— У нас есть люди Статиста, — напомнил Пряхин. — Ты, похоже, боишься чего-то? — Лобов вздохнул. На загорелой лысине выступил пот.
— Так слышал, как говорят? — сказал он. — Что, если этого уголовника, брата Орехова, арестует милиция, нас всех… — Сложив пальцы решеткой, поднес к глазам. — А я не хочу. И вообще… — Вскинув голову, не мигая, уставился в глаза Пряхину. — Тебе, Гриша, говорить легко. Ты только и знаешь, что заключать договора то с одними, то с…
— Каждый делает свою работу, — жестко сказал вошедший в кабинет Семенов.
— И я не понимаю упреков в сторону других, если сам не справляешься с делом.
— По какому поводу собрались?
— По поводу Яковлевой, — вздохнул Пряхин. — Сегодня был человек из Гусь-Хрустального и сообщил, что на продажу были выставлены изделия с огранкой Яковлевой. Значит, она на кого-то работает. А он, — Григорий кивнул на понурившегося Лобова, ничего не предпринимает. Он, видите ли, боится и даже выразил желание уйти.
— Вот как, — медленно проговорил Семенов.
Лобов вскинул голову.
— Я боюсь, — пролепетал он. — Этот уголовник, которого ищут, ведь он был у нас на фабрике, в подземном цеху. И если Попадется милиции, то наверняка…
— Забудь про это, — бросил Семенов. — Мы этот вопрос обсуждали не раз.
Нам в любом случае, как бы плохо ни развивались события, опасаться нечего. Да, цеха есть, но никто из нас о них не знал. Мы занимаемся бумажной волокитой, не вникаем в производство товара. Так что…
— Но нас все равно посадят, — нервно проговорил Лобов.
— Для того, — засмеялся Семенов, — чтобы выпустить. За нами центр, а ему невыгодно, чтобы нас признали виновными, потому что в этом случае мы можем быть откровенными. И представляете, что будет с нашими московскими управленцами? — Он усмехнулся. — Так что не волнуйтесь. И давайте этой темы больше не касаться. А насчет Яковлевой нужно выяснить. И в конце концов, решите этот вопрос раз и навсегда. Или она с нами, или будем принимать другие меры, — сам того не зная, повторил он недавно сказанное Пряхиным и криво улыбнулся. — А теперь о том, что ты хочешь уйти. — Семенов похлопал вздрогнувшего Лобова по плечу. — Если торопишься умереть, то дело твое. Я могу сказать только одно… — Доставая сигареты, он снова замолчал.
У окончательно перепуганного Лобова мелко задрожал подбородок. Семенов, заметив это, с улыбкой покачал головой:
— Никогда не надо говорить об этом вслух, а в некоторых местах даже думать об этом нельзя. Если решил уйти, то делай это неожиданно. Исчезни, и все. Но жить, постоянно опасаясь… По силам тебе такое? И еще. Повторять или предупреждать я больше никого не буду. Тебя тем более. Твое счастье, что я всего лишь деловой человек, а не гангстер, как центр. А сейчас всем до свидания. — Повернувшись, шагнул к двери. Остановился и взглянул на Пряхина.
— Я не хочу больше знать, что Яковлева работает на кого-то. Или на нас, или… — Не договорив, вышел.
— Фу! — Отдуваясь, Пряхин вытер рукавом пот. — Что-то с ним не так, — тихо проговорил он. — А ты, — напустился он на Лобова, — со своим страхом вылез! Думаешь, нам спокойно? В общем, все. — Он поднялся. — Давайте за работу.
Сегодня отгрузка балок. — Он взглянул на Лобова. — Твои знакомые наконец-то прислали машины. С ним сам и разговаривать будешь. Да, как нововведение Семенова? Довольны наши работяги или по-прежнему шумят?
— Все поговаривают о том, — усмехнулся Лобов, — что скоро получат паспорта и будут вольными. Придурки.
— Каждый тешит себя надеждой, — сказал Пряхин, — тем и живет. Вот мы про тех, кто работает в кандалах, говорим, мол, что они слабаки. Мы бы… — Он махнул рукой. — Да просто каждому жить хочется, и не важно, где и как. Но жить.
Только тогда веришь, что все будет хорошо. Почему больные СПИДом или раком тянут до конца? Ведь уже все. Они знают, что умрут. Так нет — надежда умирает последней. У него боли сильные — наглотайся таблеток, и все. Так нет. А вдруг завтра придумают лекарство от рака? Вот и эти, которых мы каторжниками держим, тоже живут надеждой, что будет и на их улице праздник. А не было бы у них этого, толпой бы пошли на нас, и все. Шум. И они убиты, и нас бы всех арестовали. Ведь коснись стрельбы, в общем…
— Хватит, Гриша, — умоляюще проговорил Лобов. — Мы и так на нервах живем. Они, как ты сам сказал, ждут, что это все закончится. А мы, наоборот, ждем плохого в отличие от них. Так что еще не ясно, кому хуже.
— Ты с ума сошел! — раздраженно проговорила Лола. — Неужели правда хотел отдать мальчишку?
— Почему хотел? — огрызнулся Валерий. — Его сейчас к ней домой отвезут.
— Даже не думай об этом, — услышал он насмешливый голос брата. — Я не случайно к вам пришел. И «мере», который мне Семенов подарил, — начало. Я от жизни хочу большего. Тоже, как Семенов, подарочки дорогие делать. Мы возьмем этого Атамана, а потом, так и быть, отвезешь ей пацана сам.
— Ты думаешь, что говоришь? — зло спросил Валерий. — Ведь это пацан. Я тоже думал, что все просто: взял мальчишку — и предъявляй требования. Да хренушки, потому что сам отец. Как представил, что и мою дочь, Наташку, вот так же кто-то возьмет, ночь не спал. Все. — Как о твердо решенном сказал он.
— Мальчика сегодня отвезут Ритке. Хотя бы за то, что она не испугалась прийти сюда. Она…
— Эта стерва, — закричала Лолита, — чуть меня не утопила!
— Потому что она мать, — отрезал Валерий. — Немедленно отправьте пацана домой, — приказал он и вышел.
— Поняла? — насмешливо спросил Лолиту Родион. — Он даже на тебя хрен забил. Ему чхать, что эта стерва чуть тебя не утопила. Ему плевать, что Кардинал в ярости и может всех нас поставить на место. Приехали ребята из столицы, и может завариться крупная буча. Если Кардинал узнает, что мы отдали пацаненка Ритке, нам хана.
— Я осталась там, — вздохнула Лола, — слышала, как он говорил с ней, и успела задержать того парня, который должен был ехать за мальчишкой. А тут и ты появился. Но если он узнает, что мы…
— Тебе чья шкура дороже? — неожиданно спросил Родион. — Своя или мужа-детолюбца? Лично мне моя, поэтому пацана Ритке не отдавать.
— Если сегодня мальчишка не будет у Ритки, — услышали они из-за двери, — пеняйте на себя. Да и не мешайте вы мне, ясно?! — шагнув в комнату, проорал Валерий.
— Но, Валерий, Рудик прав! — воскликнула Лола. — Кардинал нас уничтожит! Он уже сказал тебе, что ты на них не работаешь. А ты сам знаешь, что это такое. Ведь двоих уволенных убирали твои парни!
— Я разговаривал с Семеновым, — ответил Валерий. — Он сказал, что слова одного Кардинала мало что значат. Я не ухожу сам. А с Атаманом действительно получилось сложно. Это даже в Москве поняли. Ведь не зря они парней прислали. К тому же я отдаю мальчишку не потому, что добренький. Ореховы Атамана отдадут нам. Подумайте сами, если Ритка не побоялась прийти к нам и попыталась убить Лолиту ради сына, они этого Атамана лично убьют и нам труп привезут. Атаману плевать на племянника, ему своя шкура дороже. Хорошо, если бы они об этом еще не узнали. А то Атаман шлепнет Витьку и исчезнет. А так есть шанс, что Ореховы, спасая пацана, отдадут нам Атамана.
Лола и Родион переглянулись.
— Вообще-то тоже верно, — признал Родион.
— И еще раз предупреждаю, поперек дороги мне не становитесь, ясно? — Они услышали угрозу в голосе Валерия.
— Добрый день, — улыбнулся Стилист открывшей дверь Ксении.
— Здравствуйте, — кивнула та. — Вам кого?
— Зоя Андреевна дома?
— Нет, но скоро должна прийти.
— Можно увидеть ее мужа?
— Заходите. — Сняв цепочку, она отступила. Стилист, тщательно вытерев ноги о коврик перед дверью, вошел.
— Андрей Васильевич там. — Ксения кивнула на дверь спальни.
— Спасибо. — Стилист вошел в спальню.
— Вы с ним? — спросила Ксения вошедших парней. Оба молча кивнули.
— Добрый день, — улыбнулся Стилист.
— Здорово. — Сидевший в инвалидной коляске Андрей вопросительно посмотрел на него.
— Дело вот в чем, — начал Стилист. — Вашей супруге, Зое Андреевне, уже несколько раз предлагали высокооплачиваемую работу. Вы знаете об этом?
— Конечно, — кивнул Андрей. — И ты, видно, из тех субчиков, которые ходят к ней. Так вот что. — Он подъехал к сидящему на стуле Стилисту. — Передай им, что, если еще раз кто-то на нес наедет, я обращусь в милицию. А там у меня есть друзья. И вам…
— Напугал, — рассмеялся Стилист. — Ну что же. — он поднялся. — Не хотелось так. — С деланным сожалением он развел руками. — Но уж больно ты, паралитик хренов, строишь из себя. Кто ты есть-то? — Он в лоб толкнул Андрея. Коляска повалилась набок. — Паралитик, а блатуешь. — Подойдя, пнул вскрикнувшего Андрея ногой. — Друзья у него в милиции есть. Так вот, калека, — он ухватил нос замычавшего Андрея, — если только полслова вякнешь, сразу твою супругу рядышком с тобой на каталку посадим. И еще, паралитик… — Он вытер пальцы о пижаму Андрея. — Не забывай, что у вас есть доченька. А она ничего из себя, — подмигнул он. — Сейчас знаешь сколько сексуальных маньяков развелось? Так что подумай и своей женушке скажи. Завтра мы придем за ответом. Если снова нет или милицией пугать начнете, пеняйте на себя. — Высморкавшись на грудь Андрея, вытер пальцы о его пижаму и вышел.
— Спасибо, — улыбнулся он Ксении. — Мы закончили разговор. Вы кто будете? Родственница?
— Подруга, — улыбнулась она.
— Красивая у Зои Андреевны подруга, — кивнул Стилист и вышел в открытую одним из парней дверь. Проводив их, Ксения вошла в спальню. Вскрикнув, подбежала к Андрею, подняла коляску и усадила его.
— Они тебя не тронули? — со слезами бессильной злости на глазах спросил он.
— Нет, — помотала она головой. — А вы…
— Иди, Зойку встречай. Если что, кричи что есть мочи! Кто-нибудь да поможет. Иди. — заорал он. Ксения метнулась к двери.
— Теперь понятно, — кивнул захмелевший Топорик, — почему ты обо мне вспомнил. Только, Робинзон, зазря ты прикатил. — Он вздохнул. — Я уже кончился. Не Топорик, а так, киянка. И рад бы помочь, да не могу. Кончилось наше время.