Миссис Колин вскинула руку, и Робин изо всех силенок замахал в ответ, словно не понимая, что вообще происходит. Потенциальные родители с ними и не разговаривали — так, задали пару пустых вопросов, продемонстрировали махровый среднезападный акцент. Они и на встречу-то приехали, потому что так полагается, они сразу всё решили насчет брата и сестры Рэдли: да, они хотят полноценную семью, но эти конкретные дети им не годятся.
— Несовпадик вышел, — лаконично объяснила Шелли по дороге к Прайсам.
В тот вечер миссис Прайс была сердита — словно Дачесс и Робин нарочно, ей назло не понравились усыновителям, и вот она вынуждена и дальше их терпеть, вместо того чтобы взять в дом других детей — помладше и посимпатичнее, таких, с которыми не стыдно вступить под церковные своды.
Вторая встреча прошла совсем плохо. Мистер и миссис Сэндфорд: он — полковник в отставке, она — домохозяйка, что тщится сделать уютным пустое гнездо.
Сэндфорды уселись на той же самой скамейке, вели разговор с Шелли, оценивали детей. Полковник то и дело разражался хохотом и шлепал жену по ляжке — достаточно сильно, чтобы оставить синяк.
— Он будет нас бить, — заключила Дачесс.
Робин с качелей уставился на полковника.
— Еще, пожалуй, велит тебе наголо остричься и в армию завербует.
— Зато она, может, научит тебя печь пироги, — возразил Робин.
— Ублюдская морда.
— Тише ты!
Оба подняли глаза. Полковник сверлил их взглядом. Дачесс ему отсалютовала. Шелли вымучила улыбочку.
В первых числах марта потеплело.
Каждый вечер Дачесс устраивалась на подоконнике и смотрела, как срывается с крыши капель, а земля Монтаны вновь понемногу обретает краски. По утрам теперь ее будило солнце — прежнее, пусть и холодное. Снег на тротуарах растаял, во дворах еще держался, но постепенно отступал. Ирга тянулась к небу коричневыми веточками, белыми кистями цветков. Дачесс отмечала все перемены, но красоты в них не находила.
Она застыла душой, превратилась в автомат. Иногда забывала, какой сегодня день недели, какое число. Машинально обихаживала Робина, водила его в школу, игнорируя подначки Мэри-Лу и Келли, ее подлипалы, — пускай сколько влезет хают ее кроссовки, свитер, нетрендовые джинсы. Шелли навещала их еженедельно, иногда вела в кафе есть мороженое. Один раз они даже были в кино. Робин только и говорил, что о новой семье: папа непременно будет похож на Хэла, научит Робина удить рыбу и играть в мяч. С каждым днем Робиновы ручонки, казалось, все плотнее сжимали эту уверенность.
Однажды в воскресенье Шелли повезла их на ранчо. Завещание еще не вступило в силу, и формально земля считалась принадлежащей Рэдли. Шелли сделала крюк, чтобы прихватить Томаса Ноубла.
Приехали ближе к полудню. Робин сразу повел Шелли в курятник, поведал, как он помогал дедушке по хозяйству. Дачесс и Томас Ноубл направились в поле. Никто его не засеял пшеницей, никто даже не перепахал, и уже проклюнулись сорняки. Печаль долго не давала Дачесс начать разговор. Присутствие Хэла чувствовалось во всем — каждый шаг был им полон, на крыльце словно завис дымок его сигары. Дачесс с Томасом уселись на качели, Дачесс оттолкнулась, раскачиваясь, цепи дрогнули, напряглись, заскрипели. Впору было разрыдаться, но Дачесс не дала воли слезам. Ушла на луг, где когда-то паслась серая кобылка. По серой Дачесс тосковала почти так же, как по дедушке.
Покидали ферму в напряженном молчании. Робин заплакал.
Дачесс взяла его за руку. Возле дома Прайсов они медлили выйти из машины, всё сидели. Двигатель работал вхолостую. Соседские дети гоняли на великах. Было совсем тепло; разумеется, лето еще не наступило, но послало вестового с внятным обещанием: скоро буду, ждите.
— Есть еще одна семья.
Шелли произнесла эти слова как-то по-особенному, с едва уловимым намеком, что на сей раз все будет иначе.
— Кто они? — спросил Робин.
— Их зовут Питер и Люси. Они живут в Вайоминге — я там когда-то работала. Искали, вообще-то, одного ребенка, но я им рассказала про вас двоих — что вы совсем-совсем особенные.
— Наврали, значит, — констатировала Дачесс.
Шелли улыбнулась, вскинула руку.
— Да ты дослушай сначала! Они из маленького городка. Питер — доктор, Люси — учительница начальных классов.
— Какой именно доктор?
— Обыкновенный.
— Не психиатр, случайно? Не хочу, чтобы кто-то рылся в мозгах у моего…
— Питер — настоящий врач. Практикующий. Больных людей делает здоровыми.
— Они мне нравятся, — сказал Робин.
Дачесс вздохнула.
— Если хотите, встретиться можно в следующие выходные.
Робин глядел на Дачесс с мольбой, пока та не кивнула.
Оба в «Тойоте» Марты, Уок за рулем, отрезок пути — между Медфордом и Спрингфилдом.
До огней Салема, до нормального асфальта — сто миль. «Тойота» подпрыгивает на ухабистой грунтовке, что пролегла через округ Мэрион, через ряд его некогда населенных, а ныне существующих только на старых картах пунктов.
Марта спала. Когда колдобин поубавилось, Уок рискнул отвлечься от дороги. Одного взгляда на Марту оказалось достаточно, чтобы резко усугубить боль, которая не отпускала Уока с той минуты, как он дерзнул вернуться в ее жизнь. Лицо Марты дышало спокойствием и умиротворением; оно было столь прекрасно, что Уоку стоило изрядных усилий не приложиться к ее губам.
Над хайвеем Каласейд зарозовела заря. Уок к этому моменту клевал носом; «Тойота», теряя управление, катилась по двойной желтой полосе. Ладони Марты легли на руль, выравнивая его.
— Тебе надо отдохнуть.
— Я в порядке.
Они уже выехали на хайвей Силвер-Фоллз. Из-за дальних гор показалось солнце, разлило по равнинам дюжину оттенков зеленого. В закусочной Уок и Марта позавтракали яичницей с беконом; прихлебывая крепчайший кофе, Уок ощущал, как волнообразно, толчками, прибывает энергия.
— Уже недалеко, — сказала Марта, сверившись с автодорожной картой.
Они направлялись в Силвер-Фоллз, в реабилитационный центр «Согласие». Именно на счет этого учреждения переводил деньги Дикки Дарк — и уже давно, судя по информации из банка. Данные добыла Ди Лейн. Сутки назад, вечером, явилась к Уоку домой и вручила клочок бумаги с названием и реквизитами получателя.
Выпив по три чашки кофе, они поехали дальше. Кофеин еще активно циркулировал по венам Уока, когда впереди вырос знак «Национальный парк Силвер-Фоллз». Марта быстро сориентировалась; вековые деревья приблизились, скалы нависли над зеленой долиной. Уок опустил стекло, чтобы полнее вобрать шум водопада.
Еще поворот — и вот он, реабилитационный центр. Уок звонил заранее, сказал, что хочет на месте ознакомиться с техническими возможностями учреждения. Теперь он назвал свое имя в микрофон, и ворота поползли вверх.
Длиннющая аллея упиралась в здание современной постройки — никаких острых углов, темные оконные рамы контрастно выделяются на стенах из силикатного кирпича. По стилю — скорее престижный кондоминиум в девственном лесу.
На крыльце, сердечно улыбаясь, их встретила женщина по имени Айчер. Провела в просторный холл; среди прочих произведений современного искусства выделялся объект, работая над которым, скульптор, вероятно, держал в уме горного орла. Атмосфера была спокойная: врачи, медсестры, нянечки передвигались без суеты и спешки. «Согласие» производило впечатление этакого пансионата, где, отойдя от дел, доживают век финансовые воротилы. Айчер заговорила о деятельности заведения, о круглосуточном уходе за пациентами и обеспечении абсолютно всех их нужд.
Двигалась Айчер легко и стремительно, несмотря на лишние пятьдесят фунтов веса. Ее акцент, вроде немецкий, не получалось идентифицировать из-за обилия местных фразочек. Она не допытывалась, для кого конкретно Уок подыскивает лечебницу. По телефону он упомянул родственника, которому требуется уход и помощь специалистов, и теперь Айчер от души предложила экскурсию. Конечно, они пошли, и конечно, воздерживались от вопросов. Марта вообще молчала, фиксируя в памяти просторные комнаты отдыха, грузовые лифты, ковер с ворсом чуть ли не по щиколотку.
Айчер поведала об истории строительства «Согласия», особо подчеркнула близость национального парка и его благотворное влияние на общую атмосферу. Сообщила, что реабилитационный центр располагает оборудованием для оказания первой помощи и поддержания жизни, что здесь всегда дежурят пять докторов и тридцать медсестер.
Вслед за Айчер они прошли в сад, что тянулся до ручья, ограниченный невысокой изгородью. На травке расслаблялись двое привратников; под строгим взглядом Айчер они затушили сигареты и заняли свои места у дверей.
— Могу я спросить, как вы на нас вышли?
— Один знакомый посоветовал. Дикки Дарк, — отвечал Уок.
Айчер сверкнула белоснежной улыбкой, открыв щель между передними зубами.
— Понятно. Отец Маделины.
Уок промолчал.
— Маделина — удивительная девочка. И сам мистер Дарк держится молодцом — после такой-то утраты… Вы знали Кейт, его жену?
— Не слишком близко. — Марта поспешила Уоку на помощь.
Айчер заметно погрустнела — эффект был как от трещины, что прошла по свежеоштукатуренной стене.
— Кейт — из местных. Родилась и выросла в Кларкс-Гроув. Маделина — вылитая мать.
Они вернулись в главный холл, где Айчер протянула Уоку рекламный проспект и заручилась его обещанием позвонить. Уок не задавал вопросов — он не зря приехал, вся информация у него теперь есть.
— Передайте от меня привет мистеру Дарку. Наверное, он уже почти поправился.
Уок обернулся, и по его лицу Айчер поняла, что он не в курсе.
— Ой, так вы не знаете… Я о травме. В прошлый раз Дикки хромал — сказал, что поскользнулся. Неудачное падение — и вот…
Уок почувствовал прилив адреналина.
— Когда он сюда приезжал?
— С неделю назад. Бывают люди, за которыми неприятности идут буквально по пятам.
Айчер улыбнулась напоследок и ушла.
До Кларкс-Гроува было пятнадцать миль. Уок и Марта оставили машину, пошли прогуляться по колоритной главной улице — точной копии кейп-хейвенской Мейн-стрит. Городок сразу очень понравился Уоку. Главная улица упиралась в муниципальную библиотеку — старинной постройки, отчаянно нуждающуюся в ремонте; казалось, библиотека живет одной только милостыней. Внутри было безлюдно, сумрачно и прохладно, и пахло совсем как в колледже города Портола, где Уок проучился два года.