Вихрь твердо кивнул:
– Знаю. Поклонники Всеединого. Утверждают, что есть только один истинный бог, и именно ему они поклоняются. Остальные все признаны еретиками. Маги – особенно, магов истребляют нещадно. Веру несут огнем и мечом. Хотя бывают и исключения, как эти, например. Влезли в бой за чужую паству, не остались в стороне. По одежде – синь. То есть каста божьих воинов высшего ранга. Что-то еще?
– А вон тот? – Ураган качнул головой в сторону странного, лысого мальчишки, сидевшего в одиночестве и пытавшегося двумя руками не дать голове развалиться. Скальпированную рану на голове ему уже зашили, так что развалиться голове было не суждено, но болело, видимо, зверски. Из одежды на мальчишке почти ничего не было, только то, что не пожалели отдать крестьяне. Судя по ожогам на руках и груди, вся его одежда разлезлась от кислоты змеевиков.
Вихрь пожал плечами:
– Говорит, что почти ничего не помнит. Утверждает, что монашек из Черно-горы, как оказался тут – не знает. После такой раны, как у него, неудивительно, что ничего не помнит. Поклоняется Тайлесу, не врет об этом. Отзывается на имя Янош. Вроде все.
– Спасибо, Вихрь. Иди отдыхай.
– Не устал. – отрезал демон.
– Тогда помоги Снегу с едой. Поройся в моем мешке с едой – там овощи есть для Сума и Ясеня.
Вихрь вздохнул и пошел прочь к костру, у которого кашеварил Снег, – рядом с Ураганом было интересно, но и... Опасно. Пусть безумцами Ураган называл их, но и сам не далеко ушел в своем сумасшествии.
Волна, внимательно прислушивавшийся к разговору, выругался себе под нос – храмовник, над которым он бился сейчас, испустил последний вздох, так и не придя в сознание.
– Капитан... Второй тоже вот-вот... – сказал он, поднимая глаза на Урагана. – Приводить в сознание или...?
– Давай. – решился Ураган.
Волна приподнял голову храмовника (далеко за тридцать, суровый, чем-то даже красивый – зрелой, настоящей мужской красотой) и капнул тому в рот настойку, резко пахнувшую спиртом и травами. Ураган заметил, что пальцы Волны подозрительно припухли, словно он влез ими в слизь змеевиков... Или эти пальцы кто-то кусал.
Храмовник закашлялся, сгибаясь пополам, наспех наложенные повязки на груди и животе резко заалели свежей кровью. Взгляд храмовника на миг встретился с глазами склонившегося над ним Урагана:
– Вы можете сказать: что тут случилось? Нужно ли что-то...
Ему не дали договорить, на еле понятном данска храмовник прошептал:
– Kir... ke... kirke...
– Jeg melder dig til dit tempel. – Ураган давно не говорил на данска, и не был уверен, что сказал правильно. Вроде, получилось, что сообщит в храм. Рука умирающего вцепилась в его руку:
– Nej! Nej... – Он выдавил на всеобщем, еле выговаривая, – храм... Тай...
Сил не хватило, глаза храмовника закатились. Уже навсегда. Ураган закрыл его веки:
– Покойся с миром, ты до конца выполнил свой воинский долг, – сказал он, хоть никогда не любил храмовников. Но этот... Этот пошел до конца, не жалея своей жизни за чужих для него людей.
Ураган встал и распорядился в темноту, ловя взгляд Поля:
– Похоронить со всеми воинскими почестями. – потом вздохнул и поправился, – Поль, хотя бы просто погреби по-человечески, понимаю, что тут и так полно других трупов.
Он пошел в сторону монашка – солдаты из Черно-горы все равно упрямо отказывались разговаривать с боевыми магами до распоряжения командира. А командир, с обожжённой грудью, хрипел и не приходил в себя, несмотря на усилия Буруна.
***
Ураган присел рядом с мальчишкой, протянул ему свою флягу:
– Будешь?
Монашек, типичный уроженец здешних мест, бледнокожий, черноволосый и синеглазый, поднял на него глаза:
– А что там, добрый человек? – робко и дрожа от холода спросил он на словечине, вынуждая Урагана переходить со всеобщего на неё:
– Просто вода.
– Спасибо, это так... Так по-человечески. – Мальчишка припал к фляжке, залпом выпивая всю воду. Рукавом обтер рот и вернул флягу, – благодарю, добрый человек.
Ураган, разглядывая его легкие одежды – рубашку, очень похожую на женскую, да стеганный, почти протертый жилет, посмотрел в сторону своих боевых магов. Столкнулся с алыми (очки полукровка-вампир уже снял, глухая ночь на дворе) глазами Снега:
– Снег, найди какой-нибудь лишний плащ. Можешь из моих запасов взять.
– Да, капитан! – Вампир отложил в сторону тарелку с едой, встал и стал копаться в вещевых мешках. Перекинул плащ через руку, потом подумал и взял две щербатых, глиняных миски, наполняя их кашей. Вихрь на край тарелок осторожно положил по краюхе хлеба.
Снег подошел ближе, Янош, бросив косой взгляд на лицо полукровки и заметив алые глаза, чуть побелел и сжался, но от протянутой еды не отказался. И в плащ закутался, пряча под его полой грязные, босые ноги. Ураган, медленно захватывая краюшкой хлеба кашу, спросил:
– Янош, ты не мог бы рассказать: что тут случилось?
Тот закачал головой, тут же жалея об этом и шипя от боли:
– Я не помню ничего. Совсем ничего...
Ураган кивнул:
– Не переживай так, что-то да ты помнишь. Имя, то, что монах – это уже неплохо. И ешь, помнишь же, как есть?
Монашек улыбнулся и принялся черпать горячую кашу коркой хлеба. Быстро глотая и поперхиваясь, начал осторожно:
– ...То есть, детство помню, вот родителей не помню, но не потому, что сейчас забыл, я и раньше их не помнил. Кровянка когда прошлась по деревням, и многих забрала. А вот меня не забрала... Я помню и монастырь, я смальства в нем воспитывался. Помню, что пуще дегтя на зубах вязли эти выползни, а храм ничего поделать не мог... Помню, на святого Богумила службу стоял, все молился, чтоб пропали черви эти окаянные, но, видать, не слышны мои молитвы Тайлесу... А вот после Богумила и не помню ничего. Но эти черви, так же нельзя.... Надо бороться как-то, надо не только молиться...
– Ты и сбежал из монастыря? – предположил Ураган – встречал он и таких мальчишек. Волк из таких был – целеустремленный и несломленный.
Янош молчал.
Ураган отставил в сторону миску, быстро прикончив кашу:
– Ведь так, да? Святой Богумил седьмицу назад был.
Янош хлюпнул носом:
– Не помню. Помню только... Нельзя было бежать, нельзя бороться. Настоятель говорил: кара Тайлеса, ничего не поделать...
– А нас почему не позвали? – мягко спросил Ураган, пока Янош утирал слезы и, уставившись в тарелку, черпал остатки каши.
– Вас, добрый человек? – Янош опешил, приподнимая красные, обожжённые брови вверх и снова жалея, что двигается.
– Я боевой маг Ураган, предводитель Цитадели. При мне мои боевые маги, мы судьбой предназначены воевать с змеевиками и прочими тварями.
– Так вы ж... – ахнул монашек, миска выпала из его рук и покатилась прочь, хорошо еще, что кашу Янош почти съел. – Вы же нелюди... Вы же кровь пьете, злато выманиваете и по миру пускаете... Вы же эти, безумцы… Вам убить, что… Ой, – он прикусил костяшки пальцев, – простите...
Он поднял миску с земли, и непонятно к чему относилось его “простите”. Ураган отмахнулся:
– Ничего, уже привыкли к глупостям. Не вы первые, не вы последние. Так все же...?
Янош вздохнул и начал сумбурно, издалека:
– Не знаю, как выползни полезли, откуда взялись и зачем появились, только и говорят про кару небес. Настоятель Франтишек говорил... А когда наказывают небеса, не ропщут, а принимают кару и несут, как положено...
– И давно?
– Три года уже... В первую весну никто и не верил про клопендр и выползней, во вторую уже поверили, но тогда быстро закончилось. А в этом году... Видать, совсем нагрешили за год.
Ураган уточнил:
– А кто появился первым? Сколопендры или змеевики?
– Да кто ж его знает, – вздохнул Янош. – Нам Тайлес не докладывает о карах, а люди... Почитай в первую весну выживших-то и не было, потому и не верили, только слухи ходили.
Ураган краем глаза заметил, что солдаты стали грузить своих раненых в запряженные повозки, своего командира, княжича Тадеуша, положили в отдельную телегу, замотали в одеяла, как куклу – он так и не пришел в себя. Бабы и дети спешно набивались на другие телеги, готовые ехать.
Деревенские мужики мялись в стороне, боясь подойти к магам и что-то попросить.
Янош ж не стеснялся, он робко спросил:
– Вы же проводите нас до Черно-горы? Ночь, страшно, а в телегах дети.
Ураган встал, глазами ища гнома.
– Риз, подойди, пожалуйста.
Бирюза, сидевший у костра вместе со всеми, отложил тарелку в сторону, встал и четким шагом подошел:
– Звали? – Руку, зараза такая, уже вытащил из повязки, хоть зажить она еще не могла.
Ураган спросил под тревожным взглядом Яноша:
– Змеевиков отследили?
Гном кивнул:
– Так точно. Медленно уходят на юго-восток. Кружат, словно чуят что-то, или задумали.... Люди же погрузились на телеги, готовы выступать в Черно-гору. Мы тоже готовы.
– Свободен. И руку в повязку положи!
Риз хекнул, но приказа не ослушался. Ураган повернулся к бледному в красных пятнах ожогов Яношу:
– Мы идем на восток за змеевиками. Вам же следует ехать со всеми к Черно-горе. Удачи, Янош, и берегите себя. Быть может, лет так через десять, если сохраните себя и небеса дадут нам свидеться, я не настолько сильно буду не любить храмовников.
– Но... – В глазах Яноша на полном серьезе мелькнули слезы, – это не по-человечески.
– Что – не по-человечески?
– Уходить и бросать людей, – пояснил Янош, пытаясь обуздать свой ломающийся по юности голос.
– Мы не люди, – отрезал Ураган. – И змеевики важнее. И с вами будут солдаты.
– Это не по-божески! – поправился Янош, выпрямляясь. – Люди важнее! Не ваши эти... Змееловы.
– Змеевики. Янош, нам надо идти за выползнями. Иначе погибнут люди. Понимаешь?
– Но вас много, – упрямо стоял на своем Янош, и Урагана стал понимать, почему настоятель в разговорах с монашком ограничивался лишь двумя словами: “кара небесная” – остановить Яноша было сложно, он не понимал слова “нет” с первого раза. Возможно, и со второго тоже.