— Но Костя — опасный тип, — сказала Елизавета. — Я же говорю, у него сейчас даже свои парни есть. Они иногда по указке Валерки Ниндзи работают. Его женушка, — она фыркнула, — Лолка хвасталась.
— Погоди-ка, — удивился Семен. — А ее ты откуда знаешь?
— Мы с ней вместе в секцию ходим. Она все выпендривается: мужик мой, Валерка Ниндзя, вот он мастер. Показывала пару ударов. Так, — Елизавета махнула рукой, — ничего серьезного.
— Во времена пошли, — качнул головой Семен. — Бабы в мордобой ударились.
— Коли не сами, — с вызовом сказала Елизавета, — так кто нас защитит? Рыцари перевелись. Думаешь, это приятно — друг дружку на ринге лупить? Но без контакта ничего не получится. Чтобы научиться защищаться, нужно отрабатывать с противником.
— Значит, Стилист с Ниндзей связан, — пробормотал Семен.
— Тебе-то что надо? Пусть твои знакомые сами разбираются, потому что там слишком серьезно. Тут разговор ходит, что Ниндзя сейчас на мафию со своими боевиками работает. Что-то с хрусталем…
— Это тебе тоже Лолка говорила?
— Ты вот не знаешь ничего, — вспылила она. — Думаешь. просто так три ларька и магазин держать? Сейчас знаешь сколько народу желает дань с тебя собирать? А я с Лолкой поговорила, сказала, что буду по три тысячи в неделю платить, и все. Всех рэкетиров как ветром сдуло.
— Это выходит, — подсчитал в уме Семен, — ты платишь…
— Другие больше.
— Лизок, — попросил Семен, — постарайся у этой Лолки узнать, есть интерес у Валерки к паре одной? Ну, к Зойке и Гоге. Ладно?
— Это их ты на дачу отвез? Мне деревенские говорили. Я сегодня утром на рынке видела двух старух, так они и рассказали про молодую пару, которая сейчас у нас в доме живет. Мол, какие вежливые да услужливые. Там, помнишь, большой дом на другом конце деревни? Мужик построил, он из Суздаля, а сам в автокатастрофе погиб. Сейчас мать его там живет. Так вот старухи и говорили, что твои друзья, — она усмехнулась, — во всем Антонине Андреевне помогают.
«Значит, Зойка с Гогой опять за свое принялись»,. — мысленно чертыхнулся Семен, а вслух сказал:
— Они в пионерском возрасте тимуровцами были, так в них это и осталось. Ты постарайся туда не ездить. Почему, объяснять не стану, просто не надо.
— Хорошо, — согласилась Елизавета. — Собственно, мне там до конца августа и делать нечего. Но, может, познакомишь меня с ними? Все-таки, видать, твои очень хорошие знакомые, если ты о них так беспокоишься.
— Как-нибудь потом, — отмахнулся он. — Ты не забудь насчет Гоги и Зойки у Лолиты узнать. Если ими Ниндзя заинтересовался, — пробормотал он, — то нужно умывать руки. Ниндзя — это очень серьезно.
— Спасибо вам, Зоя, — благодарно говорила пожилая женщина. — Даже не знаю, как вас и благодарить. После гибели сына на меня все болезни свалились. В ноги что-то вступило, еле хожу. Первое время соседи помогали, а потом как-то перестали. Я не обижаюсь ни на кого. У каждого свое хозяйство. Правда, нет-нет, но молока приносят. И хлеб, если кто по пути мимо идет, попросишь, принесут. А вы…
— Антонина Андреевна, — вздохнула Зоя, — ну зачем вы так? Мы к вам приходим просто потому, что видим, как вам тяжело. Мы молодые, слава Богу, здоровые. — Она, улыбнувшись, повела плечами. — А вы прекрасный человек. С вами просто приятно общаться. Я не хочу сказать ничего плохого о местных жителях, но деревня во все времена была деревней. Здесь свой стиль общения и поведения. Я заметила одну особенность — в глаза с тобой все приветливы, вроде бы даже восхищаются тобой, а стоит отвернуться — чуть ли не в спину плюют. Так что вам спасибо. Все-таки общение с хорошим человеком сейчас очень дорого. Мы с мужем здесь на отдыхе. — Она вздохнула. — Хотя какой отдых у четы нашей профессии. Гога — режиссер, а я сценарист. Вот сейчас и пытаемся создать сценарий на тему современной деревни. И вы будете занимать в нашем фильме не последнее место, так что вам огромное спасибо.
— Так вы кино снимаете? — поразилась Антонина Андреевна.
— Точнее будет сказать, хотим сделать фильм.
— Пойду покурю. — Упрекнув ее взглядом, Гога быстро ушел на террасу.
— Хороший у тебя муж, — посмотрела ему вслед женщина, — С плохим я бы жить не стала, — улыбнулась Зоя. Посмотрев на часы, встала. — Извините, но нам пора. Мы завтра к вам после обеда придем. В город поедем, мы межгород заказали.
— Господи, — сказала Антонина Андреевна, — у меня же есть телефон. Если нужно — пожалуйста.
— Спасибо, — поблагодарила Зоя, — но мы еще кое-что купить хотели. Надо все-таки что-то посадить. Рассаду куплю. Мы же здесь до осени будем. А может, и больше. Как дело пойдет. Набросок сценария уже написали, вот теперь будем приводить все в порядок. До свидания.
— Ну ты, папаша, мочишь капканы, — весело заметил Антон. — Я откуда знаю, куда твоя Зоенька подевалась? Наверно, уехала другого старого хрыча охмурять.
— Ты это брось, — недовольно проговорил Василий Григорьевич. — Ты мне лучше прямо скажи: ты с ней разговаривал?
— Да нужна она мне, — отмахнулся сын. — Она же твоя любовь, — рассмеялся он в лицо отцу. — Вообще-то хотел я повидать и ее, и братца ее, но не получилось. С одной стороны, и хорошо, что не встретил. А то после слез маман я бы эту шалаву прибил, наверное.
— Но ты говорил, что Гога ей не брат, а…
— Так оно и есть, — кивнул Антон. — Короче, папаша, ну их на хрен. Были и сплыли. Ты себе еще какую-нибудь шалаву отыщешь. Их сейчас пруд пруди. Хочешь, я тебе поставлять буду? — Он усмехнулся. — Молоденьких и чистеньких. А то ведь сейчас всякой заразы нахвататься можно. Начиная от всем известного триппера и кончая чумой двадцатого века…
— Не верю я про Зою, — пробормотал отец. — Не такая она, как ты говоришь. Она у меня ни разу даже не спросила ничего. Я ее и в ресторан приглашал. Не пошла. А ты говоришь, что она якобы…
— Все, папаша, — кивнул Антон, — забыто. И давай закончим на этом. Но если ты вдруг по новой в какую-нибудь молодуху втрескаешься, о матери не забывай. Если уж приспичит, то не афишируй свою вспыхнувшую любовь. А теперь, — он встал, — мне пора.
Проводив его взглядом, Василий Григорьевич вздохнул. Услышал шум подъехавшей машины и подошел к окну. Увидел, как сын садится в белую «вольво».
— Ну, — Антон взглянул на сидевшего на заднем сиденье Стилиста, — узнал про эту парочку что-нибудь?
— Нет. Их в городе и не знает никто. Хозяйка, у которой они хату снимали, говорит, что платили аккуратно. Она иногда заходила на квартиру. Все было чисто. Соседи не жаловались. Жалеет, что уехали так внезапно.
— А про тебя или Бугра, — немного помолчав, спросил Антон, — никто не спрашивал?
— Не слышал, — усмехнулся Стилист. — По крайней мере меня точно никто не спрашивал.
— Ты не блатуй, — осадил его Антон. — Я уверен, что у них кто-то знакомый в городе есть. И он наверняка начнет про тебя или про Бугра выяснять. Потому что Гога с Зойкой сейчас напуганы и наверняка начнут узнавать, насколько серьезны те, кто присылал парней. Ну и ребятишки у тебя, — усмехнулся он. — Их баба сделала, они и заложили тебя с Бугром. Смехота.
— Бугор с этим козлом разобрался.
— Ты постарайся найти эту парочку, нужны они мне. А о старикашках, которых за квартиры кинули, не выяснял? — В Коврове одного дедка в дом престарелых определили. И в Суздале одну бабулю обули. Правда, все на законном основании. Они сами передали им квартиры. То есть не им самим, а каким-то алкашам, которые потом хаты под офисы продали. Чисто сработано, — усмехнулся Стилиста — Значит, парочка при барышах.
— Слышь, Мустанг, ты мне попонятней разжуй, чем они тебя зацепили? Неужели из-за каких-то бабок, что они себе наварили, ты…
— Счет у меня к ним имеется. Дело не в бабках. Эта сучка чуть маман до инфаркта не довела. Вот я и хочу ей возвышенную любовь устроить. Чтоб папаша въехал, кто она такая на самом деле.
— Понятно.
— В общем, Костя, постарайся их найти. Или хотя бы ее. К тому же она не зря о тебе узнавала. Зойка — еще та сучка, и Гога крученый фрукт. У него в колоде всегда пять тузов. Врага надо знать в лицо. Неужели тебе самому не хочется встретиться с ними?
— Мне все равно, кто и что обо мне узнает. Да и что они мне могут сделать? — Стилист презрительно улыбнулся. — А вот твою просьбу я не пойму, ведь ты, Мустанг, сам можешь эту парочку вычислить и хапнуть. А ты…
— Им обо мне известно. Так что, если узнают, что именно я ими интересуюсь, могут с перепугу в ментовскую на меня цинкануть. Вот я и хочу их чужими руками хапнуть. Короче, вот что — доставишь их мне — пять тысяч «зелени» с меня.
— Другой разговор. — Стилист улыбнулся. — Теперь и у меня интерес к ним появился.
— Так. — Лубков посмотрел на вошедшего в кабинет парня. — Чем порадуешь?
— Да пока особенно нечем. Но одно знаю точно. — Он, сделав паузу, улыбнулся.
— Слава те Господи, — усмехнулся Григорий Антонович, — хоть что-то знаешь. Ну? Что ты сказать хотел?
— Если ты не перестанешь совать нос в дела Семенова, Пряхина, Васина и Лобова, тебе кое-что отпилят по самое основание. — Парень подошел к столу и, взяв графин, налил воды в стакан. С жадностью выпил.
Пораженный услышанным, Лубков сидел с открытым ртом.
— Надеюсь, я ясно выразился?
— Да ты… — вскакивая, заорал Лубков. — Что ты…
— Осади, — негромко прервал его парень. — Мне велели передать тебе то, что я сказал. Еще раз проявишь интерес к делам тех, кого я перечислил, сдохнешь. Пока. — Он махнул рукой и, поставив стакан, неторопливо вышел.
Лубков упал в кресло. В кабинет, оглядываясь на уходящего, вошла Клавдия.
— Что с тобой? — испуганно спросила она.
— Дай что-нибудь от сердца, — промычал Григорий. Женщина бросилась в приемную. Вернулась быстро, протянула Лубкову таблетку валидола.
— Под язык положи.
Григорий взял таблетку. Закрыл глаза, приложил руку к груди и тяжело вздохнул.
— Предупреждала я тебя, — сказала Клавдия. — Так нет, все по-своему хочешь.