и неприглядно. Захотелось сесть, и сидеть так, не шевелясь, пока не сдохну. А лучше шлепнуться на пятую точку, приставить к виску ствол и…
– Сильный он очень, прибор этот,– Панк про-явил солидарность моим суицидальным настроениям.– И опасный. После него жить не хочется.
– Это ты еще опасных не видел!– разозлился на него я.– Скажи спасибо, что мы не влетели в зону поражения «казановы»!
Он отшатнулся, почувствовав мой агрессивный настрой.
Я же продолжил напирать:
– Под «казановой» такие чудеса начались бы, что я просто отказываюсь об этом говорить и даже думать!
Я лукавил, потому как не мог не думать о том, что случилось бы, обнаружься у нас на пути подобие противопехотной мины, не окрашенное в хаки и без взрывчатого вещества внутри, да еще и похожее на стилизованное сердечко – прям хоть сейчас празднуй день святого Валентина. Как сейчас почувствовал пережитое как-то на Полигоне: сердце молотит, дыхание тяжелое, скверное, и будто тычут между лопаток оголенным проводом под напряжением. И при этом охватывает меня такая животная страсть, что теряю дар речи и все человеческое…
Взглянув на Орфея, я содрогнулся. Потому что отчетливо представил, как он срывает с себя одежду и отбрасывает оружие – а именно так он поступил бы под воздействием «казановы» – и проявляет ко мне или же к Панку с Турком половые чувства. И мы тоже…
Бр-р! Ладно еще мы с женой покуролесили из-за сволочного прибора, но групповуху с тремя мужиками я не пережил бы!
– Слушай, Край, может, привал? Сколько уже идем. Пожрать бы,– предложил «капитан» Турок, которому по рангу положено сопеть в две дырочки респиратора и молчать в тряпочку своих погон.
– Нам нужно добраться до леса,– отрезал я,– а то придется ночевать на этом болотистом лугу.
– Бо кранты нам всем,– кивнул Турок и подмигнул мне. Глазки, значит, мне глазки строит, да? А ведь это забавно, учитывая, что глаза щекастого защищены тактическими очками.– Я-то, Край, уяснил, я-то понятливый. Но лучше бы с крантами разобраться наконец и навсегда. Ну да нам все ж не впервой, выдюжим.
– А вам, Максим, не кажется, что мы слишком долго идем к лесу, который находится от нас на расстоянии всего-то… ничего?– присоединился к беседе Панк.– И все никак не темнеет.
Небось утомился тащить на себе баллоны с БОВ «Гремлин», какими бы легкими они ни были, вот и хочет пересидеть, расслабить ножки? Правда, это не отменяло того, что таки казалось. И что Панк был прав.
Мы шли уже больше часа, а не приблизились к лесу ни на шаг. И вечерний полумрак все таким же оставался, не спеша обратиться ночной мглой. Казалось, оранжевый полукруг солнца вечно будет выступать над горизонтом. Глаза наши уже приспособились к такому освещению, я уже без труда различал кочки у себя под ногами, следы медведя вон высмотрел…
И тут солнце вдруг резко ухнуло в никуда. Сглазил Панк!
И наступила… не ночь, нет.
Это нельзя было назвать ночью. Потому в этом времени местных суток не было ни луны, ни звезд, не было вообще намека на какое-либо освещение свыше. Да что там небеса с их сияньем! Тут, на Земле, не было больше самой жизни! Мы точно перестали существовать, как и все вокруг нас!